Седов был первым, за ним шли другие, и среди них — питомцы Ростовского мореходного училища его имени — Герой Советского Союза капитан Белоусов и контр-адмирал Лунин. Неподалеку от улицы Седова жил еще один «морской волк», но лишь совсем недавно узнали мы, что он наш земляк. Я говорю о Цезаре Куникове.
В двадцать четвертом томе Большой советской энциклопедии о Куникове есть статья. Имя этого человека знает вся страна. Над могилой его в Новороссийске днем и ночью горит огонь вечной славы. О Малой земле, где сражался батальон морских пехотинцев Героя Советского Союза Куникова, сложены легенды, песни. Это был единственный на Черноморском флоте батальон, которому в знак особых заслуг была установлена специальная форма одежды. Куниковцы сражались с гитлеровцами в Ростове-на-Дону, под Таганрогом, в приазовских плавнях, а затем на катерах шли через все Азовское море к Новороссийску.
А как нам, ростовчанам, не считать своим земляком Ярослава Галана? Он родился под Перемышлем, но в годы первой мировой войны семья его нашла приют на Дону. В Ростове Галан учился в гимназии, был здесь очевидцем и участником революционных битв. И первые рассказы, написанные им, — о рабочем Ростове…
Бывает так. Родился и вырос человек на Дону, ушел отсюда в большой мир, живет вдали от родного города, и все-таки, если понадобится ему обрести силы, чтобы увереннее жить, лучше творить, побороть что-то трудное, он снова и снова возвращается сюда. Набродившись вдоволь по белу свету и насмотревшись на всякие чудеса, он не может не обратиться к тем местам, где прошли его первые годы, к тем людям, среди которых сложились его первые пристрастия и первые понятия о добре и красоте.
Таков Евгений Вучетич — человек редкого таланта. Он рос на той самой Скобелевской улице, о которой написал Свирский еще до Октябрьской революции цикл очерков «Ростовские трущобы», и сверстники звали мальчика не по имени, а очень непонятными словами: «Скульптор» и «Полководец». Было отчего: в девять лет он ловко лепил из глины кошек и собак, строгал из дерева сабли и маузеры, которые нужно было заряжать головками от спичек. В шестнадцать лет пошел на шахту, потом начал посещать художественную школу. Поступил в Академию художеств, снова вернулся в Ростов. Перед самой войной знаменитый Щуко пригласил его в Москву строить Библиотеку имени Ленина. В 1937 году была знаменитая скульптура партизанки, представленная на Парижской выставке. Затем — фронт, Вучетич — командир батальона. Тяжкое ранение и личное горе — смерть жены в оккупированном Ростове, розыски сыновей, попавших в приют, — не подкосили художника, а сделали еще мужественнее. Он лепит генерала Черняховского, создает памятник Ефремову для Вязьмы, монумент в Трептов-парке, скульптуру «Перекуем мечи на орала», наконец, величественный ансамбль на Мамаевом кургане. И снова возвращение в Ростов: его незавершенная работа — будущий памятник буденновцам, который сооружается в центре города…
В Ростове родился и начинал творить Мартирос Сарьян. «Сар» — значит «солнечный», «яркий». Судьба словно специально подарила человеку с такой фамилией талант живописца. Когда Первая конная освободила в 1920 году Ростов, Сарьян с друзьями-художниками предложил украсить Ростов тремя памятниками: Марксу, Революции и Интернационалу, а к Первому мая соорудить также памятники павшим борцам и Степану Разину. Памятник Марксу создавали на сбережения рабочих. Маркс, Ленин и Киров — на главных площадях, бронзовый Пушкин — на бульваре имени поэта, Горький — на набережной, Ломоносов — в университетском сквере, Николай Островский — в парке «Ростсельмаша», Витя Черевичкин — в Пионерском саду, Микаэл Налбандян — возле бывшего Армянского монастыря… Наверное, нужен памятник не только Разину, но и соратнику Ленина Александру Мясникову (он и родился в Ростове, и ушел отсюда в революцию), и Николаю Погодину (вам покажут на окраине домик, где он жил). И если не памятников, то хотя бы бронзовых бюстов заслужили такие ростовчане, как члены штаба «Молодой гвардии» Майя Пегливанова, Шура Бондарева и Саша Дубровина; танкист, погибший под Мадридом, Герой Советского Союза Владимир Кручинин; летчик Борис Капустин, направивший свой самолет в озеро, чтобы спасти жизни многих и многих берлинцев (это было уже весной 1966 года)…
Я знаю, что не так просто рассказать обо всех людях, которыми гордится Ростов. Самая меткая женщина в мире — ростовская студентка, заслуженный мастер спорта Лариса Гурвич. Первым в числе советских ученых, вступивших на Южный полюс, был ростовчанин Христофор Закиев. Первым секретарем горкома комсомола в Комсомольске-на-Амуре был ростовчанин Иван Минкин, сейчас он начальник товарной станции. И даже первое заявление с просьбой о зачислении в космонавты написала на имя Циолковского еще в 1927 году ростовская комсомолка Ольга Винницкая. Это очень любопытное заявление, вот оно:
«Многоуважаемый профессор! Я прочла в журнале «Огонек», что немецкий летчик Макс Валье собирается лететь на Луну. Моей давнишней мечтой было полететь на Луну, и поэтому я увлекалась Жюлем Верном. Теперь, прочтя некоторые ваши книги, я решила, что в полете на Луну нет ничего невозможного. И вот я рискую попросить Вас, может быть, Вы можете попросить Макса Валье, чтобы он взял меня с собой?.. Или мне лучше подождать, пока полетят русские, со своими как-то лучше…»
Пришлось Циолковскому разъяснить девушке, что не наступило еще время для полетов на Луну. Девушка не предполагала тогда, что в космос все-таки полетит первым не иностранец, а русский человек Юрий Гагарин.
