Как стало уже традицией, перед полуночью «по телевизору» выступила Лиза. Но перед ней Вика Соболева сыграла на скрипке «Зиму» Вивальди…
– Ведь правда здорово получилось? – с сияющей улыбкой спросила у всех собравшихся Лиза, которая единственная здесь знала об этом концерте.
– Здорово. Но я не поняла, где она пять лет скрипку прятала и почему раньше не играла, – ответила Катя.
– Она не прятала, она ее сделала. Помнишь те дрова? У одного стола крышка оказалась сделана из цельной еловой доски, причем и ель была хорошая, и сохла она по подвалам лет пятьдесят. Из нее Вика вырезала верхнюю деку, нижнюю и все остальное из клена, который мы еще в первую зиму срубили. Еще накладку на гриф она из мореного дуба сделала, который где-то из Упы достали. Говорит, что это неправильно, но палисандра у нас нет. Клей она у Оли-маленькой взяла рыбий, струны ей Ксюша спроворила, из обрезков рессоры, кстати. Лак она сама сделала, янтарный – вынула несколько бусин из своего ожерелья. А канифоль, сколь ни странно, Маркус, причем не для скрипки – он про нее тоже ничего не знал, а по просьбе Михалыча чтобы паять можно было. Правда Вика сказала, что скрипка получилась не очень хорошая…
– Да уж, точно не Страдивари. Потому что Страдивари только слегка улучшил то, что и до него было, а Скрипка Соболевой – вообще первая на Земле! И лучшая, так что… Бабуль, у тебя в холодильнике винном не осталось бутылки муската или кагора какого-нибудь? Надо пойти Вику особо поблагодарить за такой всем подарок.
– Новый год же! Какой мускат? Шампанское тут нужно!
– Бабуль, а откуда у тебя шампанское?
– Шампанских бутылок на свалке было шестьдесят семь штук. Хуже было с пробками, то есть с пластмассовыми – пробковую мне в бутылку не впихнуть, но и они нашлись: Ксюша форму сделала и из старых пакетов наштамповала. Винограда этим летом выросло прилично, я три банки трехлитровых белого вина сделала. А потом как раз про Новый год и подумала. Мне Зоя посчитала, сколько углекислого газа можно в бутылку затолкать и как это сделать… не совсем настоящее вроде получается, но это же символ! Правда у меня всего пять бутылок получилось сделать… Так что сейчас и Михалыч с Ларисой шампанское откупоривают, и Вера Сергеевна с гостями, и Ира с Ниной конечно. А нам, думаю, и одной бутылки вполне хватит, так что Катя… нет, Вова – вот тебе бутылка, бегом в Вике! До боя курантов еще пятнадцать минут, успеешь. А речь Лизы потом посмотришь, или она ее тебе живьем повторит…
Традиции вообще-то вещи странные. Часто никому особо не нужны, но все их выполняют «потому что всегда так было». Именно по традиции на каждом столе в поселке стояла миска с оливье, поэтому же все героически дождались боя курантов, подняли бокалы за год прошедший и пожелали друг другу, чтобы «новый год стал еще лучше». Но традиции чаще всего полезны – по крайней мере новогодние. Провожая год ушедший все так или иначе вспомнили, что в том году произошло хорошее, а затем подумали как сделать следующий год еще лучше.
Еще у традиций есть странное свойство: они иногда меняются, но в конце концов возвращаются к своей исходной «традиционной» форме. Или исчезают – но здесь и сейчас Новый год вернулся к классической форме тихого, спокойного семейного праздника. А, говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Традиционно говорят…
И год традиционно начался с отправке соляной экспедиции. То есть обычно сначала посевная начиналась, а в двести сороковом году теплоход за солью отправился не в середине апреля, а в конце февраля. В начале же марта – опять-таки традиционно уже – отправилась экспедиция на Балтику. Только на этот раз ее возглавил Эрих, и отправилась она на двух лодьях и трех «педальных вельботах». А женщины в экспедицию не поехали.
То есть в экспедицию на Балтику они не поехали, а поехали вовсе даже на расшиве на Каспий. И – немного дальше, до озера Индер. Там, в месте, куда пальцем ткнула Лида, за месяц с небольшим накопали нужных ей (и, главным образом, Вере Сергеевне) камней. Много камней, расшиву загрузили полностью – но оно и понятно: когда землю роют сорок мужиков, накопать можно очень много всякого.
К возвращению Лиды в Школу теплоход за солью скататься успел уже дважды. А так как Лидиных камней Вере Сергеевне больше не требовалось, то в третью и четвертую поездку за солью оба кораблика сходили вместе. Вот в пятую теплоход снова один ушел: расшива приступила к перевозке людей от «крепости» в устье Оцны в Вырку, Дубну и Тулу. С Десны к Оцне уже удалось перевезти даже больше тысячи человек, но работники-то требовались в других местах – а, «как показала практика» (любимое выражение Нади), на педальных лодках на двести километров столько полгода возить придется, да и с перевозкой скарба будут большие проблемы.
