но кренилось и тряслось. Ему не раз рассказывали историю о человеке, который вывел своим ультралитом такую страшную спираль, что симулятор оторвался от крепления и разбил стеклянную стену, порезав несколько оказавшихся рядом человек и сломав руку самому пилоту.
Ниргал, как и большинство остальных, таких ошибок не допускал. Почти каждое утро он посещал заседания «Свободного Марса» в городском управлении, а после обеда летал. Спустя несколько дней он обнаружил, что утренние заседания его тяготят и что ему хотелось только летать. Не был он основателем партии, что бы кто ни говорил. Чем бы он ни занимался в те годы, это не было политикой, не такой, как сейчас. Может быть, в той деятельности и состоял политический элемент, но по большей части он просто жил своей жизнью, говорил с людьми в «полусвете» и в городах на поверхности о том, как им жить и иметь при этом свободу и другие блага. Ладно, пусть это и политика – к ней можно все причислить, – но на самом деле политика его, похоже, не интересовала. А может, он просто не любил правительственную работу?
Конечно, когда всюду доминировала Джеки и ее команда, это казалось особенно неинтересным. Сейчас политика была иного толка. Теперь он видел, что ближнее окружение Джеки не испытывало восторга по поводу его возвращения с Земли. Его не было целый М-год, и за это время возникла целая новая группа, которая рассматривала Ниргала как угрозу лидерству Джеки и их собственному влиянию на нее. Они были решительно, пусть и неявно, настроены против него. Нет. Когда-то он был лидером уроженцев, харизматичным выходцем из племени, сложившегося из рожденных на Марсе. Сын Хироко и Койота, человек очень высокого мифического происхождения, которому было очень трудно противостоять. Но с тех пор прошло время. Теперь у власти стояла Джеки, которая также имела мифическое происхождение – потомок Джона Буна, как и Ниргал, выросшая в Зиготе, к тому же (отчасти) поддерживающая минойскую культуру региона Дорса Бревиа.
Не говоря уже о ее прямой власти над ним. Но ее советники не могли ни понять этого, ни иметь полного представления. Для них он был угрожающей силой, которую ни в коем случае нельзя было сбрасывать со счетов из-за земной болезни. Вечной угрозой их родной королеве.
И он сидел на собраниях в городском управлении, стараясь не обращать внимания на их мелкие интриги и сосредоточиться на вопросах, которые поступали со всех уголков планеты и зачастую касались проблем с землей и различных споров. Многие купольные города желали убрать свои купола, когда это позволяло атмосферное давление, и едва ли хоть в одном из них считали, что эту процедуру необходимо было сначала согласовать с природоохранным судом. В некоторых районах было так засушливо, что ключевой проблемой стало их водоснабжение, и их жители направляли столько запросов на распределение воды, что казалось, будто уровень Северного моря можно было понизить на целый километр, лишь перекачав воду к страдающим от жажды городам юга. Эти и тысячи других проблем испытывали конституционные «сети», соединяющие местные самоуправления со всемирными институтами, и споры, казалось, не смолкнут никогда.
Ниргал, хоть и, в общем, не питавший интереса к этим пререканиям, все же находил их предпочтительными для той политики партии, которую она вела в Каире. Он вернулся с Земли, не имея официальной должности ни в новом правительстве, ни в старой партии, и теперь видел, что его сторонники (или, скорее, противники Джеки) вели борьбу за то, чтобы дать ему не место с ограниченным влиянием, а серьезную должность, которая даст ему реальную власть. Кое-кто из друзей советовал ему подождать и, когда придет время выборов, выдвинуться в сенат, другие говорили об исполнительном совете, третьи – о месте в МПС. Ниргалу не нравилось ничего из этого. А когда он общался по видео с Надей, то видел, что все эти должности стали бы для него тяжким бременем. Хотя она сохраняла достаточно невозмутимый вид, было заметно, что эта работа ей претила. Но Ниргал не выдавал своих чувств и внимательно выслушивал тех, кто давал ему советы.
Сама Джеки возглавляла собственный совет. На заседаниях, где Ниргала принимали за своего рода «министра без портфеля», она вела себя с ним более безучастно, чем обычно, что наводило его на мысль, что ей нежелательно его продвижение по служебной лестнице. Она хотела посадить его на такую должность, которая, учитывая ее собственную, была бы непременно ниже. Но если он окажется где-то на стороне…
И вот она сидела с младенцем на руках. Тот мог быть его ребенком. И Антар смотрел на нее с тем же выражением лица, с той же мыслью. Так бы, несомненно, смотрел бы и Дао, будь он до сих пор жив. Ниргала внезапно охватила скорбь по своему единоутробному брату, своему мучителю, своему другу – они с Дао дрались между собой, сколько он себя помнил, но, несмотря ни на что, приходились друг другу родными.
Джеки, казалось, уже забыла и Дао, и Касэя. Как забыла бы и Ниргала, если бы того убили. Она была в числе тех Зеленых, которые отдавали приказ подавить наступление Красных в Шеффилде, и поддерживала жесткие меры. Пожалуй, она просто вынуждена забывать о мертвых.
