ским комбинатом, тоже рождавшимся на пустыре, в той же бурой солончаковой степи.
Не только в этом своеобразие Волгодонска.
Когда вы ближе познакомитесь с городом и с его людьми, вы станете называть их добрыми волшебниками. Разве можно назвать обычной такую продукцию химического комбината, как… кокосовое-масло? Любой школьник знает, что кокосовые орехи можно найти только в тропиках. Волгодонск даже не субтропики, и пальм кокосовых в нем не встретить (орехи, правда, можно купить в магазине, но не кокосовые), но вот кокосовое масло здесь производят. И оно ни в чем не уступает натуральному — то самое масло, без которого не обходится ни одно предприятие точного приборостроения и в котором нуждаются физики и медики. Еще недавно это масло мы вынуждены были покупать на мировом рынке за золото.
В Волгодонске я был десять лет назад, и мне говорили тогда: «будет», «построим», «сделаем». Не было еще ни этих фундаментов, ни домов — траншеи, горы строительных материалов, башенные краны… Дожди хлестали по корявым буквам на фанерном щите: «Комсомольско-молодежная стройка: комбинат синтетических жирозаменителей». Ветры рвали мокрую парусину палаток, в них жили строители комбината. В непогоду вода заливала траншеи, и насосы не успевали ее откачивать. Потом слякоть сменялась зноем, и не было сладу с песком.
Десять лет — очень маленький срок, но комбинат встал наперекор стихиям, и пески, солонцы, ковыль отступили перед этим гигантом с огромными корпусами из стекла и бетона, с ажурными переплетениями конструкций из металла, с зеленым нарядом, превратившим город и завод в один большой сад.
Я смотрю на цех жирных кислот, и всплывают в памяти кадры из фантастического фильма. Опоясанный трубопроводом из нержавеющей стали, с высоченной трубой, с площадками-палубами, он похож на гигантский корабль, причаливший к городу после перехода через Цимлянское море. То и дело тепловоз подкатывает к этому лайнеру-гиганту вагоны, цистерны, платформы. Каждые сутки один только этот цех выдает продукции на десятки тысяч рублей.
И не одним кокосовым маслом знаменит комбинат.
Представьте себе громадное поле подсолнечника в полтора миллиона гектаров. Его нужно вспахать, засеять, ухаживать за ним, для этого потребуется сто тысяч рабочих. В лучшем случае будет получено триста тысяч тонн растительного масла. Но уйдет оно не на ваш стол, а на производство… мыла. Не могли обойтись до недавнего времени мыловаренные заводы без натурального подсолнечного масла. А теперь комбинат поставляет мыловарам жирозаменители, не уступающие натуральным продуктам, и вдвое-втрое больше лишь за каких-то полгода. Сырья для этого в достатке — отходы нефти.
Еще цехи стиральных порошков для шерстяных и шелковых тканей, жидких шампуней…
Химия в Волгодонске удивительно крепко дружит с морем. Люди берегут море, держат его в чистоте. В прудах, куда комбинат выпускает свои воды, с успехом разводят зеркальных карпов на радость рыболовам-любителям. Решена здесь и другая проблема — сточные воды очищаются от ядовитых солей меди.
Бой за большую химию продолжается — сейчас строится вторая очередь комбината. Бой напряженный, иногда с горькими утратами, без которых, наверное, не обойтись в таком деле. Я видел у комбината обелиск с красной звездой, как на могиле солдата. Вадим Якуба… Нет в городе человека, который не знал бы о его подвиге.
Он приехал в Волгодонск прямо со студенческой скамьи. Уже шел монтаж оборудования, а строители не успевали укладывать бетон, и Вадим сутками пропадал на стройке. И без того нетерпеливые, ребята подгоняли время, чтобы быстрее пустить комбинат. Они поставили раскладушки прямо в цехе, был какой-то запас консервов. И это не было позерством: время торопило. Над Вадимом добродушно шутили: спит без отрыва от производства. 18 декабря 1958 года комбинат дал первую продукцию. И тогда Вадим показал, чего стоит он как инженер. Вместе с Николаем Ржевским и Владимиром Тягуном упростил разработанную в ФРГ технологию дистилляции жирных кислот, сэкономил комбинату большие деньги. У него было семь авторских свидетельств на изобретения. Пиджак, застегнутый через пуговицу, перекошенный ворот рубашки — таким запомнили его, с лирическим беспорядком во внешности, красивым, неуемным парнем. В двадцать семь лет главный инженер комплекса жирных кислот — это что-нибудь значит. Впрочем, у волгодонцев вообще средний возраст — тридцать лет.
Подвиг Вадима стал почти легендой. Когда комбинат набрал высокие темпы, вдруг вышла из строя одна из ректификационных колонн, нужно было останавливать весь цех. А что, если ремонтировать на ходу, как иногда металлурги исправляют свои печи? На это никто не мог точно ответить, потому что не было еще опыта. И тогда Вадим принял смелое решение: под личную ответственность отослал рабочих подальше от опасной зоны и остался с ремонтниками. А у них, как нарочно, не ладилось: заклинилась крышка. Взялся помочь, попробовал сам закрыть, и вдруг огненная стрела, вырвавшись сквозь щель, пронзила его. Нейлоновая рубашка тут же свернулась в обугленные капли. Вадим сам пошел к медпункту, показывая ребятам, что ничего особенного не случилось. А потом… Потом чуть ли не весь город переживал у больницы, знакомые и незнакомые ребята и девушки наперебой предлагали кровь и кожу для пересадки. Друзья дежурили в больнице. Врачи пытались сделать все, чтобы спасти его, и сам он мужественно боролся за жизнь.
