Закон исключенного третьего – тоже. И теорему косинусов (a2 = b2 + c2 – 2bc · cos α). Можно придумать штуковину, которая представит теорему Гёделя о неполноте (например, вторую), должно выйти красиво, иначе почему именно она так популярна у гуманитариев? Впрочем, для них то, что вне их компетенции, всегда склад метафор, а это и есть покемонизация. Рисовальщик Stoll никакой, но что тут рисовать? Исходные картинки – канонические, внедрить в них внутренности – это не изобразительный подвиг, но обосновать – уже дело. Тексты (сопровождают картинки: места обитания, тип питания, способы размножения и прочее, что положено при описании видов) надо было сделать в рамках принятой игры. А у каждой из игр свои внутренности и правила жизни («Пикачу живут около 20 лет, половая зрелость наступает к двум годом. Как и другие покемоны, размножаются кладкой яиц, делая это в любое время года»).
Кафе «Джинн» – картинка на стене, а у той все внутри: жгуты, мысли и болтовня всех подряд чешуйками, время (много разного времени, то есть разных цифр), деньги (бумажки и мелочь), вид из окна – пусть и между делом, наискосок. Запах кетчупа и горчицы из открытых плошек на раздаче, какой-то куриный пар с кухни. Сигаретный дым оттуда же – наверное, вышли курить к служебной двери, задувает. Можно ли представить щель покемоном? Наверное, но он должен быть ярким, чтобы не спрятался.
Откуда берется несуществовавшее? Оно же не танкер, который – упс! – загорелся и произвел новый смысл. Много танкеров тут и там; нет, не они. В Риге на Skolas есть урна, а на ней картинка – кошка с надписью Est ir Labi: «Есть – славно» или же «Питаться – это хорошо». Исходный язык не дает восстановить точную интонацию, зато без нее мощнее. Но не в этом дело, урна оклеена стикерами, какими-то картинками полусодранными (а кошка держится уже третий год, не меньше). Представим себе некую кошку, тотальную. Она ничего не делает, даже о еде думает не постоянно. Но от нее, как эти стикеры, исходят, отлетают – ею излучаются разные, не существовавшие ранее штуки. Такие-сякие. Чем не космогония? Что-то же должно откуда-то возникать, как бы иначе об этом говорить.
Допустим, возникнет некая штука какой-нибудь 27-й природы (имея в виду, что предыдущие 26 усвоены ноосферой и на этом она пока остановилась), но не 28-й (игра в том, чтобы сохранить связь с общепонятными описаниями). Штука должна быть волшебным мелком: одновременно и метод, и сама по себе. Также она (или тогда она) некий дракон, позволяющий перемещаться в средах, окружающих (возможно, что иногда и касающихся) 27-ю природу. Введем тут дракона для наглядности и простоты: все, что по теме, – этот дракон. Тогда останется его приручить, либо самому стать им или его водителем.
Третий вариант – ловушка, потому что без дракона ты сам по себе, а с ним превратишься в его ортодокса. Мало того, составление дракона имеет свой код, во все стороны от него лезут побочные эффекты, как крючки. Пусть себе вылазят, должно же у него нечто такое быть, чтобы привлекать к делу то, что попалось. Но они заодно сделаются наглядными основаниями, как бы обеспечивающими свободу с позиции, допустим, силы. Это и само по себе мелочно, а вдобавок возникнет тема, что, раз уж все обосновано, то время от времени следует сейвиться. А это уныло, как рассуждать о какой-то стене, сквозь которую надо пройти, или о войлоке, из которого бы вылезти.
Впрочем, если возникла тема засейвиться, то, значит, это такой этап игры. Надо хотя бы обозначить, что засейвился: ок, внутри тебя есть схема (мироздание, артефакты, культура, жилье и питание), она достаточна, и снаружи пока ничего уже и не надо. А может, и насовсем, на все последующие жизни. Но, понятно, стремно: хотя бы дожить-то на этом успеешь? Как схема будет фурычить в отсутствии контактов с внешним? Часть того, что в нее попало, снаружи продолжает обновляться, твоя версия устареет. Так что сейвиться – пффф, надо все время производить какую-нибудь потенциально охрененную, отсутствующую в природе штуку. И не затем, что ее-то тебе и не хватает, а просто, чтобы производить и оставаться в теме.
Ах, это тоже save. Инстинкт это, вот что. Голый, сырой, скользкий, красный ошметок, полувнутренний какой-то орган, вывалившийся, как мозги на кафель. Простодушный инстинкт. Бессмысленную штуку охрененной красоты с таким настроением не сделаешь, их делают просто так. Несомненно, после Большого взрыва многое испортилось, кругом пустые хлопоты. Безусловно, такой штукой хочет стать история про город Х страны У во время Z. Признание этой очевидности своим обнародованием обнуляет тайну процесса, и это правильное действие, оно снимет тему засейвиться (сейвятся же тайком, почти в темноте). Производимое должно обнуляться, не оставляя даже щелочки, а делая сдвиг в неопределенной среде и, значит, ровно то, что надо. Как идешь зимой по улице и вдруг чуть поскользнулся. Даже не понял, что скользишь, но окружающее сдвигается – как бы само собой, а по сторонам все как обычно:
Но вот шары Бастера Китона: он же продолжает убегать от них; камни да, какие-то ватные, но Keaton в смокинге, и ему непросто. Такие шары постоянно катятся повсюду; а если их как-то использовать? Нет, пожалуй, это стокгольмский синдром. Даже автоматическое письмо упирается в имеющийся алфавит, а не в алфавит, так в моторику руки, анатомически способной выводить лишь такие и сякие каракули. Да и вообще, внутри вставлен какой-то ограничитель, который не обойти. Какой-то предохранитель, зачем-то. Понять нельзя, так задумано по проекту, засада. То есть штатно его обойти нельзя. А нештатно – ну не веществами же; возможно, через ликвидацию смыслов посредством их записи. Ровно это здесь и предпринимается.
