– Мы сделаем вид, словно ничего не произошло, когда она вернется, – постановил дядя Бенджамин. – Так будет лучше всего. Да-да, словно ничего не произошло.
Глава XXV
Вечером следующего дня после похорон Ревущий Абель отправился пьянствовать. Он был трезв четверо суток и более не мог этого вынести. Перед уходом хозяина Валенсия сообщила ему, что отказывается от места и покинет его дом на следующий день. Ревущий Абель принял ее слова с сожалением. Дальняя родственница из Чащобы согласилась вести его хозяйство – теперь, когда в доме не стало больной, за которой нужен уход, – но Абель не заблуждался по ее поводу:
– Она вам не чета, моя деточка. Я ваш должник по гроб жизни. Вы помогли мне выбраться из ямы, и я этого не забуду. Как не забуду и того, что вы сделали для Сисси. Я ваш друг, и, если понадобится хорошенько отмутузить кого-то из Стирлингов и зашвырнуть в угол, посылайте за мной. А сейчас я пойду промочить горло. Боже, я трезв! Не рассчитывайте, что вернусь до завтрашнего вечера, так что, если соберетесь уходить, прощайте!
– Возможно, я уйду завтра, – сообщила Валенсия, – но обратно в Дирвуд не вернусь.
– Не вернетесь…
– Вы найдете ключи на гвоздике в сарае, – мягко и решительно прервала его Валенсия. – Собака будет заперта в амбаре, а кошка – в подвале. Не забудьте покормить их, пока не пришла ваша кузина. Кладовка полна, и я напекла хлеба и пирогов. До свидания, мистер Гай. Вы были очень добры ко мне, и я ценю это.
– Нам чертовски неплохо жилось вместе, это точно, – произнес Ревущий Абель. – Вы горячая штучка, каких еще поискать, а все Стирлинги, вместе взятые, и мизинца вашего не стоят. До свидания, и удачи вам!
Валенсия вышла в сад. У нее дрожали поджилки, но при всем том она была спокойна и внешне, и внутренне. Она держала кое-что в руке. Сад лежал перед нею в теплых и ароматных волшебных июньских сумерках. В небе уже виднелись редкие звезды, малиновки перекликались в бархатной тишине просеки. Валенсия в ожидании стояла у калитки. Приедет ли он? Если нет, тогда…
Он приехал. Валенсия услышала Леди Джейн задолго до появления почтенной колымаги. Дыхание немного участилось. Все ближе и ближе… Она уже видела Леди Джейн, с грохотом несущуюся по дороге. И вот он здесь – выскочил из машины и оперся о калитку, глядя на нее.
– Возвращаетесь домой, мисс Стирлинг?
– Не знаю… пока, – медленно произнесла Валенсия. Решение принято окончательно и без тени сомнения, но простым его не назовешь.
– Я решил заехать и спросить, не могу ли что-нибудь сделать для вас, – продолжал Барни.
И Валенсия рванула с места в карьер.
– Да, кое-что вы можете сделать, – объявила она ровным, отчетливым голосом. – Вы женитесь на мне?
Барни молчал несколько секунд. На его лице ничего не отразилось. Затем он как-то странно рассмеялся:
– Ну и ну! Я чувствовал, что удача ждет меня за углом. Сегодня все указывало на это.
– Подождите! – Валенсия подняла руку. – Я не шучу, но мне нужно перевести дух после такого вопроса. Конечно, я – со всем моим воспитанием – точно знаю, что «молодые леди не должны задавать подобные вопросы».
– Но зачем… Почему?
– По двум причинам.
Валенсии все еще не хватало дыхания, но взгляда она не отвела – смотрела прямо в глаза Барни, пока все покойные Стирлинги переворачивались в своих могилах, а ныне живущие бездействовали, не подозревая, что в этот самый миг невозможная девица предлагает себя в жены пресловутому Барни Снейту.
– Первая причина заключается в том, что я… – Валенсия собиралась сказать «люблю вас», но не смогла. Ей пришлось искать убежища в притворном легкомыслии: – Я помешалась на вас. Вторую вы найдете вот здесь. – И она протянула ему письмо доктора Трента.
Барни открыл письмо с видом человека, который рад сделать что-то разумное и надежное. Пока он читал, выражение его лица постепенно менялось. Он понял, возможно, даже больше, чем хотела Валенсия.
– Вы уверены, что ничего нельзя сделать?
Валенсия не стала уклоняться от ответа:
– Да. Вы знаете, какова репутация доктора Трента в том, что касается болезней сердца. Мне осталось не много. Возможно, несколько месяцев или недель. И я хочу их прожить. Я не могу вернуться в Дирвуд. Вы знаете, какой была моя жизнь там. И… – На сей раз ей удалось это выговорить: – Я люблю вас. И мечтаю провести остаток своей жизни с вами. Вот и все.
По-прежнему опираясь о калитку, Барни мрачно разглядывал белую звезду, что игриво подмигивала ему с небес прямо над кухонной трубой Ревущего Абеля.
– Вы ничего обо мне не знаете. Может быть, я… убийца.
– Да, не знаю. Возможно, вы сам ужас во плоти. Все, что о вас говорят, может быть правдой. Но мне это безразлично.
– Я вам настолько нравлюсь, Валенсия? – усомнился Барни, отрываясь от звезды и глядя ей в глаза, странные, загадочные.
– Да, настолько, – тихо отозвалась она.
Валенсия дрожала. Он впервые назвал ее по имени. Слышать, как он его произносит, было ей дороже ласки от любого другого человека.
