На развилке больших дорог
Мчатся вперед составы,
Во тьме растворив дымки,
Где-то вдали растаяли
Протяжные их гудки.
Вечер огни развесил,
И воздух и чист и свеж.
Живет и работает весело
Мой Георгиу-Деж…
Если посмотреть на карту, во все стороны от города Георгиу-Деж расходятся дороги. Железные — на Воронеж и Москву, Поворино и Балашов, Россошь и Ростов, Валуйки и Купянск. Водные — вверх и вниз по Дону. Автомобильные — во все концы Воронежского края. А еще и туристские тропинки — к Дивам и в низовья, к Белогорью и Мелогорью.
В городе Георгиу-Деж нет заводов, о которых знала бы вся страна, нет новостроек-гигантов. Считают, что в нем около пятидесяти тысяч жителей, и едва ли не каждая семья так или иначе связана с теми дорогами, что расходятся во все стороны от города. Люди, что живут здесь, всегда в пути— это их жизнь, их работа.
Это очень важная развилка очень важных дорог. Когда решалась судьба революции, именно здесь остановили рабочие отряды Николая Руднева калединцев, которые пытались прорваться с нижнего Дона на помощь Корнилову в Петроград, — дорога шла только через Лиски. Первые тракторы пришли в Центральное Черноземье через узел и порт Лиски. А в Великую Отечественную…
Летом 1942 года из Лисок к Сталинграду шел воинский эшелон. Машинист внимательно вглядывался вдаль, изредка переводя взгляд на хмурое небо. И вдруг из-за туч вынырнул фашистский самолет, он шел на бреющем полете к эшелону. Машинист рванул на себя кран — эшелон остановился. Солдаты рассеялись по степи и открыли огонь по стервятнику. А машинист и его бригада не покинули паровоза. Самолет облетел состав и начал бить по паровозу. Один снаряд угодил в тендер, другой — в контрбудку. Три осколка попали машинисту в голову, один — в живот. Помощник и кочегар подхватили его, перенесли в ближайшую лощинку. Бомбардировщик покружился над эшелоном и, бессильный еще что-нибудь сделать, улетел на запад. Теперь следовало ждать массированного налета. Кто же выведет эшелон в укрытие?
— Я поведу поезд, — сказал машинист, — помогите мне подняться…
Товарищи донесли его до паровоза, устроили, полуживого, в кресле. Военный врач перебинтовал голову, наложил повязку на живот и встал позади кресла. Стиснув зубы, машинист взялся за реверс. Тяжело груженный состав вздрогнул и тронулся с места. Поезд шел на фронт…
В Волгограде, в Музее обороны Царицына-Сталинграда, можно видеть пожелтевшую листовку с рассказом об этом подвиге. «Паровозник! Будь таким, как лискинский машинист Иван Шурупов!» — призывала она. А в городе Георгиу-Деж, на улице Декабристов, 19,— дом кавалера боевых орденов и Почетного железнодорожника Ивана Ивановича Шурупова. Тяжелое ранение заставило Шурупова уйти на пенсию, но жизнь продолжается: еще не было, пожалуй, дня, чтобы в доме не принимали гостей. А письма… Они приходят из самых дальних уголков страны. Человека помнят, у него учатся мужеству. Помощник Шурупова по огненным рейсам Иван Завилохин и сейчас водит поезда, теперь он уже машинист тепловоза…
Начальник отделения железной дороги Александр Карпович Лысенко рассказал, как зимой, в метель и пургу, буквально весь город поднимается на борьбу со снежными заносами, чтобы расчистить путь поездам. Жива шуруповская косточка! За организацию военных перевозок через Лискинский узел Лысенко удостоен звания Героя Социалистического Труда, он депутат Верховного Совета республики, уважаемый в городе человек, командир большого коллектива.
Георгиу-Деж не только крупный железнодорожный узел. Это — средоточие новой, самой передовой техники. Когда приехали в нашу страну специалисты-транспортники из США, Англии и Франции, они прежде всего попросили познакомить их с городом Георгиу-Деж.
Железнодорожный узел и порт здесь в сущности одно целое. Самому порту уже четыре века. Но еще лет сорок назад было так: привозили баржами зерно в мешках, сваливали на берегу, а потом на подводах перетаскивали к станции. Сейчас в порту сложные механизмы и краны, будто играючи, перебрасывают десятки тысяч пудов самых различных грузов — зерна, угля, нефти, леса.
Город стоит на песках. Еще недавно шальные ветры гоняли по улицам тучи пыли. Теперь здесь улицы, одетые в асфальт и камень, зеленые скверы и пестрые цветники на недавних пустырях, Парк имени советско-румынской дружбы с монументом тому, чье имя принял бывший город Лиски в 1965 году. Новые кварталы жилых домов уверенно продолжают наступать на пески.
…Мне еще раз захотелось посмотреть на Дивные горы — и уже не с палубы, а поближе (а заодно и добраться до Острогожска).
Там, где речка Острогоща…
Там, где волны Острогощи
В Сосну Тихую влились;
Где дубов тенистых рощи
Над потоком разрослись;
. . . . . . . . . .
