- А сигареты стоят бешеных денег! - возмущался Глеб.
Но сигаретами его снабжал Ерёма.
Ерёма вставил в свои потроха лампу из моего приёмника, и боли в затылке у него прекратились. Он долго благодарил меня и подарил литой пистолет (такой тяжёлый, что чуть не свалились штаны, когда я положил его в карман). Вагон Ерёме понравился, да и наша компания тоже. Он стал заходить в гости. Играл с Янкой в магнитные шашки, курил с Глебом на вагонной площадке, сидел вместе с нами, когда мы разговаривали о всяких своих делах или обсуждали таинственную Глебову историю.
Мы потрошили эту историю снова и снова. Глеб никогда не отказывался от таких разговоров. Но порой лицо его делалось грустным. Он снимал очки и рассеянно чесал ими в затылке.
Однажды Янка осторожно спросил его:
- Скучаешь?
- А… Да, - Глеб неловко заулыбался. - Там меня работа ждёт, а я здесь торчу, как курортник. Неизвестно, кто я и зачем… С другой стороны, хочется во всём разобраться до конца. Иначе я не журналист, а дырявый чайник… Вот хожу, смотрю, потом сижу, пишу. Пытаюсь выводы сделать. Хорошо, что машинка есть, спасибо Гельке… А с третьей стороны…
- Разве в логике есть такое понятие - «третья сторона»? - придирчиво спросил Ерёма.
- Есть… С третьей стороны, пора бы всё-таки домой, но куда и как? С четвёртой - что делать дальше-то? Там люди ждут, волнуются…
- Друзья? - спросил Янка.
- Ну… и друзья. И редактор…
Меня дёрнуло за язык:
- И невеста?
Глеб серьёзно сказал:
- Невесты пока нету.
- А ты влюблялся? - нахально спросил Юрка.
- Бывало, - засмеялся Глеб. - Но в основном неудачно.
- А зачем влюбляются? - спросил Ерёма.
- Ни за чем. Это бывает само собой, - сказал Глеб.
- Необъяснимое отклонение от логики. Чисто человеческое свойство, - скрипуче подвёл итог Ерёма и сморщил нос.
- А у тебя всегда всё объяснимое? - поддел Юрка. - Скажи, ты зачем статуи в парке громил?
- Это объяснимо. Я думал, они шпионы.
- Кто?! - хором спросили Юрка, Янка и я.
- Шпи-оны. Не все, а некоторые. Я не знал, какие. Бил все. Некоторые не бились.
- Да чьи шпионы-то?
- Я не знаю. Мне казалось.
- А потом не стало казаться? - хихикнул Юрка.
- Нет, потом тоже. Но я не стал. Гражданин милицейский начальник объяснил…
- Что объяснил? Что тебя по голове тазиком стукнули? - со смехом спросил Юрка.
- Он сказал: «Ерёма, если они шпионы, они люди. Нехорошие, но всё равно люди. А робот не имеет права делать вред людям. Никаким». Я не стал.
- Но ведь они не люди, а просто гипсовые куклы! - крикнул я.
- Разберёмся, - сказал Ерёма. Потом спросил немного другим голосом: - А чего ржёте?
Мы смутились. Разве Ерёма виноват, что не всё знает. Никто же ему не объяснял, что шпионов у нас не бывает.
Вообще-то Ерёма был очень умный. Математику и физику он знал, наверно, лучше наших учителей. И электронную технику. Он изучил эти науки в подвале библиотеки. Но историю он совсем не изучал. В живой природе тоже не разбирался. И писал безграмотно. Такими корявыми буквами, что порой и не разберёшь. Наверно, поэтому он очень интересовался машинкой и любил тыкать в клавиши твёрдым пластмассовым пальцем. Палец часто застревал между клавишами. Ерёма скрипучим шё- потом ругался.
