— Пусть уж лучше пахнет говном, чем этим говенным освежителем воздуха!
— Пожалуйста, мне калифорнийские роллы с лососем в икре летучей рыбы, сашими из морского гребешка и 300 граммов саке.
— Варь, не многовато будет? — Рич, блядь, нервничал, когда Варвара делала заказ официанту и при этом немного кокетничала. Он много раз говорил ей про это, но она специально делала это из раза в раз. Сука. (Прим. автора).
— 500 граммов саке, будьте добры.
— А мне тогда 500 граммов «Финляндии клюква».
Уже пьяный, Ричард взял палочками губу Варвары.
— Я хочу суши с твоими губами.
— Чем же я тогда тебе минет буду делать?
— Логично. Что-то я расхотел суши с твоими губами.
— Рич, напиши мне стихотворение про то, как меня любишь.
— Прям сейчас?
— Ну да, а что такого?! Своим прежним телкам писал, вот и мне напиши.
— Я не писал прежним телкам.
— Ну, мне тогда напиши.
— Напишу как-нибудь.
— Нет, хочу сейчас.
— Хорошо.
— Извините, молодой человек, а можно ручку и листочек?
— Че ты с ним опять кокетничаешь?
— Я не кокетничаю.
— Кокетничаешь!
— Не кокетничаю…
— Я писал стихи своим бывшим телкам.
— Спасибо за ручку. А как вас зовут, молодой человек?
— Алексей.
— Варь, иди на хуй, и вы, Алексей, оставьте нас вдвоем, пожалуйста.
— Рич, ну я же шучу над тобой.
— Идиотские шутки, и ты — идиотка.
— Хорошо, милый. Давай пиши мне стихотворение про любовь, а то я Алексея попрошу.
— Сука.
— На, написал про любовь:
Мне хочется тебя обнять
Застыть с тобой в нелепой позе
И нагло в рот поцеловать
При обезумевшем морозе
В мороз… к железу… рот ко рту…
Застыть чтоб если в кровь то с болью
И вот лелея ту мечту
Дрочу умело и с любовью
— Рич, всегда хотела спросить. Сколько у тебя женщин было?
— С тобой вместе считать?
— Со мной считай.
— Проституток считать?
— Проституток не считай. Проститутки не считаются.
— Тогда ни одной.
— Козел… Ну серьезно, больше сотни?
— Если их было пять, то это лучше, чем пятьдесят? Это тебя успокоило бы?
— Наверное. Мне больше нравится пять, чем пятьдесят. Но если брать во внимание то, как ты трахаешься, у тебя их было не меньше пятидесяти.
— А че у тебя так глаза горят? Разговор о моих женщинах возбуждает тебя, гадина ненасытная?
— Меня радует, что ты — мой. Сказать тебе, сколько у меня было мужчин?
— Пошла ты на хуй, Варь. Понятно, к чему эта вся прелюдия была.
— Отгадай, тридцать… сорок… или пятьдесят?
— Ну и как я теперь пойду на улицу вся в томатном соке?
— Хуй ему, а не чаевые.
— Трахнешь меня в лифте?
— Я люблю тебя.
Голые, они валялись на матрасе.
— Во сколько рейс?
— В девять утра.
— Только Камбоджа?
— Нет. Пять дней Таиланд и пять Камбоджа.
Варвара расплакалась.
— А что будет после того, как программа выйдет в эфир. Меня же все подруги засмеют. Будут визжать, что ты всех проституток трахаешь, как мне с этим дальше жить, скажи, а?!
— Многие из твоих подруг очень хотели бы, чтобы я их трахнул. А многие из них — вообще тебе не подруги.
— Что ты несешь?
— Многие твои подруги предлагали мне переспать с ними.
— Что ж ты, бедняжечка, растерялся. Надо было переспать!
— С кем-то я и переспал.
— Что ты буровишь, прекрати меня унижать.
— Это ты прекрати на меня накатывать. Не спал я с твоими подругами, что я, мудак последний, что ли?!
— А чем тебя мои подруги не устраивают? Ты хочешь сказать, что они не такие великие, как ты?! Не такие эгоцентричные, не такие дорогие?! Видите ли, наш мальчик-красавчик, ему мои подруги не нравятся!
— Я не сказал, что они мне не нравятся. Я сказал, что не спал с ними.
— А зачем мне это знать? Я же не рассказываю, как твои дружки, как напьются, а тебя рядом нет, начинают клеиться ко мне, как бы по-дружески. А у самих слюна уже до хуя свисает. Я же про это не рассказываю, чтоб настроение тебе не портить.
— Ты мне уже испортила настроение.
— Ты мне тоже.
— Ну и заткнись тогда.
— Сам заткнись.
Варвара повернулась спиной. Он тоже.
Ричард думал о том, что, может, и хорошо вот так поругаться. Чтоб Варька не думала про документальный сериал, не думала про тайских трансвеститов, с которыми ему придется спать. Чтоб ей проще было всю эту неделю с этой злостью. А потом он приедет и все ей объяснит. Надо будет — встанет на колени. Надо будет — ее поставит.
— Ты куда?
— Что мне уже без твоего разрешения и в туалет нельзя сходить?
Варвара взяла свою сумку и заперлась в туалете. Достала героин, «машинку», ложку, зажигалку, косынку… Ей было плевать сейчас на все. Она колола в руку, но не там, где все… Она колола в тыльную сторону ладони между указательным и большим пальцами. Там шрам быстро затягивался и был незаметен.
