Появился высокий мужчина с бородкой-эспаньолкой и в круглых конторских очках, которые к его бородке совершенно не подходили. Это был начальник местной береговой охраны по прозвищу Шериф.
- Иду, слышу, музыка тут играет, - сказал он Якову. Яков засуетился, раскрутил шипучий пивной кран.
- Старую пластинку играем, - заговорил мастер Антон. - Садись, Шериф, вон к Захару, их трое. Мы для Яра тут пластинку играли, такое вот дело.
- Яр, привет, - Шериф протянул руку. - Ты как-то говорил, что хочешь своего мальчонку на катере покатать. Завтра идём в Новый Свет браконьеров гонять. Пойдёте с нами?
- Завтра я на вахте до вечера, - вздохнул Яр.
- Ну, тогда на той неделе… Пауль, сто гарпунов тебе в верхнюю и нижнюю душу! Почему твоя коптилка на башне опять мигает вразнобой, как пьяная курица? Я вот составлю донесение…
Пауль поперхнулся и засеменил к выходу. Там он столкнулся с краснощёкой крупной женщиной. Она заговорила с порога:
- Рыболовы! Мужичка моего здесь нету? Говорит, в рейс пошёл, а сам небось встал тут на прикол да наливает цистерны?
Посыпались шуточки. Смысл их сводился к тому, что «мужичка» здесь нет и что он в самом деле пошёл в рейс, но не за рыбой, а к какой-нибудь красотке.
- А и пусть провалится совсем, - говорила женщина и шагала среди бочек. - Мне от него чего надо-то? Ключ от погреба с собой унёс, пустая бутылка, а в погребе у меня банки для черешни. Будем теперь с Игнашкой замок сбивать… Яков, дай-ка спичек да полдюжины свечей, в погребе-то хоть глаз выколи… А, Яр! Здравствуйте, Яр!
Это была тётка Игнатика. Яр встал. Она подошла.
- Что-то не заходите к нам…
- Зайду. Работы много. Дело новое, вникаю… А Игнатик почему перестал ко мне забегать?
- Я и сама удивляюсь. Всё на чердаке сидит. То змея клеит, то вертушки ветряные делает. Я говорю: «Ну, с ребятами не играешь - дело твоё, а почему к дяде Яру ходить перестал? Он с тобой смотри как по-хорошему, на лодке катал, лук со стрелами сделал, курточку вон какую подарил, а ты…»
- А он? - тихо спросил Яр.
- А он чего?.. «Зайду, - говорит, - обязательно. Вот доделаю, - говорит, - эту штуку и пойду…» А глаза вниз глядят. Может, провинился перед вами?
- Да нет, что вы, - сказал Яр.
Вместе с тёткой Игнатика он пошел к выходу. («Яр, да подождёт Стефан-то!» - кричали вслед.)
Вечер был тёплый, начинали трескотню ночные кузнечики.
Тётка вдруг вздохнула и призналась:
- Боюсь за Игнашку я. Нездешний он какой-то. Не в том дело, что с другой стороны, а вообще… Сегодня стали свечки искать, чтобы в погреб лезть, нашли огарок, а он его взял и смотрит, смотрит. Потом я гляжу, а глаза у него мокрые… Вы бы поговорили, Яр, узнали, что с ним такое делается.
- Я бы поговорил, - с горечью сказал Яр. - Но он же не приходит…
- Он придёт. Я накажу, чтобы завтра же…
- Пусть придёт… Ну, скажите ему, что я соскучился, - беспомощно попросил Яр.
2
В тот вечер, когда Яр нашёл Игнатика, они остались в комнате со столом и свечой. Никуда не пошли. Ни о чём не говорили. Игнатик вздрогнул и открыл глаза, едва Яр наклонился над ним; коротко вздохнул, вцепился в Яра, прижался лицом к его пиджаку. И так они сидели долго-долго. И наконец Игнатик уснул. Яр положил его на тюфяк и уснул рядом. И последнее, что он помнил, был толчок страха: не приснился ли Игнатик?
