з них должен понимать, что его информация стоила жизни стольким людям. Если, конечно, не дурак. По вашей информации я понял, что дураков среди них нет. Что касается оставшихся номеров… Трудно предположить… Но если это провал, тогда все группы в Азии и в ее регионах должны быть ликвидированы. Прибавьте сюда еще двух связных, ведь все они живы. Вы… — Дюпре сделал паузу, — …не знали, каким маршрутом прибудет группа Фогельвейда. Как, впрочем, и Чанг. Значит, вас можно исключить.
— Спасибо хоть за это.
— Не за что. Это я знал еще на Цейлоне. Значит, остались четверо. Один из них — враг. Умный, замаскировавшийся враг. И убийца. Кто? Сальдуенде, Уилкотт, Аламейда, Жунцзы? Кто из них? Они имеют доступ к материалам нашей группы?
— Да. Но операция засекречена. И поэтому никто из четверых вот уже вторую неделю не покидает Центра.
— Значит, этот человек понимает, что мы рано или поздно выйдем на него. Он должен будет что-то предпринять. Когда вы передали информацию о Муни?
— Вчера, как только вы его привезли.
— Он должен понять, что кольцо постепенно сужается. Раз мы просим послать группу «Р-11» в Италию, значит, мы уже выходим на него. Что он сделает в сложившейся ситуации?
— Не знаю, — миссис Дейли с интересом следила за рассуждениями Дюпре.
— Вот и я не знаю. Но понятно одно — он будет действовать.
— За ними установлено наблюдение.
— Ну, это понятно. Оно ничего не даст. Это профессионалы. Боюсь, что приказ о ликвидации нашей группы уже отдан.
Координатор с любопытством взглянула на него.
— Вы так спокойно об этом говорите?
— Я убежден в этом. Поверьте. Ко всему нужно быть готовым. Что с нашими документами?
— Утром их привезет Чанг. Мигелю нужно покинуть Индонезию на частном самолете, его разыскивает полиция.
Дюпре кивнул головой.
— Он полетит сразу в Нью-Йорк. Но об этом не должен знать никто, кроме генерального комиссара.
— Конечно. Как мы и договаривались. Что касается вас с Луиджи, вы должны вылететь в Италию завтра. Необходимо учесть, что Муни не знает, куда и кем доставлялись наркотики в Европу. Хорошо еще, что он сумел указать связного. Тот вылетает завтра вечером. Цель маршрута — Рим. Он, видимо, договорится о поставках новой партии наркотиков.
— Может быть. Во всяком случае, полковник Мархаэн знает об этом.
— Его должны арестовать сегодня. Кстати, уже решено, что генерал Т… и пятый член совета триады «погибнут» в авиакатастрофе. Иначе скандал будет слишком громкий.
— Это уже их внутреннее дело, — пожимает плечами Дюпре.
— И еще… — Координатор, несколько смутившись, поднимает глаза на Дюпре. — Комиссар сообщил, что «вести» связника будет Луиджи, а Дюпре с еще одним агентом будут его прикрывать.
— Что это еще за агент?
— Я.
— Не понял. — Дюпре хмурит брови, до него еще не дошли слова Элен.
— Мы полетим как супружеская пара. Так меньше риска. Два иностранца, прибывшие одновременно со связным, могут вызвать подозрение. Комиссар уже одобрил этот план и высылает нам документы через Интерпол.
— Это ваша идея?
— Я должна отвечать?
— Если можно…
— Моя. Она вам явно не нравится, да?
— Да. Это не женское дело.
Координатор позволила себе откровенно улыбнуться.
— И только поэтому?
— Не только, — у него почему-то дрогнуло лицо, — не только… я… я боюсь за вас. Вы… словом, этот план не пойдет.
— Поздно, Дюпре, увы, поздно. Документы уже высланы. Я доложила, что все уже согласовано с вами.
— Вы… вы… — От волнения он даже вскочил. — Вы только помешаете мне, Элен, я против. Категорически. Вы не выдержите. Я не имею права подвергать вас риску.
Она встала. Медленно, спокойно. Сделала шаг к Дюпре.
— Это мое дело. Я генеральный координатор зоны, господин Дюпре, вы забыли об этом.
— Вот и сидите в своей зоне, — кажется, он ответил чуточку резче, чем следовало.
— Это приказ, господин инспектор. Кроме того, я напоминаю вам, что по служебной субординации вы не можете мне приказывать. Я, слава богу, еще не подчиняюсь вам, — кажется и она ответила чуточку резче, чем следовало, — скорее это вы должны выполнять мои инструкции. Впрочем, я вас больше не задерживаю. Можете идти, — правая рука указала на дверь.
Несколько секунд в комнате стояла тишина. Первым опустил глаза Дюпре. Наклонил голову. Повернулся к дверям.
— Простите, но я ведь люблю вас, — пробормотали его губы; не смея поднять головы, он сделал шаг к дверям.
— Шарль, — раздался за его спиной голос. В нем уже не было прежнего металла.
Он резко обернулся. Очевидно, можно говорить молча, если в эти несколько секунд оба не сказали друг другу ни слова. И сказали больше, чем за все их предыдущие встречи.
Она сделала шаг навстречу. И они бросились в объятия друг другу.