Как выглядят смыслы, если их представить наглядно? Кракозябры, инфузории или, наоборот, они тотальны, как электричество или Атлантический океан со скал на север от мыса Рок до примерно Porto Novo? Или смыслы – как запах и прочие безвидные субстанции? Еще есть радиация, температура окружающей среды, музыка – скажем, упомянутые выше Джезуальдо или постпанк (тот тоже еще переминается, не оцепенел по крайней мере, в версии группы Bauhaus, у них и Go Away White (2008) не был самотрибьютом). Может ли оказаться, что некий смысл, который пытается быть установленным затем, чтобы его ликвидировать ради победы над аццким сотоной, уже в точности выражен каким-то опусом? Допустим, Freye Fantasie, Fis-Moll/F Sharp Minor Wq 67 C.P.E. (C.P.E. Bach, Andreas Staier – Sonaten Und Fantasien, Deutsche Harmonia Mundi – RD77025, BMG Classics – RD77025, 1989)? Это было бы и красиво, и справедливо. Но не неожиданно, конечно. И его многие слушали, не работает – хотя кто знает, что не работает? Может, и работает. Или к прослушиванию должны присоединиться удачные обстоятельства, хотя бы пара?
Очевидно, что компьютерные игры эмулируют (→, а то непонятно, кто кого) органические чувства. Следовательно, реальные смыслы можно извлечь из любых картонных окрестностей. Некая неформатная анатомическая чувствовалка поведется на что угодно и будет одушевлять изнутри все подряд вокруг. Как сделать объект, который не имел бы предпосылок быть? Короче, сделать такое а, чтобы оно не было а. Чтобы было 27-й природы (используя здешние предметы и т. п.), но не 28-й и далее – с теми природами проблем нет. Да и 26-я природа тоже неплоха, пусть остается неподалеку. Похоже, здесь автор находится в своем худшем состоянии за последние полгода (не обращаем внимания на легкомысленность тона – это нервное). Но, разумеется, тут не личная проблема, напротив – свойства местности, в которой находится текст; той точки, до которой он довел. Ну а как, всерьез же рубимся. Возможно, только такое состояние и позволяет улавливать новости из 27-й природы. Там же не только данный автор.
HYURO из Аргентины, теперь в Севилье. Делает мурали, но мурали обычно приклеиваются на брандмауэры, как переводные картинки, а у нее не так, они вписаны в окрестности, как граффити. Ей всю стену занимать не надо. Дом во дворе песочного цвета, на стенке пустой квадрат – в нем могли бы поместиться четыре (два на два) окна. У нее там два стула, раскладных, черных. На одном сидит женщина, смотрит в сторону улицы (повернула голову). Светло-песочные края остались, работа не забивает собой пространство полностью. Или большая площадь с вразброс стоящими домами, картинка – во весь брандмауэр – на одном из них. Но и тут не живопись на стене, картина будто бы не влезла: там три человека что-то делают, но голов у них нет (не поместились по высоте), ноги режутся по колено. Может, поэтому и вписывается, не работа же вроде, а фрагмент. Стрит-арт, не сводящийся к знакам или трафаретами. Не работающий визуальными шаблонами, живописный в каждом случае, но препарировавший живопись в пользу окрестностей. Она не рисует на стене, а делает точку, которая свяжет окрестности. Треугольный брандмауэр, на нем часть рубашки – половина, косо, рукав по локоть обрезан крышей. Даже не вписывание, а кусок реальности, которая тут почему-то возникла и теперь организует местность.
Или такое: в Вену затруднительно вставить стрит-арт. Там работают другие ходы. Space Inviders когда-то вписался со своим кафелем, а мостик с Siebensterngasse в MQ – не очень-то. У Helmut’а Seethaler’а получается со стихами, расклеиваемыми тут и сям. А фигуративный стрит-арт там не встает. Лет пять–семь назад был фестиваль стрит-артистов такого жанра, им выдали отдельное место, набережную вдоль канала. Там они все рядом, ну и ничего, хотя, конечно, абсурдно. По ходу жизни их работы принялись дополнять несистемные стрит-артисты, все ветшает и становится лучше. В улицы такой формат не вписать, а у нее получилось. Причем где-то возле Гюртеля, там местность совершенно довлеет. На треугольном белом скосе – серия, семь картинок, на каждой женщина и стул (раскладной, черный). Сначала она сидит на земле, затем (скос растет по вертикали) садится на стул, потом садится на спинку (высота скоса все увеличивается), добавляет на стул какой-то ящик, чтобы сесть выше, потом второй стул, затем еще один ящик. К сед