немцев за ненцев, ромеев (римлян и византийцев) за цыган (рома), сирийский город Тартус за эстонский Тарту, считать Китай-город в Москве и местечки с таким же названием в бывших Киевской, Подольской и Полтавской губерниях основанными китайцами, любившими в летние отпуска отправляться не домой, в Поднебесную, а загорать на берегах озера Китай нынешней Украины, от которого рукой подать до Черного моря, или в коленкоре увидеть Коленкура, а в русской бой-бабе – подружку американского бой-фрэнда.
Такого пошиба «лингвистика» – по принципу угодливого «чего-с изволите!» – была создана в XVII в. шведом О. Рудбеком, представлявшим посредством ее, потому как ничего другого не было ни тогда, ни теперь, наших варягов своими предками (понятие «рудбекианизм» уже в середине XVIII столетия стало символом чудовищного насилия над историей, но при этом «рудбекианизм» никуда не исчез и органично вошел в норманнизм, сформировав его первичную и главнейшую базу – лингвистическую, точнее, псевдо-лингвистическую). Согласно именно «лингвистике» Рудбека Клейн утверждает, что «город Суздаль и назван по-норманнски – его название означает «Южная Долина» (««-даль» у скандинавов «долина»)[352]. В таком случае надо, конечно, известного «советского антинорманниста» В.В. Мавродина непременно посчитать потомком тех, видимо, скандинавов, которые и дали Суздали ее имя. Потому как он Мавр-Один: «Один у скандинавов бог» (ну а мавра, наверное, какие-то южные ветра занесли в Скандинавию или прибило к ее берегам Гольфстримом).
А слова «инструк-Тор», «экскава-Тор», «эксплуата-Тор», в общем, все с окончанием на «Тор»: «Тор у скандинавов бог», выдать за скандинавские, привнесенные на Русь понятно кем, что даже очень подтвердит взгляд пустомели Петрея на русскую историю. Цену такой «угодливой и оплошной лингвистики», которую можно использовать в любых целях, даже в самых благих, хорошо понимал, следует отдать ему должное, Шлецер, говоря, что, «если дадут мне сотню руских имян и слов, то с помощию известнаго Рудбековскаго… искуства возьмусь я отъискивать столько же подобных звуков в малайском, перуанском и японском языках»[353]. Клейн может попробовать, и все у него пойдет как по маслу. Но тогда, надо же предупредить человека, малайцы, перуанцы и японцы изгонят из русской истории всех его норманнов, до единого. Без всякого содействия Фомина и Грот.
В 2012 г. Е.В. Пчелов выводил норманнство руси, напавшей в 860 г. на Константинополь, из слов «Венецианской хроники» Иоанна Дьякона рубежа X–XI вв.: «В это время народ норманнов на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к городу Константинополю»[354]. Но, во-первых, следует пожелать ему, решающему варяжский вопрос в пользу скандинавов с помощью многократного повтора волшебного слова «однозначно», не игнорировать труды антинорманнистов, о которых он – при этом не видя многие из них в глаза! – отзывается, что так характерно для норманнистов (известно, кто первым и громче всех кричит: «держи вора!»), с высокомерным пренебрежением: «околонаучные круги», «псевдонаучные рассуждения», «ура-патриоты от истории»[355]. Потому как много бы полезной информации извлек из них и обезопасил себя от простейших ошибок.
Во-вторых, почитать первую книгу «Антападосис» Лиудпранда, где тот отмечает, что Константинополь «расположен среди самых диких народов. Ведь на севере его соседями являются венгры, печенеги, хазары, русы (Rusios), которых мы зовем другим именем, т. е. нордманнами…» (то есть все перечисленные народы вместе взятые), а затем пятую книгу, в которой автор уже только русь называет норманнами (в рассказе о походе князя Игоря на Константинополь в 941 г.), при этом объясняя, получается, и члену «неоколонаучного круга» и «неуранепатриоту» Пчелову: «В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют Ρουσιος, русиями (т. е. «красными», «рыжими». – В.Ф.), мы же по их месту жительства зовем «нордманнами». Ведь на тевтонском языке nord означает «север», а man – «человек»; отсюда – «нордманны», то есть «северные люди»[356], то, надеюсь, бы понял, что термин «норманны» в «Венецианской хронике», написанной спустя полтора века после событий 860 г., есть термин географический – «люди, живущие севернее».
Как пояснял Д.И. Иловайский, Лиудпранд получил информацию о руссах от византийцев, которые относили русь к гиперборейским (северным) народам, что и было передано им по-своему, по-лонгобардски. Сегодня М.В. Бибиков констатирует, что византийским памятникам «присуща замена этнонимов описательными выражениями, например, «северный» может обозначать русских…» («северные скифы»)[357]. И неопределенное в этническом смысле понятие «гиперборейские», т. е. «северные», т. е. «норманские», народы включает в себя их широчайший перечень. Как подчеркивается, например, в схолии к сочинению Аристотеля «О небе», «мы, говорят, заселяем среднее пространство между арктическим поясом, близким к северному полюсу, и летним тропическим, причем скифы-русь и другие иперборейские народы живут ближе к арктическому поясу…»[358].