Они были вместе вот уже второй час и не могли оторваться друг от друга. Им обоим казалось, что они шли к этой встрече всю свою жизнь. И все те случайные, посторонние, чужие люди, мужчины и женщины, которые до этого были в их жизни, казались им теперь какими-то нереальными, забытыми, ушедшими в прошлое. Оба вдруг пронзительно ясно ощутили, что это были лишь тени. И только сейчас, здесь, сегодня, они достигли того, к чему подсознательно стремились все время, стараясь найти в ласках друг друга то не испытанное ими ранее чувство полного единения души и тела.
Наверное, люди живут на земле ради вот таких моментов своей жизни. Они, словно яркая вспышка, на короткое мгновение озаряют их тусклое существование, придавая ему то неповторимое очарование, к которому так все стремятся. Если в жизни мужчины хоть однажды бывает такая женщина, значит, его жизнь удалась. Если в жизни женщины хоть однажды встречается такой мужчина, значит, воспоминание о нем будет преследовать ее всю жизнь. Это будет ее мужчина. Тот, о котором она мечтала бессонными ночами, соединяясь с которым она может прикоснуться к чему-то такому, что потом останется на всю жизнь. А мужчины? Мужчины иногда не понимают, что значит ТАКАЯ женщина. С которой возможно, да и то лишь на короткое мгновение, полное слияние душ. К старости они это понимают. Иногда, к сожалению, слишком поздно.
Тяжело дыша, Дюпре откинулся на кровать. Руки продолжали обнимать прекрасное тело. И хотя сил уже не было, желание и страсть не угасали.
Голова Элен покоилась на его груди. Волосы были рассыпаны, и от них шел волнующий, дразнящий, дурманящий аромат.
— Шарль, — тихо позвала она.
— Да.
— Как тебя зовут?
Он улыбнулся. Потом начал смеяться. Через несколько секунд засмеялась и она.
— Какой ужас! Целовать человека, имени которого не знаешь. Полное падение нравов! — Он притворно вздохнул.
Ее левая рука приподнялась и легонько стукнула его по животу. Мышцы непроизвольно сократились.
— Ага. Ты, значит, считаешь, что я падшая женщина. Вот тебе, вот.
— Больно. Больно. Сдаюсь. Беру свои слова назад.
Приподнявшись на локте, она перебросила себя на него. Обвила руками его шею и устремила на него ласковый взгляд.
— И все-таки как тебя зовут? Если не хочешь, можешь не говорить.
Дюпре сказал. Она недоверчиво покачала головой.
— Откуда ты?
Дюпре сказал и это.
Она засмеялась. Радостно, легко. Несколько раз повторила его имя, точно пробуя на вкус.
— А все-таки Шарль красивее.
— Можешь называть меня, как тебе нравится. Она наклонила голову.
— Так звали д'Артаньяна, хотя мне теперь все равно. Лишь бы ты был со мною. — Ее мягкие губы скользнули по его щеке и, прикоснувшись ко рту, вновь слились в нескончаемом поцелуе.
— А как тебя зовут? — спросил он, когда вновь обрел дыхание.
— Урсула. Урсула Андерсон. Я из Швеции. Отец — швед, мать — фламандка.
— Урсула, — он повторил ее имя, — Урсула. Я люблю тебя, Урсула. Я искал тебя. Очень долго.
Ее губы коснулись его лица.
— А я ждала тебя. Сейчас мне кажется, что я знаю тебя давным-давно. С самого детства. Вот таким добрым и сильным я тебя представляла. Но ты появлялся только в моих снах. Ночью. Знаешь, как мне бывало тяжело. Особенно после того, как я ушла от мужа. Случайные встречи, малознакомые мужчины. А я ждала тебя. Только тебя. Я искала идеал, но с каждым годом верила в него все меньше и меньше.
Уголки его губ дрогнули.
— Значит, я идеал? Вот уж не думал.
— Идеал. Самый настоящий, — счастливо подтвердила она.
— Поэтому ты хочешь в Италию? — вспомнил он.
— Я буду рядом с тобой. Я так хочу.
— Самое печальное, что и я так хочу. Но только с одним непременным условием.
— С каким? — нахмурила брови Элен.
— Мы полетим туда как супружеская пара. Настоящая пара. Только в этом случае я согласен.
Она легко засмеялась. Закрыв глаза, тряхнула головой, затем наклонилась к нему.
— Ты делаешь мне предложение? Довольно экстравагантное.
— Ну почему экстравагантное? Просто немножко необычное.
— Я согласна. Но давай решим этот вопрос после нашей поездки.
— Но полетим мы туда как супруги?
— Конечно. Но я не поняла, что тебя волнует. Какая тебе разница?
— Большая, — он улыбнулся. — Как это у классиков: «Моя жена и слушаться меня должна».
— Ишь ты, какой хитрый. Чего захотел!
— Так согласна? Иначе я раздумаю и возьму другую «жену». Переодену Луиджи в женщину. Или Мигеля.
— Согласна. Просто жалко ребят.
— Наконец-то почувствую себя главой семьи.
— Чувствуй, чувствуй. Если тебе так хочется.
— Хочется. И вообще, мы в конце концов на Востоке или нет?
— Конечно, на Востоке, мой господин, — она смиренно наклонила голову и прошептала ему на ухо: — А будешь много требовать, я тебя укушу.
— Вот сейчас я, кажется, потребую большего. Ну, держись!
Они еще долго резвились, смеялись, дурачились. Ни один из них и не подозревал, что в Италию, куда должны лететь Элен Дейли, Шарль Дюпре и Луиджи Минелли, прилетят лишь двое из них. Судьба третьего была решена. Ему оставалось жить меньше двадцати четырех часов.