Где в лугах необозримых,
При журчании волны,
Кобылиц неукротимых
Гордо бродят табуны;
Где, в стране благословенной,
Потонул в глуши садов
Городок уединенной
Острогожских казаков…
В вечерних сумерках Дивные горы представлялись неземными, почти лунными столбами. Багровый солнечный диск бросал последние лучи на меловые столбы, и чудилось, что вот-вот блеснут за скалами иллюминаторы космического корабля. Но… за крутоярьем вмиг обрывается волшебная мечта: открывается донская излучина — и на водной глади обыкновенная баржа с буксиром, каких много в здешних местах.
Возле устья Тихой Сосны — узкая цепочка бакенов: мелководье. Обмелела река, наступают на нее камыш и осока. Даже не верится, что не так уж давно, в конце XVII века, строили и здесь корабли: был некогда Острогожск знаменитым на Руси центром частного судостроения. И леса отменные стояли кругом. Когда заказывали казаки струги для себя, просили изготовить из тех деревьев, что росли в Ольшанских лесах, потому что на Воронеже и других реках такой корабельной сосны не было.
Сейчас и лодкой до Острогожска не добраться: свели леса, а пойма Тихой Сосны так заболочена, что теряется течение и превращается река местами в цепочку мелководных прудов. Когда она текла среди сосен, ее назвали Сосной. А теперь леса не стало, название объясняют иначе: Тихая со сна — тихая после сна. Поэтично, но грустно…
По дороге к Острогожску — белые мазанки с соломенными крышами, с аккуратными садочками. Совсем как на Полтавщине. Вот только плетни еще не украинские, а русс кие — три жерди, вертикально переплетенные хворостом (украинский «тын», как известно, — это вертикальные колья < горизонтальной оплеткой). Украина совсем рядом. Даже речь в автобусе слышишь не русскую, а украинскую — так будет вплоть до верховых казачьих станиц.
Но вот и сам Острогожск. С тихими улочками, заросшими травой, с тротуарами, источенными дождем и ветрами, сплошь одноэтажный, с полуразрушенной крепостной стеной, пересекающей его от северной окраины до южной. Это старинный русский город, основанный в 1652 году на южной окраине Московского государства для создания защитной полосы.
В жизни Рылеева уездный город Острогожск занимал большое место. Это здесь и еще в Белогорье завязал молодой офицер знакомства с будущими декабристами. В селе Подгорном он женился на Наталье Михайловне Тевяшовой. Своеобразный быт острогожского казачества, предания о былой вольности и боевой славе будили его фантазию и мысль, заставили взяться за перо. Первую свою думу — «Курбский» — Рылеев написал в Острогожске. А другая дума — о приезде в Острогожск Петра — восхитила и обрадовала самого строгого критика Рылеева и его старшего друга — Пушкина. И в Острогожске же, размышляя о судьбах Отечества, принял Рылеев решение уйти в отставку. «Для нынешней службы, — написал он матери, — нужны подлецы, а я, к счастью, не могу им быть».
Я не нашел в Острогожске дома, где жил Рылеев, — он не сохранился. Зато в этом маленьком городке много улиц, названных именами писателей и художников. Это не просто дань русской культуре. Среди наших культурных центров неприметный городок Острогожск занимает не последнее место. Литература пришла сюда не с книгами русских первопечатников, а с «прелестными» письмами Стеньки Разина. Сочинял их в Острогожске поп-расстрига из Верхне-Чирской станицы Никанор Иванов. Это было задолго до Рылеева. На улице Орджоникидзе в двухэтажном доме почти век назад поселилась семья механика мыловаренного завода Якова Мироновича Маршака. Три видных советских писателя вышли из этой семьи: Самуил Маршак, его брат Илья, который известен нам под псевдонимом Михаил Ильин, и сестра Лия, писавшая под псевдонимом Елены Ильиной. Все трое родились в Острогожске. С этим городом тесно связано творчество Гавриила Троепольского и Тихона Журавлева. И еще одно имя — Василий Кубанев. Здесь он родился, школьником приносил первые свои стихи в литературный кружок при районной газете «Новая жизнь», самоучкой овладел французским языком и даже пробовал писать стихи по-французски. До обидного мало прожил Кубанев и совсем немного успел написать, но то, что успел, осталось в нашей литературе крупинками золота. Он ушел добровольцем на фронт и уже не вернулся, а дом его в Острогожске был разрушен фашистской бомбой. Все рукописи Кубанева погибли. То, что удалось спасти, было издано уже посмертно в сборнике «Идут в наступление строки». В городе есть парк имени Кубанева. Наверное, здесь, в густой зеленой тишине, ходил он, думал, мечтал, слагал стихи. Кубанев любил Острогожск, дорожил его прошлым и настоящим, хотел видеть родные места самыми красивыми на земле. Он ведь был не только поэтом, но и философом, а это очень много для двадцати лет.
А еще Острогожск — родина Крамского.
В городе есть скромная картинная галерея, основанная еще в начале века собирателем древностей и краеведом Глебом Николаевичем Яковлевым. В маленьком домике на углу улиц Крамского и Прохоренко собраны сокровища, которым может позавидовать любой музей.