В первую поездку к Оцне отправился и Михалыч: за лето силами тамошних «бездельников» под руководством Кати и Вовы на этой невеликой речке была выстроена плотина (высотой аж в два метра – это над старым уровнем воды все же) с небольшой гидроэлектростанцией. То есть «самой мощной в мире», с двумя стокиловаттными генераторами. Опять-таки, как и почти все, что здесь делалось «попаданцами», «пока»: буквально в паре километров ниже по Оке на речке Рыбница Ходан – самый из «сообразительных» учеников Володи – руководил постройкой такой же ГЭС. Почти такой же: плотина по проекту была на метр выше, а генераторов там предполагалось поставить не два, в четыре. Но тут уж речка побольше попалась да берега покруче оказались…
Однако эти стройки (то есть гидростанций) осуществить оказалось возможно только из-за большого числа ничем не занятых людей. Ведь речки-то невелики, но прокопать обводной канал, насыпать дамбу чтобы здание ГЭС спокойно выстроить, затем канал закопать и дамбу убрать – для этого требуются толпы людей с лопатами. Или экскаватор – но пока цивилизация до них не доросла. Один как бы и имелся, но имелся строго на складе, снятый с белорусского трактора чтобы не мешался при пахоте. Пахать-то приходилось много – и чудо советского тракторостроения тарахтело в поле с марта по середину июля. Худо-бедно, но он успевал вспахать полторы тысячи гектаров за сезон, и заменить его было нечем. И все очень радовались, что уже получилось заменить Сашу в должности тракториста: он сумел обучить уже восьмерых парней непростому делу управления этим чудом техники. Половина из них пахала, другая половина – сеяла (сеялки цепляли уже к мотоблоку, так как и его мощности вроде на такую работу хватало).
Дважды за сезон замирали все стройки и мастерские: начиналась уборка урожая. Традиционно в июне и конце сентября – начале октября все население, включая детей (из тех, кто своими ногами ходить уже мог) отправлялись в поля. Почти все, исключая собственно «попаданцев», ведь то, чем занимались они, никто из хроноаборигенов выполнить не мог. За редким, разве что, исключением: Кира довольно уверенно принимала роды и даже один раз почти что самостоятельно сделала кесарево сечение. Еще Игорка – взрослый уже мужик, перебравшийся в Школу из Рязани, бывший – по нынешним временам – кем-то вроде ювелира, очень неплохо наловчился делать из нержавеющей стали иглы для шприцов, но все остальные работали в поле. И неплохо работали, продуктов хватало теперь практически всегда. И не только хлеба и овощей: в любом доме от Вырки и до Рязани яйца попадались в рационах почти ежедневно, да и курица не была уже редким лакомством. Пока разве что селедка под шубой была сугубо праздничным блюдом – да и то потому лишь, что соляные экспедиции успевали привезти хорошо если десяток бочек соленой рыбки, а в Оке сельдь ловилась не очень часто.
И, кроме уборочных работ, весь год особых авралов не случалось. Все было очень спокойно и «по-домашнему». Традиционно.
С Мироном – младшим братом Тихона – Тэрон встретился, когда Мирон приехал в Школу изучать язык богинь. И удивился, как у богатого (и, очевидно, умного) торговца мог вырасти такой глупый брат. Но других греков Тэрон здесь пока не встретил, поэтому – и в значительной степени ради того, чтобы поговорить на родном языке – не послал соплеменника туда, куда обычно посылал пристающих с глупыми вопросами мальчишек Владимир.
На вопрос Мирона, знает ли он, откуда богини берут так много столь качественного железа, он честно ответил «да». И так же ответил на вопрос, а может ли сам Тэрон сделать такой металл. Но предлагать кузнецу покинуть город богинь и отправиться в Грецию, чтобы самому делать «волшебное железо», мог только законченный глупец!
– Уважаемый Мирон, – тем не менее кузнец постарался ответить насколько возможно в такой ситуации вежливо, – я не просто знаю, как сделать сталь, я ее почти каждый день сам и делаю. В печи, которую выстроила богиня Светлана, и с помощью машин, которые сделали другие боги и богини. Я даже сам могу построить такую печь, но без машин, мне кажется, в ней не получится сварить и самую плохую железную крицу. Я знаю, как работают эти машины – но вот что заставляет их работать… Машины выглядят довольно просто, сделаны из железа и меди. Из еще чего-то, но даже спрашивать из чего еще, смысла нет. Я постараюсь пояснить…
– Если машины сделаны из железа и меди, то кузнецы и медники могут сделать такую же – если ты на самом деле знаешь, как они устроены.
– Знаю, потому и говорю, что люди их сделать не смогут. Я точно знаю, что внутри медной проволоки летают электроны. Я не спрашивал у богинь, металл это или камень – но я точно знаю, что заставить летать внутри слитка меди – сплошного слитка, не трубы – что-то твердое могут только боги. Возьмите хотя бы тонкий медный лист и попробуйте пропихнуть сквозь него, при этом не проколов его, кусок янтаря или монету из электрона. Когда сможете – приходите снова, я с удовольствием расскажу вам как построить печь для хорошего металла…
Тогда Мирон уехал очень недовольный – но только настоящий дурак может расстраиваться из-за того, что ему не дается мудрость богов. Умный – пользуется милостью богов, не требующих к тому же, чтобы их мудрость становилась понятной простым людям. Как, например, сам Тэрон: он не знал, почему работают многочисленные машины, но ему было вполне достаточно знать что эти машины делают для того чтобы с их помощью выплавлять прекрасное железо. Ну, не самое прекрасное, но боги научили других людей из свиного железа делать сталь. А чтобы они эту сталь могли делать, он – Тэрон – должен сделать достаточно свиного железа. Из которого, кстати, боги делают и свои машины. Не только из него, но богиня Ксения говорила, что ее станки на девять десятых сделаны из него – и Тэрон всегда с гордостью поглядывал на удивительные литые фигуры, которые становились основой этих машин.