которую пронзал летящий снег и окутывало что-то вроде застывшего тумана. Но на самом деле он, по-видимому, просто попал в шкваловое облако.
У него задеревенели ноги. Зажав под мышками скрытые перчатками кисти, он обхватил руками туловище. С уверенностью сказать, что он по-прежнему двигался в верном направлении, было нельзя. Вроде бы он шел в ту же сторону, что и в момент, когда пропала видимость, но по ощущениям он уже должен был давно дойти до марсохода.
На Марсе не было компасов, но у него на запястье и в машине работали системы APS. Сакс мог открыть подробную карту и определить местоположение самого себя и своего марсохода, потом немного пройти, чтобы понять, в какую сторону двигаться, и наконец, добраться непосредственно до машины. Он подумал, это требовало слишком больших усилий, – но затем понял, что холод путает его мысли, действуя на разум и тело. На самом деле это не так уж трудно.
Укрывшись от ветра за одним из валунов, он применил этот метод. В теории такой поиск был вполне осуществим, но на деле техника оставляла желать лучшего: экран на запястье имел диагональ всего в пять сантиметров и не позволял как следует различить нужные точки. Но он все-таки сумел их обнаружить, после чего немного отошел и вновь сверился с экраном. Но, увы, тот показал, что ему следовало повернуть примерно на девяносто градусов от того направления, куда он шел до этого.
Сакс почувствовал полное бессилие. Тело настаивало на том, что он двигался в верном направлении, разум – по крайней мере, его часть – был убежден, что стоило поверить изображению на экране и признать, что он в какой-то момент сбился с курса. Но по ощущениям это было не так: он все еще двигался в гору – что подтверждало правоту тела. Противоречие было настолько сильным, что на него накатила тошнота; осознание своего бессилия скрутило его так, что стало больно просто стоять на ногах, словно каждая клеточка тела изогнулась под влиянием того, что показывало запястье. Физиологический эффект когнитивного диссонанса – такого с ним еще не случалось. Он едва не поверил в существование внутреннего магнита в организме, какой есть в эпифизе мигрирующих птиц – только здесь магнитного поля не было как такового. Возможно, его кожа была настолько чувствительна к солнечной радиации, что он мог определить местоположение солнца даже в однородном темно-сером небе. Что-то такое просто не могло не оказаться правдой, ведь его чувство, что он шел в верном направлении, было таким сильным!
Наконец, тошнота от дезориентации спала, и он, постояв, все же пошел туда, куда ему указывал браслет, при этом ужасно себя чувствуя. Он слегка наклонился вперед – в таком положении ему становилось легче. Ведь, как гласила наука, доверять следовало приборам, а не инстинктам. Продолжив путь, он пересек склон. Ему никогда не доводилось чувствовать себя таким нескладным. Почти ничего не ощущающие ступни налетали на камни, которых он не видел, несмотря на то что те валялись прямо перед ним, – и так Сакс спотыкался раз за разом. Удивительно, как основательно снег мог закрыть обзор.
Спустя некоторое время он остановился и снова попытался найти марсоход с помощью APS. В этот раз карта на запястье выдала совершенно новое направление – за его спиной и налево.
Возможно, он прошел мимо машины. Почему нет? Ему не хотелось возвращаться назад, навстречу ветру. Но добраться до цели теперь можно было только так. Поэтому он склонил голову и мужественно двинулся вперед. Кожа давала странные ощущения: зудела в местах, где на костюме скрещивались нагревательные элементы, и онемела по всему остальному телу. Как онемели и ступни, отчего стало тяжело идти. Лицо ничего не чувствовало: до обморожения было явно недалеко. Нужно было где-нибудь укрыться.
У него возникла новая идея. Он позвонил Аонии, на гору Павлина, и почти мгновенно услышал ответ:
– Сакс! Ты где?
– Я как раз звоню, чтобы это узнать! – сказал он. – Я попал в бурю на Дедалии! И не могу найти марсоход! Хотел попросить, чтобы вы посмотрели на APS, мой и его! И чтобы сказали, в какую сторону идти!
Он прижал консоль к самому уху.
– Ка вау, Сакс, – Аония вроде бы кричала. Слышать ее голос в такой обстановке было необычно. – Секунду, дай проверю!.. Так! Вот где ты! А твоя машина вот! Ты что вообще делаешь так далеко на юге? Не думаю, что до тебя кто-нибудь сможет быстро добраться! Особенно если там буря!
– Да, здесь буря, – ответил Сакс. – Поэтому я и позвонил.
– Ладно, ты примерно в трехстах пятидесяти метрах к западу от машины.
– Строго к западу?
– Чуть ближе к юго-западу! Но как ты там будешь ориентироваться?
Сакс задумался. Отсутствие магнитного поля на Марсе никогда не доставляло ему хлопот, но факт оставался фактом. Он мог предположить, что ветер дул с запада, но это было бы лишь предположением.
– Можешь свериться с ближайшими метеостанциями и сказать мне, с какой стороны дует ветер? – спросил он.
– Конечно, но они не сообщат местных отклонений! Так, секунду, мне тут уже помогают.
Прошло несколько долгих холодных мгновений.