Интересно, где она сейчас, Ольга Винницкая?
За послевоенные годы в Ростове построен второй город: было в нем до войны два миллиона шестьсот шестнадцать тысяч квадратных метров жилой площади, а сейчас — пять миллионов триста тысяч. На семнадцать километров вытянулся вдоль Дона Ростов, на восемь — от Дона к северу. Еще совсем недавно там, где пролегли новые проспекты города — Ленина, Октября, Стачки, Коммунистический, Зорге, Мира, — колыхались на ветру метелки кукурузы, простиралась степь. И новые кварталы куда красивее прежних, довоенных…
Я вспоминаю, как восторженно писала о довоенном Ростове известная американская писательница Марта Додд в своей книге «Из окна посольства»: ее покорили удивительно правильная планировка улиц и оригинальная архитектура. В самом деле. Посмотрите на карту города: строгие и ровные линии проспектов и переулков пересекаются такими же аккуратными лучами улиц.
Когда зимой 1943 года фашисты были выбиты из Ростова, все улицы лежали в развалинах. Из Дона торчали фермы взорванного моста, хаос из металла и бетона на «Ростсельмаше», обгоревшие стены там, где высился красавец-театр… В нетопленном зале с оконными проемами, заложенными стеклянными консервными банками, ежась от холода, академик Владимир Николаевич Семенов докладывал партийному активу города о генеральном плане восстановления Ростова, утвержденном Совнаркомом…
Теперь, спустя четверть века, уже ничто не напоминает о ранах войны. В городе не осталось ни одного разрушенного здания. И все-таки весь он в строительных лесах. Строится новый университет. Поднимаются семнадцать этажей гостиницы «Аксинья», корпуса Дворца профсоюзов, новый порт, крупнейший на юге полиграфический комбинат, астрофизическая обсерватория… По решению правительства Ростов включен в число городов, где запрещено строительство новых промышленных предприятий, — около пятидесяти заводов и фабрик выносится за пределы города.
Через двадцать лет в городе будет больше миллиона жителей. Архитекторы рассчитали такой объем жилищного строительства, который обеспечил бы на каждого жителя не менее девяти — двенадцати квадратных метров. Строить жилье придется не только на пустырях, которых уже почти не осталось в городе, предстоит снести старый одноэтажный Ростов. Сколь трудна эта задача, можно судить хотя бы по тому, что весь центр города все-таки одноэтажный (не считая главной улицы Энгельса). Встанут новые дома в четырнадцать, шестнадцать и двадцать этажей, появятся новые площади и новые парки.
Если ты ростовчанин, ты не можешь не гордиться родным городом. Если ты гость, непременно полюбишь его.
От Ростова совсем близко устье Дона и море.
Сегодня рюкзак останется дома. Я доберусь к устью и без него. А в дорогу, как всегда, отправлюсь с рассветом…
Древний щит
Этот город называется Азопф, а по-русски — Азов… Итальянцы называют его Азак. Это название идет от татар, потому что азак у них означает «кручину» или «излучину»…
Как-то попалась мне в руки ростовская газета столетней давности «Ведомости городской управы». А в ней объявление: «Ура! В Ростовском порту знаменательное явление прогресса — появились два паровых судна — «Предприятие» и «Донец». Новейшие машины мощностью в 25–40 лошадиных сил позволяют развить такую скорость, что путь от Ростова до Таганрога может быть проделан менее, чем за сутки…»
Речники сегодня, наверное, улыбнутся. Да и не только речники: чтобы попасть из Ростова в Таганрог на «Ракете» или «Метеоре», понадобится меньше полутора часов. А до Азова и вовсе рукой подать — минут двадцать — двадцать пять…
Уже в шести километрах от Ростовского порта начинается донская дельта — уходит вправо несудоходный, обмелевший Мертвый Донец. Донская дельта — сплошные ерики и протоки: Лютик, Лагутник, Казачий, Старая Егурча, Егуречка, Каланча, Мокрая Каланча, Сухая Каланча, Новая Каланча, Старая Каланча, Богданов, Богданчик, Большая Кутерьма, Подгорная Кутерьма, Малая Кутерьма, Средняя Кутерьма, Старая Кутерьма, Переволока… На сорок больших и малых рукавов делится Дон, впадая в Азовское море. Сходит по весне большая вода, и там, где был ерик, вырастает остров, а на месте бывшего песчаного острова, гляди, уже появилась новая протока, и деревья по пояс оказались в воде. А в самом устье рождаются все новые наносные острова, будто отвоевывает у моря Дон метр за метром, удлиняет свое русло.