час же ее вызову из Запорожья. Как вы думаете… – но лейтенант не окончил фразы. Впереди, между стволами деревьев мелькнуло что-то темное и непонятное. Петренко даже не успел предупредить спутницу. Он резко остановил оленей, круто повернув их вправо. Так круто, что нарты встали на бок и перевернулись. Эверстова свалилась в снег.
Петренко же твердо встал на ноги, взял винтовку на изготовку и замер, устремив взгляд вперед.
Теперь и Эверстова, поднявшись, увидела, что впереди что-то мелькает и приближается к ним.
– Тс-с… – едва слышно произнес лейтенант, припал на одно колено и приложил приклад к плечу.
Он уже готов был выкрикнуть команду, которую заранее обдумал, но рассмотрел, как что-то темное и во всяком случае не человек накатывается на них.
Эверстова вздрогнула, присела и тут же крикнула:
– Да это же Таас Бас! Таас Бас, хороший пес, хороший.
Собака уже подбежала, заметалась от одного к другому, подпрыгивала, пытаясь лизнуть в лицо.
– Фу… – облегченно и в то же время разочарованно вздохнул лейтенант. Он думал, что наконец подошла решительная минута, а тут, вместо преступников, оказался Таас Бас.
Эверстова ласкала собаку.
– Как вы его не подстрелили? Вот был бы номер!
– Ну уж нет. Стрелять я не собирался, а если бы и выстрелил, то не в цель. Скажите правду, что вы подумали?
– Я… Я… – замялась Эверстова. – Честно говоря, струхнула немножко.
– Бывает, – уронил Петренко. – Это со всеми бывает. Настоящий трус тот, кто никогда не скажет о том, что испугался.
– Значит, недалеко Роман Лукич.
– Выходит так. Таас Бас, наверное, вырвался вперед.
– А уж не случилось ли что-нибудь с майором?
– Исключаю. Совершенно исключаю. Смотрите, как Таас Бас ведет себя весело.
И не успел Петренко проговорить это, как до cлуха обоих дошел характерный скрип полозьев нарт, а через несколько секунд показалась упряжка Шелестова.
Майор подъехал совсем близко. Олени сошлись морда в морду. Майор встал с нарт, размялся.
– Ну и напугал нас Таас Бас, – призналась Эверстова.
– А почему вы тут остановились? – спросил Шелестов.
Петренко объяснил.
Шелестов закурил и сказал:
– Да, напрасно мы потеряли несколько часов. Следов не видели?
– Нет… Нет… – почти в один голос ответили Петренко и Эверстова.
"Опять эти мерзавцы провели нас, – подумал Шелестов. – Значит, они решили повторить ту петлю, а не эту, и подались на запад". И спросил:
– Олени устали?
– Незаметно. Бегут хорошо, – ответил Петренко.
– Отдых давали?
– Да, несколько раз.
– Сеанс был? – поинтересовался он.
Эверстова рассказала о том, что передал Якутск и что передала она ему.
Шелестов слушал и одновременно продолжал думать:
"Не может быть, чтобы они решили вернуться назад. Надо быть круглыми идиотами, чтобы решиться на это. Это новая хитрость. И они, наверное, опять появятся на перекрестке. Нельзя терять ни минуты".
– Сколько времени по вашим часам? – спросил майор.
Петренко и Эверстова всмотрелись каждый в свои часы. Время у всех троих совпадало. Было начало четвертого.
– Возвращаемся на перекресток, – сказал Шелестов. – Вы моей дорогой, а я вашей. И будьте все время начеку.
– Понимаю, – ответил Петренко.
Все сели на нарты. Олени разминулись и удалились в противоположные стороны.
…Тайга редела. Чаще стали мелькать березы, а потом олени выбежали на безлесный кусок равнины и побежали веселее. Дорога здесь была легче, прямее, уже не попадались пни, бурелом, валежник. И видимость стала лучше. Сделалось как бы светлее, хотя до рассвета было еще далеко. Ветерок тоже стих и был почти неощутим.
По договоренности, выработанной еще в тот момент, когда покидали Быканырова, Петренко смотрел налево, Эверстова – направо.
Но перед глазами по-прежнему стелилась и уводила вперед хорошо видимая даже ночью дорога.
И вот, примерно часа через полтора после безостановочной езды по равнине, ведущей к излучине и уже знакомой, Эверстова вдруг вскрикнула, схватила лейтенанта за плечи:
– Стойте, стойте! Следы!
Петренко остановил упряжку.
– Где? – спросил он.
– Проехали. Я отчетливо видела, – и, соскочив с нарт, Эверстова побежала назад, погружаясь в снег. Отбежав метров двадцать, она с тревогой в голосе позвала лейтенанта: – Идите сюда… Скорее… Проехали и не заметили… Точно, следы…
"Как же не заметили, когда заметили", – подумал Петренко, идя к Эверстовой.
– Вот, смотрите… – сказала та.
Но можно было не говорить и не показывать. И так было видно. От накатанной дороги влево на северо-восток, под углом примерно градусов в тридцать, уходил новый, совсем свежий след, который и заметила Эверстова.
Петренко достал компас, положил его на ладонь, и компас подтвердил, что след уходил именно на северо-восток.
– Они пошли по своему прежнему курсу, – проговорил он.