Хоронил Вадима весь Волгодонск. Он навечно остался в списках работников комбината. И еще три фамилии Якубов появилось в этих списках. Они не однофамильцы Вадима — три его родных брата приехали в Волгодонск, чтобы заменить погибшего на посту. Валентин Якуба начинал простым рабочим, сейчас — сотрудник Научно-исследовательского института синтетических жирозаменителей (есть уже такой филиал института в городе). Вячеслав Якуба приехал в Волгодонск с дипломом того же Харьковского политехнического института, который оканчивал и Вадим. Сейчас он начальник смены. Николай Якуба окончил школу и тоже приехал в Волгодонск, работает слесарем. Четыре жизни слились в одну судьбу, сделали фамильным ведущий цех комбината.
Волгодонск — город особенный, весь он живет завтрашним днем, и само слово «строитель» произносят здесь с уважением. Строится не только вторая очередь химического комбината, но еще и заводы газовой аппаратуры, трансформаторный, средств автоматизации и дорожного машиностроения, железобетонный комбинат. А кроме того, и мясокомбинат, консервный завод, рыбный холодильник. Проектируется камвольный комбинат. В 1951 году, когда закладывался поселок для портовиков, было здесь две тысячи жителей, а сейчас — двадцать пять. С уважением смотрят люди вслед парням и девчатам в рабочих комбинезонах, припорошенных мелом и алебастром. Это — хозяева юного города.
Те, кто живут в этом городе, подстать морю. «Море для смелых», — назвал свою книгу о молодых строителях города писатель Борис Изюмский, поселившийся в Волгодонске. Наверное, не случайно Юрий Гагарин называл Изюмского одним из любимых своих писателей.
А не много ли похвал расточаю я Волгодонску? Нет, город этого заслуживает. Трудом и делами своих жителей — людей по-настоящему творческих, ищущих, мыслящих. За полтора десятилетия он далеко шагнул в степь и сейчас еще продолжает свой широкий шаг.
Орлиная степь
Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим, гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие зарытую казачью славу… Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, нержавеющей кровью, политая, степь…
Орлиная степь… Так называли ее и до Волго-Дона, и в далекую старину. Широкая, спокойная, бесконечная. Бугрятся рыжими шапками скифские и половецкие курганы, шумят желтой кугой пересыхающие озера, глядят бельмами солончаки, и вдруг, посреди степи, прямо под солнцем, в стороне от человеческого жилья, — скрюченная ветрами, изломанная яблонька-дичок… Может, орел занес в клюве сюда семечко? Или путник, спешивший по бездорожью? Вот проросло же, встало над степью и не пугается ни каленого солнца, ни пыльных бурь. Выросло, выстояло, неприкаянное, наперекор стихии…
Все дальше уходит в степь накатанная дорога. Остался позади пятнадцатый шлюз с исполинскими скульптурами донских казаков на вздыбленных конях — память о романтике огневых лет гражданской войны и Великой Отечественной. Минуем и станицу Романовскую — древний казачий городок, основанный три с половиной века назад как пограничный рубеж на юге Руси. Здесь еще один памятник на донском берегу — Ивану Смолякову, секретарю подпольного райкома комсомола в годы фашистского нашествия. Его утопили в проруби…
По обе стороны — куда ни взглянешь — поля и поля. Хороша нынче пшеница в Задонье! Столбы по обе стороны шоссе — энергия Цимлянской ГЭС идет в хутора и на фермы. Ровные и строгие оросительные каналы прорезали степь. А вот остался в стороне поселок из уютных, красивых коттеджей, крытых черепицей. Что это — столько новых домов в хуторе? Нет, это совсем новый хутор, он не нанесен еще на карту. А дома выстроены для колхозников-переселенцев, Приехавших на задонскую целину из Ровенской области. Приехали они лет пять-шесть назад и уже прочно обжились на новом месте. Хозяйства здешние только начинали осваивать орошаемые земли, так что помощь новоселов была очень кстати: самим было бы трудно распахать и засеять залежи. А главное — посеять столько риса, получившего постоянную и твердую «прописку» в донской пойме.
Эта пойма — настоящее золотое дно. Еще накануне войны на XVIII партийном съезде тогдашний секретарь обкома партии Двинский говорил, что здешние земли богаче, чем долина Нила, но обработать их не хватает рук. Рядом Дон, а степь губили суховеи, пока не пролегли от Цимлянского моря оросительные каналы. Степь, щедрая на травы, но сенокос прежде старались закончить к середине мая: после этого срока она выгорала и превращалась в пустыню. А зимой — бураны, «шурганы» по-местному, да такие, что и на севере не случаются…