Можно напомнить, что мы и ныне именуем живущих на Севере – в Воркуте, в Норильске – «северянами», т. е., по-тевтонски (по-немецки), «норманнами», которые получают свои «северные», т. е. «норманнские» надбавки. Поэтому утверждать, как это делает активно печатающийся сегодня в России историк из Львова Л.В. Войтович, что «тождество Rusios и Normandos в тексте кремонского епископа Лиудпранда» позволяет «придти к выводу, что русаминазывали шведских викингов»[359], значит заблудиться в четырех сторонах света и географические термины «северный человек» – nordman, «восточный человек» – ostmann, «южный человек» – südmann, «западный человек» – westmann принимать за этнонимы.
Есть у Пчелова, как ему кажется, еще один неотразимый аргумент в пользу норманнства руси. Это сообщение арабского географа и историка ал-Йа’куби (ум. 897/905), которого его первооткрыватель академик Х.Д. Френ именовал ал-Катибом. В его «Книге стран», завершенной около 891 г., говорится о нападении на испанскую Севилью в 844 г. маджус, «которых называют русами…». Но восточные памятники последующего времени нападавших называют не русами, а ал-урдуманийун, т. е. норманны.
В 1870 г. востоковед А.Я. Гаркави напомнил, что сообщение ал-Йа‘куби наделало вначале много шуму в научном мире России, и норманнисты – Х.М. Френ, П.С. Савельев, О.И. Сенковский, И.Ф. Круг, А.А. Куник, Ф. Крузе – поспешили воспользоваться им «для подкрепления своей партии». Гаркави, говоря, что сам он не примыкает ни к норманнистам, ни к их оппонентам, пришел к выводу, что слова «ал-маджус, которых именуют ар-рус» принадлежат не ал-Йа‘куби, а его переписчику, принявшему ошибочное и робкое отождествление ал-Масуди (ум. 956) ал-маджус (огнепоклонники, язычники) с русами «за истину».
Ранее С.А. Гедеонов, обращая внимание на то, что имя «русь» применительно к скандинавам появляется на Западе «только раз и только у одного писателя», установил, что этот факт является плодом осмысления ал-Йа‘куби двух категорий источников. По западноевропейским сообщениям он знал, что ал-маджус разорили Севилью в 844 г., а по арабским, что эти же ал-маджус «приходят для торговли в Итиль и Болгар и слывут у его единоверцев под общим именем русь». И в конечном итоге соединяет «в одно полученные им из двух разных источников сведения и разорителей Севильи называет «неверными, которых именуют русью». А.А. Куник, констатируя, что против доводов Гедеонова «ничего нельзя возразить», признал: свидетельство ал-Йа‘куби «не имеет безусловного достоинства, а представляет только личный взгляд арабского географа и этнографа». Ныне в науке подчеркивается именно то обстоятельство, что «те авторы, которые имели конкретные известия о набеге 844 г., не связывали разбойников, нападавших на Севилью, с именем ар-рус, а называли нападавших ал-маджус и ал-урдуманийун»[360].
В свете же отмеченного выше географического смысла термина «норманны» (а его именно так понимал и М.П. Погодин: «с норманнами славянскими») весьма проблематично видеть в «ал-урдуманийун» собственно скандинавов или только их. Л.П. Грот правомерно подчеркивает тот факт, а на него указывали и до нее, что «обращает на себя внимание разное написание Nortmanni как устойчивого собирательного обозначения для разноэтничных групп и как название Norveorum, где оно – явный этноним, который без особой сложности можно связать с будущими норвежцами. В современной литературе эти два названия смешиваются довольно свободно»[361].
И полностью, конечно, неправ Клейн, сказав в 2004 г., что «если прежде под русами арабских источников многие еще понимали славян Киевской Руси, то сейчас всем уже совершенно ясно, что речь идет о норманнах»[362]. Нам много чего неясно в современной истории, т. е. в том, что происходит у нас прямо на глазах. А в прошлом эту «ясность», да еще с использованием наречия «совершенно», надо очень и очень потрудиться доказать. Напомню, что у каждой науки, в том числе истории, есть весьма точная система доказательств. Правда, у историков она довольно сложная, подчас громоздкая, т. к. требует соотнесения между собой многих фактов, да еще, как в случае с варяго-русским вопросом, соотнесения фактов из разных наук, и плюс к тому, естественно, профессионального владения всеми методами исторического познания. Причем исследователь должен обосновывать и тот материал, который работает на его концепцию, и тот, который работает против нее. Ибо это противоречие может оказаться кажущимся, как, например, в случае с норманнами «Венецианской хроники» и Лиутпранда.