Ерёма был недоволен своей системой. Он рассказывал, что делали его тяп-ляп, чтобы успеть к выставке. От случайного удара голова его перестроилась и поумнела, но конструкция-то лучше не стала. Один раз он долго ворчал, что на корпусе не сделали карманы. Тогда я подарил ему куртку, в которой принёс машинку. Ерёма целый вечер был как именинник.
Скоро Ерёма совсем переселился в «Курятник». Он притащил старый сундук и сказал:
- На свалке старухи совсем заели. Можно здесь устроиться?
Мы не поняли, что за старухи, но Ерёме были рады. Особенно Глеб. Он говорил:
- Хороший мужик, хотя и железный, умница. Оригинал. Откуда у вас такие берутся?
Мы объяснили, что не «такие», а «такой». Потому что Ерёма - единственный в своём роде. Автоматические дворники и контролёры в кино не в счёт. Они практически совершенно безмозглые.
Ерёма со своим сундуком устроился в дальнем углу «Курятника». За сундуком он, как за столом, читал или что-то царапал на бумаге. На сундуке спал: сядет на него, сложит калачом ноги в бутсе и валенке, привалится к стенке и выключится. Только внутри за жестяными дверцами тикает реле времени.
Сейчас Ерёма был не такой, как в недавней молодости. Песен не горланил, разговаривал сдержанно. Бывало, правда, что раздражался, но редко. Если уж очень сильно Юрка начинал донимать его ехидными вопросами.
Юрке почему-то нравилось поддевать Ерёму. Начинал он спокойно, невинно так. Например, говорит:
- Ерёма, а почему у тебя такое имя? Несовременное…
- Так получилось, - отвечает Ерёма и поскрипывает внутри.
- Как получилось?
- Сначала было ЭР-м «А». Электронный робот, модель А. Сокращенно - Эрема. Переделали в Ерёму. Постепенно.
- А что такое «модель А»?
- Значит, начальная. А - первая буква в алфавите.
- А что, собирались строить на все буквы?! - радуется Юрка. - Тридцать три братца-богатыря! Самый умный на букву Ы!
Ерёма опускает голову на ребристой резиновой шее. Потом говорит негромко, будто не Юрке, а себе:
- Мне хватило бы и одного…
Нам почему-то не по себе. Даже Юрке.
- Ладно, старик, ты не обижайся.
- Электронные системы не обижаются, - сухо отвечает Ерёма. И, видимо, это неправда.
Я с досадой гляжу на Юрку и говорю:
- Ерёма, дай ему валенком по копчику, чтобы не болтал!
- Не могу, - объясняет Ерёма с явным сожалением. - Робот не может наносить вред человеку.
- Какой же это вред? Это ему только на пользу!
Ерёма поднимает голову и, кажется, всерьёз обдумывает задачу: вред или польза?
- Но-но, - говорит Юрка и на всякий случай лезет на верхние нары. Туда тяжёлому Ерёме не забраться.
- Вопрос отпадает, - подводит итог Ерёма.
Мы смеёмся. Даже Ерёма весело похрюкивает резиновым носом. И опять нам хорошо вместе.
В «Курятнике» мы собирались обычно по вечерам. Днём у каждого хватало своих дел. У меня, у Юрки и Янки - известно, какие дела: каникулы на дворе. Янка, кроме того, каждый день ходил на музыкальные занятия. Ерёма чистил башмаки прохожим или копался в своём электронном нутре, паял там что-то. Глеб тоже был занят. Начальник станции взял его на временную работу: разбирать старые документы и оформлять стенгазету для пассажиров (которых почти не было). За это Глебу кое-что платили. Он купил себе пару новых башмаков и рубашку.
А ещё он купил несколько пачек бумаги, копирку и каждый день щёлкал на моей машинке. Быстро-быстро! Многие листы рвал, а уцелевшие складывал в стопку.
