Он несколько раз видел ее, но она всегда была одна или с другими девушками. Однажды она, казалось, бросила взгляд в его сторону, но — может, он и ошибся — так как она не подала виду, будто узнала его.
В один из дней утром у дома Юлии остановился черный «Зил», за рулем сидел водитель, одетый в форму. Из машины вышел мужчина в черном пальто с меховым воротником, его дыхание вырывалось клубами пара на морозе.
Это был Петров. Его отец.
— Я хочу тебя сзади, — распорядился Петров, протягивая руку за полным стаканом Столичной, приправленной перцем, которую Юлия всегда держала для него. Он сделал большой глоток огненной жидкости. — Давай, — настаивал он. — Опускайся на колени, Юлия, я знаю, ты так любишь.
Оба были раздеты в жарко натопленной квартире, и Юлия, тоже уже пьяная, смеялась и пила глоток за глотком дорогую водку.
— Нет еще, — запротестовала она, поднимая стакан. — Я хочу еще выпить, Медведище. Налей мне.
— Сейчас, — требовал он. — Сделай это сейчас, Юлия, так, как я хочу.
— Хорошо, — сказала она, надув губки, и встала на колени на постели, высоко подняв свой красивый стройный зад. Он воспользовался вазелином, который она держала для него, и так мощно вошел в нее, что качнул ее вперед. Ворча, он снова и снова делал выпады.
— О… о… — хрипло вскрикивала она, покорно изображая страсть, вцепившись руками в покрывало. Иногда она кончала таким способом, чаще — нет, но для Петрова это не имело значения. Главное, он достигал короткого, быстрого оргазма.
Петров откинулся. Юлия немедленно перевернулась, взяла салфетку и вытерла себя, а затем его — процедура, на которой он всегда настаивал после их физической близости.
Пока она вытирала его, взгляд Петрова скользнул к резному, богато украшенному туалетному столику, уставленному флакончиками с духами, которые он привез ей из недавней командировки в Париж. На нем стояла винная бутылка, покрытая слоем цветного воска с белой свечой на ней.
— Откуда ты это взяла? — спросил он.
Глаза Юлии потемнели, как два омута.
— О… его дала мне София.
Он узнал подсвечник. Знал он и Софию — певицу из ресторана «Волга», куда несколько раз брал Юлию. И он не сомневался, что директор «Волги» Иван Королев никогда не позволил бы своим работникам раздаривать такие вещи. Следовательно, размышлял он, Юлия ходила туда без него и прихватила этот сувенир… Возможно, она была там с другим.
— Иди сюда, — грубо бросил он, притягивая девушку к себе.
Удивленная Юлия подчинилась.
— Лижи меня, — приказал он, — соси, как следует. Я хочу еще раз. И на этот раз ты все проглотишь и попросишь меня еще.
Юлия пыталась протестовать, но, увидев выражение его лица, замолчала. Ее глаза заблестели от страха.
— Да, — прошептала она.
Тридцать минут спустя, забрав свои бритвенные принадлежности, Петров, пресытившийся и разозленный, покинул квартиру. С Юлией все кончено.
Он должен сделать один телефонный звонок.
— Почему? — допытывался Михаил. Он был в такой ярости от предательства, был так оскорблен и взбешен, что снова пришел в Большой этим вечером и преградил Юлии дорогу, когда она собиралась выйти.
— Почему он? Почему? Может, он бил тебя? Угрожал тебе? Боже мой, Юлия… он мой отец!
— Откуда мне было знать? — угрюмо ответила она. — Я узнала его задолго до того, как ты вошел в мою жизнь.
Все краски, казалось, покинули ее бледное лицо, а глаза были прикрыты. И как будто синяки под глазами. Он не мог рассмотреть при тусклом свете.
— Ты не можешь любить его! Ему почти шестьдесят, он почти на тридцать пять лет старше тебя!
— Какое это имеет значение, сколько ему лет? — фыркнула она, сверкнув на него глазами. — Дело в том, Михаил Сандовский, что мне двадцать пять лет, а не семнадцать! Ты знаешь, что это значит для танцовщицы? Это значит — я старая, старая, старая! Это значит — мне осталось танцевать только несколько лет. Я должна позаботиться о себе, пока у меня есть такая возможность.
Он был ошеломлен.
— Но это не должно означать…
— Это значит, что ты глупый, тупой мальчишка! — закричала она, отталкивая его. — Убирайся, майор Михаил Сандовский! Ты идиот, и ты мне не нужен, я не хочу тебя!
— Значит, ты хочешь его?
В два прыжка Михаил догнал ее и с силой прижал к зеленой стене прохладного закулисного коридора.
— Ты хочешь этого старика — Петрова! Скажи мне, что нет! Скажи правду!
— Ну и дурак же ты! — с раздражением бросила она. — Я вообще не хочу мужчин. Неужели ты думал, что хочу? Я предпочитаю женщин, болван! Женщин! Так что убирайся. Я не хочу больше видеть ни тебя, ни твоего безобразного отца — никогда!
На следующий день Михаил, сходя с ума от ревности, снова пришел в квартиру Юлии, чтобы попытаться поговорить с ней. Он громко постучал в дверь. Ее открыла пожилая толстощекая женщина с глазами-пуговицами, одетая в вытянувшийся серый свитер и бесформенное платье.
— Где Юлия? — почти закричал он.
— Она здесь не живет, — ответила женщина с украинским акцентом.