– Но как не заметил Роман Лукич? – удивилась Эверстова.
– Да, действительно… Хотя, знаете что? Когда он проезжал здесь, видимо, следа еще не было.
– Так что же, выходит, что они проехали после майора?
– Выходит так, – сказал Петренко. – И уж если бы майор пропустил след, что совершенно невероятно, то Таас Бас наверняка бы его обнаружил.
– Да, да… Я и забыла о Таас Басе. Значит, они ехали следом за Романом Лукичом, по его следу, а тут взяли круто влево.
– Наверное, – разница только во времени. Мы проехали полпути до перекрестка и до излучины.
Эверстова опустилась на колени и внимательно всмотрелась в след, идущий на северо-восток и проложенный одними нартами.
– А вы знаете что? – спросила она, поднявшись. – Мы сейчас должны встретиться с товарищем Быканыровым. Так ведь? Он же должен последовать за ними…
Петренко задумался.
– Может быть он тоже проехал?
– Нет, – опровергла предположение лейтенанта Эверстова. – Никак этого не может быть. Тут прошли одни нарты. Это определит любой пионер.
– Ну, если так, то мы скоро встретимся с дедушкой, – не спорил Петренко.
– Да. И чем скорее встретимся, – тем лучше. Ведь все равно придется ожидать майора.
– Совершенно верно. Поехали!
*
До перекрестка у излучины реки осталось, по подсчетам Петренко и Эверстовой, уже не более километра, но старого охотника не было.
Олени уже сбавили бег – устали.
– Я прав, – заметил лейтенант. – Дедушка Быканыров, наверное, проехал за ними.
– Могу спорить, что нет, – уверенно заявила Эверстова. – Я же полуякутка, полурусская, в тайге не раз бывала и ездила много. Я не определю точно, сколько прошло нарт, если их прошло несколько, ну, допустим, четверо, пятеро. И это очень трудно определить, но когда прошли одни нарты – ошибиться невозможно.
Петренко хотел возразить спутнице. Он хотел сказать, что большое значение имеет время суток. Одно дело днем, совсем другое – ночью. Можно же ошибиться в темноте. Но он не успел возразить. До слуха его к Эверстовой отчетливо долетел собачий вой.
Петренко придержал оленей, и те встали.
– Слышите? – спросил он.
– Слышу.
Вой раздавался метрах в четырехстах, если не меньше, от перекрестка и от того места, где был оставлен в засаде Быканыров.
– Таас Бас? – сказал неуверенно Петренко и тут же добавил:
– А может быть волк?
– Нет, не волк. Это Таас Бас. И как он воет, прямо по сердцу скребет.
– Значит, майор уже там?
– Но почему так воет Таас Бас?
– Не понимаю. Поехали…
Приближаясь к перекрестку, лейтенант думал:
"Где же Быканыров? Почему он не пошел по следу преступников? Возможно, заснул и проглядел? Ой, как жутко воет…" – и Петренко гикнул на оленей.
Уже черно вырисовывались растущие кучкой березы. Получилось так, что нарты Шелестова и Петренко подошли к перекрестку одновременно. Олени чуть не столкнулись.
Шелестов спрыгнул с нарт и быстро оглядел местность вокруг.
Стояла тишина, и только хватающий за душу вой Таас Баса нарушал ее, казался здесь ненужным и противоестественным.
Таас Бас выл в зарослях тальника. Он вырвался вперед почти за километр до перекрестка. И, подъезжая, майор также услышал вой собаки, и он взволновал его не меньше, чем Петренко и Эверстову.
– Ну, как? – спросил Шелестов, стоя на месте, и что надо было понимать под словом "как" – Петренко не мог сообразить. То ли это относилось к вою Таас Баса, то ли к тому, что заметили на пути Петренко и Эверстова.
– Мы обнаружили их след, товарищ майор.
– Где?
– Километрах, примерно, в восьми отсюда.
– Куда идет след?
– На северо-восток. Я точно определил по компасу.
– И след совсем свежий, от одних нарт, – добавила Эверстова.
– Но где же Быканыров? – спросил Шелестов, и в его вопросе послышалась тревога.
Петренко развел руками.
– Не знаю, мы его не встретили…
– Но почему воет Таас Бас? Что случилось? – не в силах сдержать волнения, спросил майор.
– Мы сами перепугались, – робко заметила Эверсгова.
А Таас Бас продолжал выть и выл как-то призывно-жалобно, точно зовя на подмогу.
Шелестов машинально поправил автомат, болтающийся на груди, сделал несколько шагов и остановился. Рядом с ним стали Петренко и Эверстова.
Они отчетливо увидели странную, точно кем-то пропаханную борозду в снегу, идущую от перекрестка туда, где был оставлен в засаде Быканыров и где сейчас выл Таас Бас.
Шелестов и его друзья стояли в оцепенении, не двигаясь.
Ночная мгла медленно, как бы нехотя, редела, таяла. Гасли в небе звезды на западной стороне, а на востоке, сквозь предрассветные сумерки уже проглядывал неуверенный утренний свет.
– Отец! А отец! – дрогнувшим голосом громко крикнул Шелестов.
Отозвалось и быстро угасло только эхо.
– Таас Бас! Ко мне! Таас Бас! – опять крикнул Шелестов.