Искорка!
Я торопливо достал ампулу. Отошёл с ней в самый затенённый угол «Курятника». Огненная точка неподвижно сияла. Мне стало жаль её, осиротевшую: не будет для неё веселого роботёнка Васьки. Я погладил ампулку, будто крошечного беспризорного котёнка. Потом поднёс к ней стекло.
Под линзой вспыхнуло огненное пятно. Я двинул стекло туда-сюда, чтобы поймать резкость. И наконец увидел…
Это был светящийся диск чуть больше копейки. Но не ровный, не гладкий. У него оказались размытые края, а пламя и свет разбегались от центра лохматыми завитками. Я смотрел и не верил. Но это было. Мне вдруг показалось, что я не в вагоне, а в чёрной бесконечной пустоте, лечу куда-то…
Потому что я не раз листал дедушкины атласы и видел на чёрных листах снимки ярких спиральных галактик.
ГАЛАКТИКА
Мы выпустили искорку из ампулы, и она повисла в метре от пола. Никуда не улетала и не двигалась. Мы рассматривали её через линзу со всех сторон: и прямо, чтобы разглядеть спиральные вихри света; и с ребра, когда она делалась похожей на крошечное веретено.
Мы тихо дышали и молчали. Наконец Янка отдал линзу Юрке и прошептал:
- Значит, она галактика…
- Да ну… - с сомнением отозвался Юрка.
Мне стало обидно за искорку.
- Почему «да ну»?
- Такая маленькая…
Янка выпрямился. Сказал негромко, но звонко:
- Почему же маленькая?.. Ребята!.. Для космоса что значит маленький или большой? Космос-то всё равно бесконечный. Верно, Гелька?
Он впервые так обратился ко мне: за поддержкой. Не к Юрке, а ко мне. Я глянул на Юрку мельком, но с победой.
- Да, - сказал я. - Если в космосе бесконечная бесконечность, как с ней что-то сравнивать? Это просто глупо.
- Ну, конечно! - тут же взъелся Юрка.- Ты один у нас умный, в дедушку профессора.
- Юр… - сказал Янка.
- А чего… Я не сравнивал ничего с вашей дурацкой бесконечностью. Я сказал, что эта искорка крошечная, а галактики… сами знаете, какие.
- Мы же не все их знаем, - возразил я. - Знаем только громадные, которые в телескопы видны. А может, они всякие бывают. Может, вот таких ещё больше на свете.
- Это выходит, мы, как Господь Бог, создали целую галактику ? - насмешливо спросил Юрка. Он забрался на верхнюю полку и теперь сидел, качая ободранной ногой.
Глеб взял стекло, опять посмотрел на искорку.
- Едва ли мы её создали. Наверно, просто открыли для себя. Приблизили к себе. Из пространства…
- Как это? - спросил я.
- Вот уж не знаю, «как это», - улыбнулся Глеб. - Тут сплошное космическое колдовство.
- Мало нам нашей Галактики, - сумрачно сказал сверху Юрка. - Начали другие выуживать из космоса…
- Ребята… - Янка всех обвёл обеспокоенными глазами. - Я сейчас подумал… А может, она и есть н а ш а…
- Как это? - опять спросил я.
А Глеб возразил:
- Едва ли… Ты хочешь сказать, что получилась маленькая модель, образец?
«Нам нужен образец», - вдруг вспомнил я Клоуна и обжёгся резкой, болезненной тревогой.
- Ребята! Я хочу рассказать…
- Подожди, - поморщился Юрка. - Пусть Янка объяснит. Как это «наша»?
- Не модель, - сказал Янка. - Просто наша Галактика. Та самая, в которой живём. Она вот, вокруг… - он оглядел вагон, словно был среди космоса. - И она вот. Одна и та же…
Юрка сердито качал ногой. Глеб нерешительно улыбался. Я… я начал догадываться, про что говорит Янка. Потому что про это куча всякой фантастики написана. «Легенда о синем шарике», «Солнышко в ладонях», «Звёзды под микроскопом»… Но не только фантастику я читал.
- В «Технике юных» тоже про это писали, - вспомнил я. - Некоторые учёные считают, будто бесконечно большое и бесконечно маленькое - это одно и то же. Что они где-то в бесконечности сливаются.
- В бесконечности ведь, а не в нашем драном «Курятнике»… - отозвался Юрка.
- Юрик, - сказал Глеб. - Ну, если нам хочется верить, что в наших руках н а ш а Галактика, разве тебе жалко?
Юрка прыгнул с нар. Прямо в лучи вечернего солнца, которое било из-за дальних тополей в раздвинутые двери вагона…
Теперь, когда я думаю про Юрку, я чаще всего вспоминаю его именно таким. Как он стоял тогда в горизонтальных оранжевых лучах. Весь какой-то натянутый, будто каждая жилка в нём звенела, как струны под Янкиным смычком. Он по-прежнему был в форме барабанщика, только без берета, конечно, и без накидки. Блестели галуны и аксельбанты. И глаза Юркины блестели, отражая оранжевое солнце.
- Если это правда о н а, - сказал Юрка незнакомым звенящим голосом, - тогда что? Вы понимаете? Значит, она вся замешана на крови!
Мне на секунду показалось, что лучи стали совсем красными. Даже вздрогнул.
- А разве нет? - тихо спросил Глеб. - Сколько было войн, восстаний и бед…
- Нет, - встревоженно откликнулся Янка. - Это же только на Земле они были, а не во всей Галактике.
- А что мы знаем про Галактику? - усмехнулся Глеб.
- Но скадермены же не нашли ни одной живой планеты. Люди - только на Земле, - сказал я.
