Яшка говорил, как взрослый, и Федя помалкивал. А в школе ждала радость.
Соседка Федина, Лилька, так и сияла, прикрывая ладошкой рот. Федя поглядел на себя, под партой потрогал пуговицы на ширинке — все было как следует.
И тут вошла в класс Лилькина мама, настоящая учительница Клавдия Алексеевна. Федя сразу догадался, что это — она.
Ах, Клавдия Алексеевна была совсем-совсем некрасивая. Лицо желтое, на щеках мелкая рябь морщин, веки тяжелые, бровей почти не видно, волосы собраны в пучок.
Она стояла перед классом и смотрела на ребят, не на всех сразу, а на каждого по очереди, и каждому говорила:
— Ну, здравствуй, Яша! Управляешься с братишками? — и улыбалась, и Яшка улыбался в ответ:
— Управляюсь, Клавдия Алексевна!
— Ярослав, голубчик! Ты, думаю, уже не только всех русских царей изучил, но и всех князей, а их было видимо-невидимо.
— Я фараонов теперь изучаю! — радостно подскочил Кук и улыбнулся в ответ на улыбку.
И никто свою улыбку не отпускал, и весь класс улыбался.
— Тебе, Федя, хорошо с ребятами? — спросила Клавдия Алексеевна.
— Очень хорошо! — совершенно счастливый, звонко выкрикнул Федя.
И все засмеялись.
Клавдия Алексеевна прошла по рядам, трогая руками кудлатые мальчишечьи и расчесанные девчоночьи головы. Те, кто сидел у стены, придвигались к соседу, подставляя головы, чтобы их ненароком не обошла добрая рука учительницы.
А потом была математика, задача на муторные бассейны, и вот ведь диво: Федя понял — что к чему. Первый раз в жизни понял, как решаются задачки.
Из школы выходили втроем: Яшка, Федя, Кук. Пятиклассники ждали.
— Я за Цурой сбегаю! — сказал Федя.
— Погоди! С крыльца не сходите, я мигом! — Яшка кинулся назад в школу.
Кук стоял, смотрел на верхушки деревьев, словно это ждали кого-то другого.
— А гнезда уже пустые, — сказал он. — Что-то больно рано.
— Наверное, зима холодная будет, — Федя следил за мальчишками. Они чего-то затевали, подавали какие-то знаки в школу.
— Я люблю зиму, — сказал Кук. — Люблю, когда деревья в инее. И когда луна и мороз.
«О чем он бормочет! — закипал потихоньку Федя. — Сейчас ребята бить кинутся, а он про луну».
И точно! Из двери выскочил мальчишка и двумя руками толкнул Кука с крыльца в толпу пятиклассников. Кулаки взвились, но тотчас раздался властный сильный голос:
— Кто его тронет, будет иметь дело со мной.
Мальчишки отпрянули. На крыльце стояла Клавдия Алексеевна.
— Зайцев, Саша! — окликнула она одного из пятиклассников. — Помнишь, мама твоя приходила в школу искать на тебя управу?
— Ну, помню! — мрачно откликнулся Саша Зайцев.
— Ты все помнишь?
Саша промолчал.
— Так вот, если твоим приятелям неймется, ты расскажи им о том, с чего началась наша дружба. Мы ведь друзья?
— Друзья! — совсем не зло отозвался Саша.
Федя приоткрыл дверь в комнату — никого. Быстро портфель в угол и — к старому, давно сломанному патефону. В трубе усилителя звука лежали их совместные с Феликсом капиталы. Федя сунул руку, ухватил свернутые трубочкой деньги, подумал, бросил три пятерки назад, чтоб Феликс не больно орал, остальные деньги в карман. Только спрятал — крадущиеся шаги бабки Веры.
— Ты чего? — спросил Федя, резко обернувшись.
— Я-то ничего, — цепкий взгляд обшарил с ног до головы.
— А где мама, где ребята?
— Лисенка твоего кормят.
— А-а! — сказал Федя и мимо бабки Веры выскочил в сенцы.
Бабка потянулась за ним рукой, но только шею царапнула. Федя через парадное выскочил на улицу и — за угол. Кук и Яшка ждали.
— Бежим в парк! — сказал Федя. — Все в порядке.
— Если деньги твои, чего же бежать? — подозрительно сощурил глаза Яшка.
— Деньги мои, мои! Только ты не знаешь нашей бабки Веры. Она никогда ни на кого копейки не потратила. Ей бы только все для себя.
В парке уселись за толстой липой, сложились, посчитали. Было у них двести три рубля. Буханка хлеба на рынке стоила пятьдесят.
— Ну, пошли! — сказал Яшка.
Толпа кипела. Яшка повел друзей в ряды, где торговали отрезами.
— Сколько? — спросил Яшка у спекулянтки, приглядев небесной красоты маркизет.
Спекулянтка смерила подозрительным взглядом троицу, но все-таки ответила:
— Полторы тысячи.
— Тю-тю! — сказал Яшка.
Федя покраснел и стал пробираться сквозь толпу прочь.
— Чего сдрейфил? — ворчал Яшка. — Их дело цену ломить, наше дело торговаться.
— Давайте купим компас и книжек! — предложил Федя.
— Ну зачем девчонке компас? А книжки она в библиотеке возьмет. Ей бы платьишко, чтоб самой себя не стыдно было.
— Поглядите! — прошептал Кук.
Два безногих инвалида зазывали попытать счастья. Перед ними в шапке лежала куча пятирублевок и червонцев, а на мешковине три карты.
— Вот туз! — показал инвалид. — Кто туза угадает, забирает деньги, проиграл — гонит на кон.
Подошел пьянчужка. Опухший, всклокоченный. Прорычал:
— Давай!