— Варь, где чайник?
— У меня.
— Что ты с ним делаешь в туалете?
— Чай пью и сру.
— Что за херотень ты порешь? Че за дурь?
Год назад Ричард снимал интервью с пятнадцатилетней маленькой красавицей, которую парень подсадил на «химку» — дешевый и разрушающий наркотик на основе амитиловых спиртов и ацетона. Девочка согласилась за 100 долларов рассказывать свои ощущения, пока будет колоться. Тогда он впервые увидел, как маленькая девочка профессионально загнала в свою детскую руку шприц с черной жидкостью, как сузились до точки зрачки, как она сладко выдохнула от удовольствия, как перестала понимать происходящее, как попросила чайник с водой и рассказала про «сушняк». Именно тот чайник сейчас и всплыл перед Ричардом. Он вышиб ногой дверь в туалет…
Шереметьево. Международный терминал.
— О, наш мальчик-красавчик! Держите мою простату?! Что за красные глазки? Варя купила пояс с дилдо и забрала у счастливчика его девственную плеву? Ничего-ничего, это поначалу немного больно, а потом разработается, — всегда обаятельный Герка раскрыл свои ухоженные руки для объятий своего старого друга.
— Эта сука… Она колется, Гер… Она, сука, колется… Я ей ночью все мозги вышиб. Я ее убить хотел, а она только смеялась в лицо. Ничего не понимал в тот момент… Я душил ее, хотел, чтоб не стало ее. А она только шептала «я люблю тебя». Матери ее позвонил, чтоб приехала. Все рассказал, а потом всю ночь ревел в каком-то баре. Пил, блядь, и ревел, блядь…
— Блядь, это пиздец, Рич, блядь, это блядство и пиздец…
— Я сам знаю, что пиздец. Полный пиздец и полное блядство…
— Точно тебе говорю, полное блядство. Дай паспорт. Я тебя зарегистрирую на рейс. Иди, сядь в баре, я сейчас прилечу.
Герман был телевизионным оператором и фотографом Второго канала. Самым близким другом Ричарда. Человеком, который до сих пор не смог разобраться — гей он или нет.
— Але, сын, это отец!
— Але, отец, это сын!
— Ты че тормозишь? Все нормально?
— Все, как никогда, прекрасно.
— Я рад, что все прекрасно. Ты, надеюсь, в самолете?
— Да, уже паспорт в зубах.
— Не понял, зачем?
— Когда разобьемся — труп легче определить будет.
— Старая шутка, но хорошо, что ты бодрячок. Вот, слушай новую…
— Мне не до смеха.
— Слушай-слушай: «Здравствуйте, это почтальон Пенкин. Покажите мне вашего мальчика».
И отец рассмеялся в очередной раз этой шутке.
— Отец, я все сделаю на съемках.
— Точно? Хорошо, что так решил.
— Я буду спать с проститутками.
— Молодец. Будь самцом, но самцом лирическим. Таким мягким Пьеро с деревянным хуем Буратино и яйцами Карабаса-Барабаса.
— Хорошо, Дуремар, — и повесил трубку.
— И кто у нас сегодня Дуремар? — Гера пришел.
— Отец.
— Константин Эрнестович — чудный, зря ты его все время дрючишь. Он очень понтовый руководитель. При нем держится стабильно высокий рейтинг канала.
— Да, но какими способами?!
— Да любыми, чувак. Цель оправдывает средства. Кто-то должен страдать, чтобы другим миллионам стало хорошо.
— Пошел ты. Отец мне сказал, придумать какой-нибудь телевизионный проект, чтоб я стал ведущим. Я придумал ему чудовищный проект, а он ему очень понравился. Запрыгал даже от восторга.
— Давай, колись.
— Называется «МЕНЯ УЖЕ НЕТ…». В стране миллионы людей, которые находятся на грани жизни и смерти: больные СПИДом, раком, гепатитами тяжелых форм, пожилые, суицидники. Не только старые, но и молодые. Так вот, я записываю с героем чрезмерно откровенное интервью.
— Например?
— Например, ты определился в своей ориентации и стал геем.
— При чем тут это?!
— Да слушай ты… Всю жизнь Герман был геем и чиновником, например. Не мог же ты открыто заявить, что ты, уважаемый, — гей. А в этом интервью ты рассказываешь всю голую правду. Что ты — гей, что ебал ты весь этот мир в жопу, из-за его ограниченного миропонимания, что всю жизнь любил плакать и остроту ощущений, что просишь прощения у родителей за то, что не смог быть благодарным им…
— Почему не смог?
— Да я, к примеру, Гер.
— И что, после этого интервью все, о ком я скажу правду, попадут на измену, соберутся и выебут меня.
— Чувак, не выебут, начинаться программа в эфире будет так. Ты появляешься в кадре и говоришь: «Если вы видите меня сейчас на телеэкране, значит, — МЕНЯ УЖЕ НЕТ». Титр:
Герман, 23 года
Ушел 25 октября 2005 года
— Сплюнь, дурак.
— Это я на отца тогда сплюнул, а ему понравился проект. Он его уже регистрирует и авторские права на меня оформляет. Я ему сказал, что он — циничная свинья, и опять поругался с ним тогда.