Младенец заплакал. В его округлом лице невозможно было заметить никакого сходства с кем-либо из взрослых. Ротик, как у Джеки. Но во всем остальном… От власти, которую порождало анонимное отцовство, становилось страшно. Конечно, мужчина тоже мог такое проделать: взять яйцеклетку, вырастить ее путем эктогенеза самому. Рано или поздно кто-то так и поступит, особенно если женщины станут слишком часто следовать примеру Джеки. Мир без родителей. Пусть настоящей семьей могли быть и друзья, но по телу Ниргала все равно пробежала дрожь при мысли о том, что когда-то сделала Хироко и что теперь делала Джеки.
Чтобы очистить разум от всего этого, он продолжал летать. Однажды вечером, когда он сидел на платформе после блистательного полета, кто-то упомянул в разговоре имя Хироко.
– Я слышал, она на Элизии, – сказал кто-то. – Устроила там новую коммуну коммун.
– Где ты это слышала? – спросил он у женщины, но получилось немного резко.
– Помнишь тех пилотов, которые останавливались здесь на прошлой неделе? Которые летят вокруг света, – отозвалась женщина, удивившись. – В том месяце они были на Элизии и сказали, что видели ее там. – Она пожала плечами. – Это все, что я знаю. Конечно, никакого подтверждения этому нет.
Ниргал откинулся на спинку сиденья. Как всегда, информация из третьих рук. Некоторые из таких историй, правда, выглядели правдивыми, а иногда попадались и чересчур правдивые, настолько, что явно были выдуманы. Ниргал не знал, что и думать. Совсем немногие считали, что она погибла. Мелькали и сообщения о встречах с людьми из ее окружения.
– Просто им хочется, чтобы она была там, – сказала Джеки, когда Ниргал рассказал ей об этом на следующий день.
– А разве ты этого не хочешь?
– Конечно, – хотя на самом деле она не хотела, – но не настолько, чтобы выдумывать об этом байки.
– Ты правда думаешь, что это все выдумки? Ну кому это нужно? Зачем людям это делать? В этом нет никакого смысла.
– Люди вообще существа бессмысленные, Ниргал. Тебе стоит это уяснить. Люди замечают где-нибудь пожилую японку и думают: как она похожа на Хироко! Потом вечером рассказывают соседям по комнате, что, как им кажется, они видели Хироко. Мол, она на рынке покупала сливы. Потом сосед идет на свою стройку и говорит, что его сосед вчера видел, как Хироко покупала сливы.
Ниргал кивнул. Разумеется, это было правдой – по крайней мере, в большинстве случаев. Но в остальных, в тех немногих, которые выбивались из общего ряда…
– А пока тебе нужно принять решение насчет того места в природоохранном суде, – сказала Джеки. Это был местный суд, нижестоящий по отношению к мировому. – Мы можем устроить так, чтобы Мэм получила должность в партии, которая на самом деле даст больше полномочий, или ты можешь ее занять, если хочешь. А может, и обе займешь. Но нам нужно знать.
– Да-да.
В комнату вошло несколько человек, желающих обсудить какие-то другие вопросы, и Ниргал отдалился к окну, расположившись рядом с няней и ребенком. Дела ничуть его не интересовали – гадкие и абстрактные, они сводились к манипуляциям над людьми, которым не давали никаких материальных благ за тяжелый труд. «Это и есть политика», – сказала бы Джеки. И она явно получала от этого удовольствие. В отличие от Ниргала. Что было странно, ведь он, казалось бы, всю жизнь корпел, чтобы добиться места в политике, а теперь, когда достиг цели, это ему не нравилось.
Он вполне мог научиться делать эту работу. Ему пришлось бы преодолеть враждебность тех, кто противился его возвращению в партию, создать основу собственной политической поддержки, то есть собрать группу людей, которые станут помогать ему. Используя свое служебное положение, пришлось бы оказывать им услуги, втереться в доверие, натравливать их друг на друга, чтобы каждый старался исполнять его приказания, доказывая свое превосходство над остальными… Он видел, как это устроено, прямо в этой комнате, когда Джеки принимала своих советников, одного за другим. Она обсуждала с ними все, что происходило в сфере их полномочий, после чего раздавала им поручения, чтобы те могли проявить ей свою преданность. Конечно, если бы Ниргал обратил на это ее внимание, она сказала бы, что так и должно быть. Такова политика. Марс находился теперь во власти марсианских политиков, и эту работу необходимо было делать, чтобы создать новый мир, к которому они стремились. Не нужно быть привередой, нужно быть реалистом и, засучив рукава, приступить к делу. В этом даже имелось какое-то благородство. Эта работа необходима!
Ниргал не знал, были ли эти суждения верны или нет. Неужели они действительно потратили свои жизни на избавление Марса от господства Земли лишь затем, чтобы установить здесь местный вариант того же уклада? Неужели политика обязательно должна быть такой практичной, циничной, неестественной и противной?