Один раз я прибежал раньше Юрки и Янки, а Глеб сидит над машинкой сгорбившись, чешет за ухом снятыми очками. Повернулся ко мне - лицо без очков незнакомое и ужасно печальное.
- Не получается ничего, Гелька… Думал, напишу по порядку, тогда во всём разберусь. Мыслишки приведу в порядок. А ничего не выходит. Белиберда, каша…
Я переминался перед ним, не знал, как помочь. Глеб широченной ладонью провёл по моему ёжику.
- Пойду покурю…
Я остался у машинки. Две стопки напечатанных листов лежали на краю стола. Но лежали они вниз текстом - буквы еле просвечивали через бумагу.
Любопытный чёрт подтолкнул меня. Знал ведь я, что свинство это - совать нос в чужие бумаги, а рука сама приподняла листок…
Прочитать я не успел ни слова. Глеб кашлянул за спиной. Когда он вернулся?
Тут бы и провалиться мне сквозь дощатый пол, сквозь шпалы, сквозь кору Земли. Глубже Ярксонской скважины, на которой работает отец. Не провалился. Только башка опустилась, а шею и уши будто капроновой мочалкой надрали.
А Глеб сказал, словно ничего не случилось:
- Да ничего там хорошего, путаница всякая. До сути я ещё и не добрался… Почитай, если хочешь.
Лучше бы взял за шиворот да выставил из «Курятника».
- Я нечаянно… - глупо пробормотал я.
- Да? - вздохнул он. - А я думал, тебе интересно.
- Мне… интересно, - выдавил я, не поднимая головы.
- Ну и возьми. Можешь забрать домой и почитать. У меня два экземпляра на всякий случай…
Я понемногу перестал краснеть и отдышался. И хотел взяться за чтение прямо сейчас. Но пришли Юрка с Янкой, а за ними грустный Ерёма.
Ерёма взгромоздился на сундук, запахнул куртку и мрачно проскрежетал:
- Выключиться, что ли?..
- Ты чего кислый? - спросил Глеб, забираясь на верхнюю полку и прихватывая машинку.
- Меланхолия, - сказал Ерёма. - Всё пар-ршиво. Один на свете.
- Как это один? - осторожно сказал Глеб. - А мы?
- Вы - хорошо. Но это недолго. Будет осень, все разойдутся, «Курятник» будет пустой. Это с одной стороны…
- Всё равно мы тебя не бросим, - сказал я.
- Понимаю. Это тоже хорошо. С другой стороны. А с третьей стороны, всё равно я один такой.
- Тогда обзаведись детьми, - посоветовал Юрка. - Построишь домик, будешь сидеть с ними у камина и рассказывать, как развлекался в молодости… Только не оставляй их на тётушек.
- Откуда у Ерёмы тётушки, - сказал Янка.
- Да, - согласился Ерёма. - И где взять детей?
- В самом деле… - заметил Глеб.
- Откуда вы вообще берётесь? - сухо спросил Ерёма.
Юрка хмыкнул. Глеб завозился на верхней полке и сказал:
- М-м… да. Видишь ли, Ерёма, человеческий опыт всё равно тебе не пригодится.
- Я не для опыта. Для информации. Я эту проблему ещё не изучал.
Юрка захихикал. Янка лежал на нижней полке, закинув руки, и внимательно рассматривал над собой доски. Я оглядел всю компанию и бодро заговорил:
- Видишь ли, Ерёма, это большая волокита. Прежде всего нужны два человека - папа и мама. Они договариваются, какой должен быть ребёнок. Потом они идут… в это… в магазин «Детский мир», в самый малышовый отдел, подают заявление… Да, ещё документы нужны, что они именно папа и мама. От других родственников и от посторонних заявки не принимают… Ну, а потом приезжает почтовый фургон, приносят заказ: розовое дитя в коробочке. Воспитывайте… Иногда, правда, перепутывают. У меня мама и папа хотели девочку, а получили рыжего бестолкового мальчишку.