Инвалид ловко раскинул карты.
— Иду на сотню. Подыми эту! — попросил пьянчужка.
Инвалид поднял: пьянчужка угадал.
— Твое.
— Еще иду на сотню! — рявкнул пьянчужка и опять выиграл.
— Заманивают, — сказал Яшка.
И точно. Охотники выиграть даровые деньги нашлись. Началась игра. Скоро деньгам и в двух шапках стало тесно.
Но тут опять нашелся счастливчик. Выиграл пятьсот рублей. Остывающий интерес к игре вспыхнул, как стог сена.
— Ребята! — сказал Федя. — Я все заметил. Он туза придерживает и кладет последним.
— Ладно, — Яшка облизал сухие губы. — Повезет — купим отрез, а не повезет, значит, не повезет. Давай, Федя.
— Они все равно нас обхитрят, — сказал Кук, — но на двести рублей платье не купишь.
Федя встал перед инвалидом.
— Сыгранешь?
Инвалид был конопатый, в гимнастерке с черным от пота воротником.
— Сы-грану! — не проговорил, а скорее отдолбил Федя.
— На пятерочку идешь?
— На две сотни.
— Ого!
Инвалид подмигнул зрителям, кинул карты.
Федя нагнулся и поднял левую.
— Твоя взяла. Получай и исчезни.
— Иду на четыреста! — теряя голос, выдавил Федя.
Инвалид нахмурился, кинул карты.
— Опять левая.
Инвалид поднял и показал публике шестерку. Федя попятился в толпу.
— Зачем я сразу не ушел?
— Ладно, — сказал Яшка, — ничего не поделаешь.
Ребята стояли, не зная, куда им теперь идти.
— Надо попросить отрез у моей мамы! — сказал Кук.
— Кук, милый! — Яшка обнял приятеля за плечи. — Твоей мамке самой надо одеться. Ты ведь видишь, сколько за матерьял дерут.
— Три рубля осталось, — сказал Федя.
— Три стакана семечек. Стакан на брата.
Яшка усмехнулся, а Федя заплакал.
— Ну почему вы меня не удержали?
— Так ведь нам полторы тыщи нужно было! — теперь Яшка обнял Федю. — Брось реветь. Что было, то сплыло.
— Эй, хлопцы! Подь сюда! — позвал инвалид, кидавший карты.
Любители сыгрануть уже разошлись.
— Ишь, нюни распустил!
Федя отвернулся.
— Зачем деньжонки-то понадобились?
— Матерьялу хотели купить, — сказал Яшка.
— Матерьялу они хотели купить! — подтолкнул инвалид своего напарника. — Перепродать, что ли, где собирались матерьял-то?
— Нет, — сказал Яшка. — Зачем перепродавать? Подарок хотели сделать.
— Это уже интересно! — удивился инвалид, собирая и пряча деньги в нагрудные карманы. — Матери, учительнице, невесте (он подмигнул) — кому подарок-то?
— Оксане, — сказал Кук. — Она наш школьный товарищ. У нее сегодня день рождения.
— Подарок за тыщу школьному товарищу, — пояснил инвалид другу. — Вот живут!
— Чего хихикаешь? — нахмурился Яшка. — Она сарафан три года носит. Полсарафана — из красного матерьяла, а другая половина из синего. Да чего тут разговаривать? Пошли!
— Ишь, ретивые. Погоди уходить! — и гаркнул на всю толкучку: — Миха-а-а-лна!
Тотчас явилась спекулянтка, у которой спрашивали цену на маркизет.
— Ситцу нет девчонке на платье?
— Вельвет есть, с цветочками.
— Покажи.
Михална исчезла и явилась с куском материи.
— Годится! — сказал инвалид. — Деньги с меня получишь.
Поманил Яшку.
— Держи, парень! Но с уговором: видел я вас здесь первый раз и последний. Гут?
— Гут, — сказал Яшка.
— Спасибо вам, — зашептал Кук. — Я думал, вы нехорошие, а вы хорошие.
А Федя стал тереть глаза кулаками.
— Топайте, ребята! А то как бы и мы не прослезились.
Мальчишки кинулись бегом.
— Яшка, спрячь материю! — опомнился Федя. — Подумают, что мы свистнули.
Остановились. Яшка спрятал материю под рубаху.
— Ну, чего? На мельницу?
— Пойдемте к моей маме, — сказал Кук. — Мама платье сошьет, а то, боюсь, Оксане платья не видать. У нее старшая сестра в невестах, а материя красивая.
— Золотая у тебя голова, парень! — Яшка дал Куку «петушка».
— Мою маму зовут Вера Александровна! — Кук, стоявший к ребятам вполоборота, повел рукой в сторону мамы и как бы поклонился. — А это, мама, мои лучшие друзья, Яков и Федор!
Круглолицая большая девочка, большеглазая, черные волосы сплетены в толстую короткую косу, посмотрела на мальчиков не улыбаясь. Этой девочке-маме нельзя было сказать неправду, и она сама неправды, даже малой, не могла сказать.
— Чтоб у вас, мальчишек, язык не поворачивался дразнить девочек сластенами, поешьте-ка сладкого, — сказала Вера Александровна.
— Как хорошо! — Ярослав подпрыгнул, побежал на кухню и вернулся с противнем сушеных яблок.
Федя и Яшка взять еду первыми никак не могли, хоть Федя знал: в обществе надо себя держать свободно.
— Что же это вы стоите? — удивилась Вера Александровна. — Садитесь к столу и за работу.
Она взяла горсть яблок, положила в губы тонкую чешуйку и, медленно затягивая в рот, одновременно прикрывала глаза ресницами.
— Вкусно-о-о!