– Ну давай. Только сразу закладывай в проект ТЭЦ два таких генератора, я по восемь имею в виду. Или даже три, лишними не будут…
– Лиза, я просто на всякий случай предупредить хочу: один такой генератор в сутки угля, причем не бурого, а каменного, из Лисичанска например, тонн сто двадцать-сто тридцать сожрет и не поморщится.
– Предупредительная ты наша… спасибо, но это я уже знаю. Железку-то до Гидростроя уже из Твери дотянули? А новый Сашин тепловоз уже полтора десятка вагонов неплохо тащит, так что даже зимой триста тонн доставить проблемой не будет. Вот добыть их… Но об этом думать – как раз моя работа.
Кое-что в плане «упрощения добычи» появилось уже в декабре: Рязанский тракторный стал выпускать и новенькие экскаваторы. Пока – очень небольшие, с ковшом объемом всего по пятьдесят литров, но и такой экскаватор заменял уже два десятка землекопов с лопатами. А Володя занимался подготовкой производства экскаваторов с ковшом уже двухсотлитровым: Саша, после нескольких лет напряженной работы, полностью «передрал» мотор от «Беларуси» и в Мценске началось производство новеньких, но до слез знакомых всем учительницам, тракторов. Так как и шинный завод в Рязани не остался без «всемерной поддержки», новые трактора, как и рязанские, делались уже с «резиновыми колесами». А «оригинал», хотя он до сих пор оставался в рабочем состоянии, Саша отреставрировал и поставил «на хранение» в ангар рядом с Ютоном. Заранее предупредив всех заинтересованных, что «это временно».
От имеющегося «оригинала» новый трактор отличался разве что полностью изготовленным из меди радиатором, ну и кожаным сиденьем в кабине. Последнее было понятно: изобилия дерматина пока еще не наблюдалось (поэтому и в «оригинале» сиденья давно уже стали кожаными). Но с медью теперь проблем практически не было, заводик в Березняках ее выдавал почти по пятьсот тонн в год, а на радиатор ее шло меньше двадцати килограмм. К тому же и Наде в Рязань степняки её тащили просто в удивительных количествах – главным образом потому, что медь Надя меняла на чугунную посуду килограмм на пять и поменять один медный котел на пять чугунных желающих было немало. И, хотя объемы этой торговли воображения не поражали, тракторостроению металла хватало.
То есть для тракторов хватало, которых в Мценске делалось по десятку в неделю. Но Саша где-то прочитал, что в начале века уже двадцать первого моторы от «Беларусей» умельцы довольно успешно ставили взамен износившихся штатных на грузовики ЗиЛ-130 и Газ-52. Его мысль о том, что теперь можно грузовики делать совсем даже не дровяные, увлекла. И единственное, что его удержало от немедленного воплощения идеи в жизнь, было то, что ни образцов, ни чертежей, ни даже вменяемых описаний конструкций этих грузовиков у него не было. Но Коломенский завод все равно моторов делал больше, чем их требовалось для тракторов, так что началась массовая замена дровяных моторов на дизель на кораблях речного флота. Маркус по этому поводу ничего, кроме весьма ехидных комментариев, не выдавал – и основной причиной было то, что пришлось по берегам ставить и заправочные станции, где суда могли залить солярку в опустевшие баки. А чтобы на этих станциях солярка все же имелась, потребовались и новые суда, на которых теперь солярка эта с заводов перевозилась. Однако танкеры Маркус проектировать не умел, так что пришлось ему скооперироваться с Жанной и просто на расшивы взгромоздить по пять – десять железнодорожных цистерн. На расшивы цистерны ставились поперек судна, что несколько мешало экипажам перемещаться по судну – но при такой компоновке пустая расшива (или наоборот, с полным грузом солярки) не болталась на волнах во время плавания. Правда если цистерны были заполнены не все или, что было хуже, все были заполнены не полностью, то предсказать, когда судно просто развалится от возникающей болтанки, никто, включая самого Маркуса, не мог.
Однако судно с двумя дизелями перемещалось по водным просторам заметно быстрее «дровяного» – и бурчание Маркуса все, включая Лизу, попросту игнорировали. Ведь разного рода грузов по воде перевозилось все больше и больше, только на перевозке тех же батарей из Касимова в другие города было задействовано больше десятка расшив. Маленьких, «рязанок» – но, как подсчитал сам Маркус, если бы их продолжали гонять со старыми (то есть с ростовскими тракторными) моторами, то судов потребовалось бы почти втрое больше. А ставить на «рязанку» дровяной мотор с газогенератором вообще было просто негде.
Наиболее тщательно «рязанский опыт» изучила Катя: её очень заинтересовал подход Нади к «удалению отходов жизнедеятельности». Потому что для города тысяч до десяти жителей простая канализация, сливающая все «продукты жизнедеятельности» в небольшие пруды-коллекторы, из которых все периодически вывозится «куда подальше», особых нареканий не вызывала. Но когда народу в городе становится больше, то или коллекторы вдруг внезапно переполнятся, или ассенизаторов хватать перестает. Надя в Рязани соорудила систему более соответствующую требованиям хотя бы века двадцатого: продукты самотеком из домов стекают в промежуточные коллекторы (подземные), которые по мере заполнения освобождаются с помощью насосов, перекачивающих их содержимое в удаленные от города пруды-отстойники. Правда, сама Надя сказала, что она позаимствовала эту систему у знаменитого атамана Платова, построившего такую в Плёсе – то есть буквально из начала века девятнадцатого.