С таким же страхом он проснулся.
Свеча догорела, пахло растопленным стеарином. В оконце бил утренний луч.
Игнатик сидел над Яром на корточках: грязный, босой, похудевший, в порванной рубашке, с чёрными царапинами на лбу и на ногах. Улыбался осторожно и печально.
Яр со странной, закаменевшей радостью придвинул Игнатика к себе. Шёпотом спросил:
- Как ты уцелел?
Игнатик шмыгнул носом, потёрся щекой о рукав Яра.
- Я не знаю… Бормотунчик сорвался с проволоки, заковылял под лестницу, а я за ним побежал. Думаю, куда это он? А там щель… Большая щель, вроде как ход какой-то. Он туда, я тоже туда. Потом всё задвигалось, сверху что-то навалилось… Яр, я сразу понял, что крепость поползла! Думал, что всё. Тут меня, кажется, щебнем завалило… Ну, я раскопался кое-как, а там такой длинный-длинный каменный коридор. Назад хода не было, я пошёл по коридору…
- А потом?
- Я шёл, шёл… Будто сто лет. Яр, это, наверно, ход под рекой. Я утром выбрался, а мне люди говорят: «Ты с той стороны?» Я говорю: «Не знаю». Они говорят: «Если с той стороны, садись на поезд, он идет до станции Мост. А там вернёшься к себе…» Два дяденьки и женщина, добрые такие, дали хлеба, посадили в вагон…
- А что за станция? Она здесь?
- Да не здесь… Я в вагоне спрашиваю: «Скоро станция Мост?» А все на меня смотрят, как на ненормального. Потом говорят: «Это же в другую сторону…» Я тогда сошёл на полустанке, чтобы на обратный поезд пересесть. А поездов нет и нет. Я пошёл к реке. Думаю: переплыву как-нибудь. Если под землёй прошёл, почему нельзя обратно переплыть? А потом смотрю - вот этот город…
- Пустой… - сказал Яр.
Игнатик кивнул:
- Ага… Только не совсем пустой. Я так умаялся, лёг ка траву у фонтана и заснул. А меня кто-то поднял и понёс. Я даже проснуться как следует не мог… Потом проснулся уже здесь. Смотрю: на столе хлеб и кружка с водой. Я поел и опять заснул… Яр, я даже не думал, что ты меня так скоро найдёшь… Яр, а ребята? Они живые?.. Яр! Ну ты чего молчишь?
Игнатик заглянул Яру в лицо и заплакал.
Через час они ушли из города, который солнечным утром казался ещё более пустым, чем в сумерках. Съели огрызок хлебной корки, который лежал на столе, умылись у фонтана, булькавшего одинокой струйкой, и ушли.
Игнатик сказал, что у моря, километрах в сорока от города, есть рыбачий посёлок и там живёт его тётка. Правда, незнакомая, он про неё только слышал, а никогда не видел, потому что жили на разных сторонах. Но всё-таки тётка.
- А почему, если на разных сторонах, то нельзя видеться? - спросил Яр. - Почему запрещено переходить реку?
- Да нисколько не запрещено, - отозвался Игнатик. - Просто считается, что это принесёт беду… Да теперь уже всё равно.
Игнатик больше не плакал, он стал сумрачно-деловитым. Уже за городом, когда шли на север по высокой луговой траве, он сказал:
- Поживём в посёлке, а там решим, что делать. В Орехов нам возвращаться ни к чему…
- Тик… Если мы не вернёмся, кто расскажет родителям Альки, Данки и Читы про всё, что было?
- Я напишу письмо из посёлка, - хмуро сказал Игнатик. - Читаным папе и маме. Они-то уж точно уцелели, они были за городом. А остальные - кто знает…
- Письмо дойдёт?
- Письмо-то дойдёт… Яр, ты сможешь быть рыбаком?
- Не пробовал, Тик… А зачем?