– Если мы поженимся, – Барни вдруг перешел на небрежный деловой тон, – то должны кое о чем договориться.
– Договоримся, – кивнула Валенсия.
– Есть вещи, которые я предпочитаю скрывать, – холодно уточнил Барни. – Вы не должны спрашивать меня о них.
– Не буду, – пообещала она.
– Вы никогда не должны просматривать мою почту.
– Никогда.
– И мы не должны притворяться друг перед другом.
– Мы не будем, – заверила Валенсия. – Вам даже не придется делать вид, будто я вам нравлюсь. Если вы женитесь на мне, я буду знать, что вы сделали это только из жалости.
– И мы никогда не будем лгать друг другу ни в чем – ни в большом, ни в малом.
– Особенно в малом, – согласилась Валенсия.
– И вам придется жить на моем острове. Я не стану жить нигде больше.
– Отчасти поэтому я и хочу за вас замуж, – сказала Валенсия.
Барни внимательно взглянул на нее:
– Я так и подумал. Ладно… Тогда давайте поженимся.
– Спасибо, – произнесла Валенсия, внезапно смутившись. Откажи он, она была бы меньше сконфужена. – Полагаю, у меня нет права ставить условия, но одно все же есть. Вы никогда не станете говорить о моем сердце или о возможности внезапной смерти. Никогда не будете призывать меня к осторожности. Вы должны забыть – забыть начисто – о том, что я не очень здорова. Я написала письмо своей матери. Вот оно. Храните его. В нем я все объяснила. Если я вдруг упаду замертво, как, вероятно, и случится…
– …оно оправдает меня в глазах твоей родни, доказав, что я не отравил тебя, – с усмешкой продолжил Барни.
– Точно. – Валенсия счастливо рассмеялась. – Боже мой, я так рада, что все позади. Это было… немножко не по правилам. Знаешь, я не привыкла просить мужчин жениться на мне. Так мило, что ты не отказал мне, не предложил быть братом!
– Завтра я съезжу в Порт за разрешением на брак. И уже вечером мы сможем пожениться. Нас окольцует преподобный Столлинг, я полагаю?
– О боже, нет, – содрогнулась Валенсия. – Да он и не стал бы это делать. Потряс бы своим пальцем у меня перед носом, и я бы бросила тебя у алтаря. Нет, я хочу, чтобы нас обвенчал старый мистер Тауэрс.
– Ты обвенчаешься со мной, если я буду в таком виде? – требовательно спросил Барни.
Проезжающая мимо машина, полная туристов, громко просигналила, словно насмехаясь. Валенсия смотрела на него. Голубая рубашка из грубой ткани, бесформенная шляпа, грязный комбинезон. Небритый!
– Да, – сказала она.
Барни нежно сжал ее маленькие холодные руки.
– Валенсия, – проговорил он, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, – конечно, я не влюблен в тебя. Никогда и не помышлял о такой штуке, как любовь. Но знаешь, я всегда считал тебя милой.
Глава XXVI
Следующий день Валенсия прожила как во сне. Что бы она ни пыталась делать, все казалось ненастоящим. Барни она не видела, хотя ожидала, что он должен проехать мимо по пути в Порт за разрешением.
Возможно, он передумал.
Но когда начало смеркаться, на гребне холма вдруг блеснул свет фар катившей по дороге Леди Джейн. Валенсия ждала жениха у калитки в зеленом платье и шляпке того же цвета, потому что больше надеть ей было нечего. Совсем непохожая на невесту, да и не ощущавшая себя таковой, она скорее напоминала лесного эльфа, выскочившего из чащи. Но это не имело значения. Ничто не было важно, кроме того, что к ней ехал Барни.
– Готова? – спросил он, останавливая Леди Джейн с каким-то новым, жутким звуком.
– Да. – Валенсия сделала шаг и села в машину.
На Барни были голубая рубашка и комбинезон. Чистый комбинезон. Он курил разбойничьего вида трубку и был простоволос. Правда, из-под широких, обтрепанных по краям штанин выглядывали прямо-таки шикарные ботинки. И еще он побрился.
Они помчались через Дирвуд и дальше по длинной лесной дороге в Порт.
– Не передумала? – спросил Барни.
– Нет. А ты?
– И я нет.
Вот и все, что они сказали друг другу за пятнадцать миль пути. Ощущение нереальности происходящего усиливалось. Валенсия не понимала, как себя чувствует. Счастливой? Встревоженной? Или просто дурой?
Но вот замелькали огни Порт-Лоуренса. Валенсии казалось, что ее окружают мерцающие голодные глаза сотен подкрадывающихся пантер. Барни коротко спросил, где живет мистер Тауэрс, и Валенсия также коротко объяснила. Они остановились возле бедного домика на небогатой улице. Вошли в маленькую, убогую гостиную. Барни показал разрешение на брак, которое, оказывается, все-таки получил. Имелось у него и кольцо. Все происходило на самом деле. Она, Валенсия Стирлинг, действительно стояла на пороге замужества.
Они встали бок о бок перед мистером Тауэрсом. Валенсия, будто сквозь сон, слышала, как мужчины что-то обсуждают. И еще чей-то голос доносился до нее, пока она вспоминала прежние свои мечты о свадьбе, принадлежавшие тем далеким, юным годам, когда свадьба казалась возможной. Подвенечное платье из белого шелка, невесомая вуаль, флердоранж – и никаких подружек. Лишь одна девочка в кружевном кремовом платьице на бледно-розовой шелковой подкладке, с венком на голове и корзинкой, полной роз и ландышей, в руках. Благородного вида жених, безупречный, в мод