– Ветер дует с северо-запада, Сакс! Значит, тебе нужно идти в том же направлении, что и он, только немного влево!
– Я понял. А сейчас помолчи, пока не увидишь, куда я иду, а потом поправишь меня.
Он снова сдвинулся с места, к счастью, почти по ветру. Через пять-шесть болезненных минут его запястье подало сигнал.
– Ты идешь правильно! – сообщила Аония.
Это воодушевило Сакса, и он прибавил шагу, хоть ветер и проникал ему между ребер, в самое нутро.
– Все, Сакс! Сакс?
– Да!
– Ты и твоя машина сейчас в одной точке!
Но никакой машины Сакс не видел.
У него упало сердце. Зона видимости по-прежнему тянулась метров на двадцать, но машины не было. Он быстро забрался в укрытие.
– Иди по расширяющейся спирали от того места, где ты сейчас, – посоветовал ему голос на запястье. В теории это была здравая мысль, но он не мог решиться на то, чтобы ее осуществить. Не в силах снова обратить лицо к ветру, он тупо смотрел на черную пластиковую консоль у себя на руке. Больше ничем помочь она не могла.
На мгновение ему стали видны сугробы, находившиеся по левую сторону. Он заковылял туда, чтобы их осмотреть, и обнаружил, что снег лежал на уступе, достававшем ему до плеча. Раньше этого уступа он не замечал, хотя видел несколько веерообразных трещин, вызванных воздыманием Фарсиды, и это, вероятно, была одна из них – она и защищала сугроб от ветра. Снег же обеспечивал превосходную изоляцию. Хотя укрываться в нем было малопривлекательной перспективой. Впрочем, Сакс помнил, что альпинисты нередко закапывали себя, чтобы пережить ночь. Снег помогал защититься от ветра.
Подойдя к сугробу, он пнул его онемевшей ногой. Ощущение было такое, будто он ударил по камню. О том, чтобы выкопать себе снежную пещеру, нечего было и думать. Но если бы он просто попытался, это немного бы его согрело. К тому же у подножия наноса было не так ветрено. Продолжая пинать снег, он обнаружил, что под слоем твердого льда лежала обычная снежная пыль. Так что вырыть пещеру было реально. Он принялся копать дальше.
– Сакс! Сакс! – закричал голос у него на запястье. – Что ты там делаешь?
– Копаю снежную пещеру, – ответил он. – Бивак.
– Ох, Сакс… Мы летим на помощь! Мы сможем добраться следующим утром, несмотря ни на что! Держись там! Мы будем говорить с тобой!
– Хорошо.
Он работал руками и ногами. Припав к коленям, выгребал жесткий зернистый снег, разбрасывая хлопья во все стороны. Было тяжело двигаться, тяжело думать. Он горько жалел, что так далеко отошел от марсохода, а потом слишком увлекся изучением местности у ледяного водоема. Позорно было бы умереть, когда все вокруг складывалось таким интересным образом. Стать свободным, но мертвым. Наконец, у него получилась небольшая впадина – что-то вроде продолговатого отверстия в твердом льду. Изнуренный, он сел и кое-как, лежа на боку и отталкиваясь ботинками, ввинтился внутрь. Лежать на спине было жестко, но зато теплее, чем под яростным ветром. Тело приятно дрожало, а когда дрожь прошла, он ощутил смутный страх. Замерзнуть до такой степени, что пропадала дрожь, было не к добру.
Он очень устал, очень замерз. Посмотрел на наручную консоль. Было четыре вечера. Он проходил по буре лишь немногим больше трех часов. Нужно было продержаться еще часов пятнадцать-двадцать до того, как его спасут. Или же утром буря стихнет и можно будет найти марсоход. Так или иначе, ему предстояло пережить ночь, свернувшись калачиком в снежной пещере. Либо выбраться обратно и продолжить поиски машины. Она никак не могла стоять далеко. Но, пока ветер не ослабнет, он не мог осмелиться выйти наружу.
Приходилось пережидать в пещере. Теоретически он мог выдержать там ночь, пусть сейчас ему и было невообразимо холодно. А по ночам на Марсе температура до сих пор резко падала. Но буря могла улечься через час, позволив ему найти марсоход и добраться до него раньше наступления темноты.
Он сообщил Аонии и остальным о своем положении. Они очень встревожились, но ничего не могли поделать. В их голосах чувствовалась досада.
Казалось, прошло несколько минут, прежде чем у него появилась новая мысль. Если человек продрог, в конечности поступало значительно меньше крови – и в кору головного мозга, очевидно, тоже: она попадала преимущественно в мозжечок, чтобы обеспечивать работу всего остального.
Прошло еще какое-то время. Вроде бы наступили сумерки. Нужно было созвониться снова. Он замерз чересчур сильно – что-то было не так. Пожилой возраст, большая высота, уровень углекислого газа – какой-то фактор или их сочетание усугубляли его состояние. За ночь он может просто умереть! И кажется, как раз медленно загибается. Ну и буря! Наверное, это из-за удаления зеркал. Будто наступает ледниковый период. Массовое вымирание.
Ветер стал звучать как-то странно, будто перешел на крики. Порывы были мощные и, казалось, слабо зазывали: «Сакс! Сакс! Сакс!»