- Яр… Голубятня же сгорела. Я не знаю, как ты теперь обратно…
- Ничего, малыш, как-нибудь, - сказал Яр.
- Ты на меня не сердись очень сильно…
- За что сердиться-то? Наоборот, спасибо тебе.
- За что?
«За то, что ты есть», - подумал Яр. И сказал:
- За то, что нашёлся.
- Я один нашёлся, - прошептал Игнатик. - Вот если бы были ребята… Можно было бы даже построить новую голубятню… А сейчас…
Потом они долго шли молча, потому что думали о Данке, Альке и Чите.
В середине дня они пришли к чистой речке с заросшими тальником берегами. Напились холодной воды. Потом Игнатик странно замер, плюхнулся животом в воду, забарахтался. Яр кинулся, схватил его за рубашку, поднял. Игнатик прижимал к животу длинную рыбину. Он бросил её далеко на берег. Рыбина попрыгала в траве и уснула.
- Вот ты как раз и есть рыбак, - сказал Яр.
- Я случайно, - вздохнул Игнатик. - Сам не ожидал.
- А как будем есть? Сырую?
- Испечём.
- А чем огонь разведём? Свечки-то нет…
Игнатик глянул потемневшими глазами: «А если бы и была? Нас же не пятеро…» «Ох и дурак я», - сказал себе Яр.
Игнатик шарил в карманах мятых шортиков.
- У меня, кажется, стёклышко есть. Вот… - Он вытащил маленькую линзу. - Это мы с Читой телескоп делали…
Они набрали сухой травы, наломали в кустах веток. Разложили небольшой, но жаркий костёр, а потом в углях испекли рыбу. Съели её несолёную, пахнувшую водорослями.
- Давай отдохнём, - попросил Игнатик. Он сбил ноги. Сандалии он потерял при обвале, а ходить так много босиком не привык.
Они легли под кустом и уснули до вечера.
Когда проснулись. Яр спросил:
- Будем здесь ночевать или двинемся в путь на ночь глядя?
- Пойдём, - сказал Игнатик. - Мы же выспались.
Но скоро Игнатик стал опять спотыкаться. К тому же он вздрагивал: над лугами поднимался влажный туман, сумерки были зябкие.
Яр закутал Игнатика в пиджак и взял на руки.
- Ну вот, как маленького, - пробубнил Игнатик, но больше не спорил.
Яр зашагал через высокую траву по плечи в тумане.
На пути поднялись невысокие холмы. Яр взошёл на плоскую вершину. Совсем стемнело. И Яр впервые взглянул на звёздное небо Планеты.
- Смотри Тик, - сказал он с неожиданной радостью. - Те же созвездия, что у нас!
Игнатик шевельнулся и осторожно спросил:
- Ты очень скучаешь по своей Земле?
- Я?.. Знаешь, Тик, мне кажется, здесь та же Земля… «И здесь у меня есть ты», - добавил он про себя.
- Яр, - тихо сказал Игнатик и часто задышал у щеки Яра. - Мы с тобой теперь одни на свете. Ты и я.
- А тётки твои? - помолчав, спросил Яр.
- Ну что тётки! Та, у которой жил, она нисколечко меня не обижала, но… я ей что есть, что нет. А эту я не знаю… Яр…
- Что, Тик?
- Если вдруг получится, что ты сможешь уйти… Ну, туда, к себе… Яр, тогда хотя бы…
- Я никуда не уйду. По крайней мере, без тебя не уйду, - будто ставя точку, сказал Яр.
Игнатик вздохнул, повозился и спросил:
- Ты не устал нести меня?
- Нет, - сказал Яр и стал спускаться с холма.
К утру они пришли в посёлок. Расспросили словоохотливых жителей и разыскали дом тётки. Тётка, едва услыхав, что это Игнатик, запричитала, начала кормить его и Яра. Потом отмыла Игнатика в большущей деревянной бочке, а Яр в это время рассказал про нашествие и про то, как они с Тиком здесь оказались.