— Нет, живет! Я был здесь вчера!
— Эта квартира принадлежит высокопоставленному должностному лицу, и здесь нет никакой Юлии, — повторила женщина.
— Но она должна быть! Она была здесь. Она здесь… она просто не велела вам пускать меня.
— Нет здесь Юлии, — печально сказала женщина.
На следующий день соседский мальчишка сказал Михаилу, что прошлым вечером он видел, как какие-то мужчины увезли Юлию на сверкающем черном «Зиле».
ГЛАВА 15
— Раз! Два! Выше ногу! Повернуть голову! Улыбайся! Прогни спину!
Елена Куникова, преподаватель танцев, стояла в студии рядом с зеркалом, давая указания и критически наблюдая за тем, как Валентина исполняет трудные комбинации в двенадцатый раз… или уже в двадцатый?
— Да… да… теперь лучше, Вэл. Намного лучше. Мы еще сделаем из тебя бродвейскую танцовщицу, — добавила она. — Достаточно на сегодня, иди в душ, ты заслужила его.
Но вместо того чтобы уйти, Валентина опустилась на пол и, тяжело дыша, обвила руками колени. Ее трико пропиталось потом после трех часов работы, даже волосы были мокрыми, хоть выжимай. После двух недель жесткого расписания тренировок все ее тело стонало от изнеможения.
— Слишком напряженно? — спросила Елена.
— О нет, — солгала Валентина, медленно поднимая голову.
— Мы должны вернуть тебе форму, Вэл. Нужны годы тренировок для того, чтобы наверстать. Танец — это бездна тяжелой работы. Без усилий нет побед.
— Знаю, знаю, — вздохнула Валентина, вставая.
— Ну, — усмехаясь, сказала Елена, — за две недели вы прошли тысячу миль, юная леди. Но…
— Мне нужно пройти еще тысячу, верно?
— Может быть, восемьсот девяносто девять.
Валентина рассмеялась и направилась в раздевалку.
Елена была великолепным преподавателем, самым лучшим. У Валентины появилась уверенность, что Кит завтра будет доволен ею.
Она сбросила свое влажное трико и устало побрела в душ, по дороге взглянув на большие часы на стене и прикинув, сколько у нее времени в запасе. Через двадцать минут она должна вскочить в такси и помчаться на двухчасовые занятия драматическим мастерством в небольшой театр на Пятьдесят четвертой улице.
После горячего душа она насухо вытерлась полотенцем и направилась в раздевалку.
— Как дела? — спросила ее рыжеволосая высокая женщина в одних трусиках-бикини. Она вытянула длинную ногу на скамейке и втирала в нее крем. Говорила она с легким южным акцентом.
— Просто великолепно.
Женщина показалась знакомой, и Валентина посмотрела на нее внимательно.
— Кажется, я видела вас на прослушивании?
— Да. Я Джина Джоунз.
Джина постоянно посещала «Стэпс», и они несколько минут поболтали о занятиях.
— Я работаю как проклятая, каждый день, — призналась Джина, — и непременно добьюсь успеха, дорогая, вот увидишь. Но мне уже двадцать восемь, остается только надеяться, что это произойдет раньше, чем я состарюсь и не смогу больше танцевать. — Затем Джина небрежно спросила: — Ты все еще встречаешься с Китом Ленардом? Ходят слухи, что вы вместе, и он завтра придет посмотреть, как ты танцуешь.
Валентина покраснела. Постепенно ее румянец стал огненным. Она опасалась, что такое произойдет.
— Нет, мы просто проводим много времени вместе, потому что он помогает мне пройти интенсивный курс актерского мастерства. Мы смотрим множество пьес — университетские и внебродвейские постановки, и он разбирает их со мной.
Джина приподняла брови.
— Значит, вот как это называется. — Но тон ее не был оскорбительным. — Послушай, Вэл, могу я дать тебе небольшой совет?
— Конечно.
— Все происходит таким образом: когда люди работают вместе над постановкой, они сближаются. Их гормоны начинают бушевать, ты понимаешь, что я имею в виду? Вот почему кинозвезды так часто женятся друг на друге, — они встречаются на съемочной площадке. Но связи такого рода не всегда удаются… Чувства увядают, когда представление окончено.
— Я понимаю… — сказала Валентина. Она взяла сумочку и стала искать щетку для волос. — Однажды я уже испытала боль. Несколько лет назад во время гастролей я встретила женатого мужчину… но он решил остаться с женой. Я не хочу, чтобы произошло нечто подобное.
— М-м-м, — промычала Джина.
Глядя в зеркало, Валентина размышляла о предостережении Джины. Ее притягивал Кит Ленард, его приятная спокойная улыбка, то, как он прямо смотрел в глаза, разговаривая с ней. В нем ощущалась доброта, которая затрагивала глубже, чем просто сексуальная привлекательность. Он был в своей основе искренним, мог быть нежным, честным.
Это делало его опасным.
«Но только если я позволю ему стать таким», — решила она.
— Ну, что ты думаешь? — спросил Кит, когда они вышли из театра, посмотрев «Цену славы» с Чарлзом Гродином. На тротуаре сотни театралов толкались, нанимая такси, выстроившиеся в два ряда. Воздух был душным, чувствовалось приближение дождя. — Туда, Вэл, — сказал Кит. — Я попросил водителя, чтобы он подождал нас на углу площади Ирвинг, а не у театра. Там не так много народа.