Катя, осматривая городские коллекторы, задала один вопрос:
– Надя, а почему из дырок, откуда указатели уровня высовываются, не воняет?
– Воняет, – усмехнулась та, – только очень недалеко. Я когда-то по телевизору передачу смотрела про юбилей какой-то Мосводоканала, и там показали, как тамошние спецы закрыли отстойники крышками и выделяющуюся вонь пустили через мощные ионизаторы. Ведущие передачи говорили, что вонь от этого пропадает потому что все ароматические бяки внутри трубы и окисляются полностью. Мне твой Вовка десяток люстр Чижевского сделал – и вонь теперь дальше этой трубы не идет. Только ты сначала с химиками поговори: Вовка, когда трансформатор на двадцать пять киловольт делал, провод брал с высоковольников из мониторов у Михалыча, там изоляция специальная вроде бы нужна, а кинескопы давно уже закончились…
Интерес у Кати к градостроительным достижениям был совсем не праздным: в Москве строительство Кремля почти закончили и теперь потихоньку окружающая Кремль местность застраивалась домами уже жилыми. И не совсем жилыми, но людьми посещаемыми, а потому в водопроводе и канализации нуждающимися: у Васильевского спуска началось возведение копии храма Василия Блаженного, а на противоположной стороне вымощенной порфиром Красной площади наполовину уже поднялся Исторический музей. И музей строился очень быстро – просто Катя, изучив все, что касалось здания в доступной литературе, сделала свои выводы. Например, чтобы избежать усадки и растрескивания стен, под фундамент был выкопан котлован почти девятиметровой глубины, и в котловане сначала поставлено несколько десятков «буронабивных колонн» двадцатиметровой длины (или «глубины»). Ну а поскольку буров нужного размера под рукой не оказалось, то строители просто выкапывали глубокие колодцы, в них монтировали стальную арматуру и заливали все бетоном. А сверху почти полсотни колонн соединили огромной, толщиной в четыре метра, железобетонной плитой. И Вовка, по его словам «вынужденно принимавший участие во всех авантюрах жены и вынужденно получающий от этого огромное удовольствие», потом говорил, что стали в этой плите было побольше чем бетона. Врал, конечно: жена-то у него дурой не была и прочность материалов оценивать умела. А так как цемент, наконец, стал высококачественным, то и смысла заменять его дорогой сталью особого не было.
А качественный цемент в изобилии появился благодаря Денису. Парень много лет расстраивался из-за того, что цемент у него на всех заводах получался максимум трехсотой марки. «Имею желание сделать лучше, но не имею возможности» – постоянно жаловался он Кате, как главной заказчице продукта. И, наконец, возможность получил – после чего в течение всего лишь полугода на всех заводах поменяли валки и желоба валковых мельниц, поставив вместо «жернового камня» базальт. Точнее, он просто старые мельницы заменил на новые, и валки трехметрового диаметра мололи клинкер гораздо качественнее. Денис выстроил, наконец, могучую печь, в которой можно было расплавить этот камень, и первым делом отлил детали для мельниц цементных заводов, которые теперь выдавали цемент и пятисотой марки, и даже выше…
Вот только для отливки деталей для всех цементных заводов потребовалось чуть больше месяца (и еще месяц отливки пришлось очень медленно охлаждать чтобы базальт не обратился вульгарным обсидианом) – и уже Лиза «настойчиво посоветовала» парню существенно расширить номенклатуру базальтовых изделий. Не сказать, что Денис залучился счастьем, однако прочитав список «номенклатуры», который ему подготовила Лиза, согласился, что все это будет очень полезно. Правда все равно посетовал на очередную несбычу мечт:
– А я собирался вращающуюся печь цементную выстроить…
– Дело хорошее, – ответила на жалобу Лиза, бегло взглянув на принесенный Денисов проект. – Но ты пока о чем подумай: у нас сейчас в Коломне шесть печей, три в Орле, уже четыре в Михайлове. Две печки в Касимове, в Вольске восемь. Еще две возле Евпатории – это я только стотонные перечислила. Мы… ты сейчас в год производишь цемента больше девятисот тысяч тонн. При том, что населения у нас чуть меньше трехсот тысяч человек. Мы выпускаем цемента почти по три с лишним тонны на человека в год, при том что в двадцать первом веке Россия выпускала его по три центнера на рыло. А твоя новая печка одна добавит еще почти по тонне на человека. Да, население быстро растет, но… Я тебе больше скажу: сейчас твои уже ученики стотонную печь в состоянии сами выстроить за месяц-полтора. И скоро выстроят минимум две-три, просто потому что благодаря Корочеву братцу Кодру все междуречье Сожи и Днепра практически готово к нам присоединиться. А это то