- Скадермены… - сердито бросил Юрка. - Ты мне про скадерменов не рассказывай. Я теперь про них знаю больше всех вас. Что они успели открыть? Несколько шариков, не пригодных для людей. А в Галактике, может, миллионы планет с людьми…
Я посмотрел туда, где в стороне от лучей, в полутёмном углу теплилась наша искорка. Миллионы планет в ней? Люди? И может быть, мы сами?
Янка ласково сказал:
- А что плохого, если на крови? Это же не та кровь, которая от войны, а наша, живая.
- Вот я и думаю… Тогда, значит, вся Галактика живая, - сказал Юрка.
- Ну и что, - сказал я. - Пусть.
- Тогда изо всех сил беречь её надо, вот что!
…Её надо беречь, нашу искорку. Вдруг всё, про что мы говорили, правда?
Глеб оставил искорку у себя. Сказал, что незачем таскать её в кармане по улицам. Правильно, конечно, сказал. Сам он остался в вагонедо утра.
…Когда я брёл по вечерней улице к дому, мне казалось, что возвращаюсь я из далёкого и тяжёлого путешествия. Из такого, в какие уходил когда-то Флота Капитан Ратманов. Потому что столько всего случилось за этот день. Но капитаны, когда возвращаются и сходят на берег, вздыхают с облегчением: всё, что было горького и страшного, теперь позади. А я так вздохнуть не мог.
Потому что опять я думал о Клоуне.
Зря я всё-таки не рассказал про Клоуна Глебу и ребятам.
Я даже головой замотал от досады на себя. Но я не смог, не сумел рассказать.
Конечно, причина не в том, что хмыкал и перебивал Юрка. Ведь, если честно говорить, я даже радовался, что он перебивает. Я не решался рассказывать, потому что до конца ничего не знал. Может, всё-таки это был чей-то глупый розыгрыш, и получится, что я трус. Испугался какого-то шмеля (попробуй докажи, какой он жуткий). И ведь, по правде говоря, я чуть-чуть не отдал искорку. Хорошо, что спасли барабанщики.
А может, я всё-таки не отдал бы? Зубы сцепил бы как клещи, задохнулся бы от ужаса, но не отдал бы? Не знаю… Но если не знаю, как рассказывать?
А ещё я смутно боялся, что если разболтаю про Клоуна, он и его сообщники нам отомстят. Я мог бы рассказать о чёткой опасности, а как говорить о неясных страхах? «Опять ты сам не знаешь, чего боишься, Копейкин…»
И ещё была причина. Глупая, конечно, даже стыдно вспоминать, но была. Юрка несколько раз перебивал меня, и наконец появилось чувство: «Ладно, Юрочка! Ты не знаешь, а я знаю. У меня есть тайна, о которой вы с Янкой слыхом не слыхивали!» И страшно, и в то же время гордость какая-то…
Но сейчас, по дороге к дому, я отчаянно ругал себя, что не крикнул там в вагоне: «Да послушайте же наконец, что со мной случилось!»
Столько загадок свалилось на меня!
Как эти охотники за искоркой про неё узнали?
Зачем им наша крошечная Галактика? (А может, и не крошечная?)
Кто они? Хулиганы? Космические пираты?
Почему сами не могут сделать искорку? Клоун проговорился: «Не тот состав». Состав чего? Крови?
А может, у них вообще нет крови? Я вспомнил, как шевелилась маска. Вдруг они из каких-нибудь кристаллов, твёрдые и неживые, будто статуи…
Статуи?
На одном и том же месте, у гипсового гребца, запинались и падали я и Юрка…
«Ерёма, зачем ты расшибал скульптуры?»
«Я думал, они шпионы…»
Я отчаянно зашарил по карманам: где Ерёмино письмо? Балда я, балда! Я же совсем про него забыл! Вот оно…
«Берегитесь, они не люди! Приходите в вагон, я расскажу, я узнал…»
Не успел рассказать… Почему не успел? Откуда тот бешеный электровоз?
А если сейчас и на меня вырвется из-за угла сумасшедшая машина?
Солнце село, были очень тёплые сумерки. Никогда ничего я не боялся на нашей ласковой улице, где пахнет диким укропом и травой «бабкины бусы» и так хорошо светятся окна. А теперь мне стало жутко.
Я, оглядываясь, побежал.
Машина с яркими фарами и в самом деле выскочила из-за угла. Свет прямо в глаза! Я вскрикнул, вжался в забор, зажмурился…
- Гелька!
Ох… это же Митя, старший брат Севки Селезнёва с нашей улицы. Вон и сам Севка в машине, и ещё ребята.
- Гелька, поехали на Оленье озеро купаться! К полуночи вернёмся! Смотри, машина новая, «Клипер-два».
Я слабо помотал головой.
- Не могу, домой надо… Гоняете, как сумасшедшие…
Ух, даже спина мокрая стала… Стыдно, Травушкин. Чего ты боишься, кому ты нужен? Никто не знает, что ты догадался про статуи. И живая искорка не у тебя. У Глеба…
Но Глеб-то не знает ничего! А если т е нападут на него?
Я был уже у самого дома. Я вскочил на крыльцо и дёрнул дверь.
- Явился, - вздохнула мама. - Хотела уже искать… А чумазый-то какой. Умывайся, буду кормить.
Но я весь звенел от тревожного нетерпенья.
- Мама! Можно, я пойду к Юрке ночевать? Ну, мам… Я там поем.
Мама печально сказала:
- Неправда, Гелик. Ты собираешься не к Юрме, а в ваш «Курятник».
Я, видимо, покраснел, как Юркни барабан. По крайней мере, ушам стало горячо. Прошептал с трудом: