— Вы ведь военный человек, Юджин? — неожиданно спросил меня Стивен.
— Конечно.
— Тогда скажите мне, пожалуйста, у вас в Красной армии есть остеопаты?
Я, признаться, опешил от столь курьезного вопроса и не знал, что ответить.
— А вот в нашей армии они появились с моей легкой руки. Я, так сказать, проложил им дорожку. Вы где воевали во Вторую мировую?
— На Дальнем Востоке, ходил курсантом в Японском море.
— А я служил в медицинском полку сначала в Англии, а потом в Индии. Военным врачом полковое начальство меня никак не назначало. «Что это, мол, за медицинская профессия — костоправ?!» — судачили в штабе полка. Не признавали ни диплома, который я получил в Соединенных Штатах, ни необходимости во мне самом. Так продолжалось до тех пор, пока я командира полка на ноги не поставил. У него сжатие позвонков было. Бедняга едва на ногах стоял. А я его за пару сеансов человеком снова сделал. Он-то и помог мне начать кампанию в армии за признание остеопатии. Но если бы не один случай в Индии, то вряд ли бы это мне удалось.
— А что это был за случай, если, конечно, не секрет? — Поинтересовался я.
— Секретов здесь никаких нет, — ответил Стивен и включил плиту, чтобы приготовить кофе. — О моем врачевании в Королевском медицинском полку в Дели знали не только англичане, но и индусы. Случилось так, что узнал о моих скромных успехах и старик Ганди. Он безбожно страдал от сжатия шейных позвонков. Меня попросили ему помочь. Помню, захожу я в его комнату, а он мне после приветствия говорит: «До сих пор английские офицеры приходили сюда лишь с одной целью — чтобы меня арестовать. А вы, как мне рассказывали, — врач, и беретесь меня вылечить».
— Я не мог не посочувствовать старику, боли не давали ему покоя, — продолжал доктор Уард. — Мне тогда пришлось с ним немало повозиться. Позднее эта история дошла до самого лорда Маунтбаттена, британского наместника в Индии. Говорят, он замолвил словечко, где надо было, чтобы поддержать престиж моей любимой остеопатии. И отношение ко мне переменилось, как по мановению волшебной палочки Стивен разлил в чашечки приготовленный им кофе и добавил с усмешкой:
— А вот сэру Уинстону моя помощь старику Ганди пришлась явно не по душе. Он мне так без обиняков и заявил: «Какого черта ты не свернул этому Ганди шею?! Сколько забот бы сразу у меня поубавилось!» Выходит, моя история с Ганди дошла и до ушей премьера.
За непринужденным разговором время летело незаметно. После остеопатии Стивен переключился на садоводство. Начал рассказывать мне о том, что Британия, по его глубокому убеждению, — страна садоводов.
— Это излюбленное хобби каждого британца, кем бы он ни был: шахтером или биржевым маклером, — рассуждал он. — Садоводство — наша национальная страсть. Для меня, например, нет ничего лучше, чем провести хотя бы пару дней в неделю в своем саду.
— А где у вас сад? — спросил я.
— В Кливдене, в имении лорда Астора. У меня там небольшой коттедж на берегу Темзы. Чудное место! Вам обязательно надо побывать там. Буду рад показать вам и сад, и Спринг коттедж.
Я едва мог скрыть тот эффект, который произвело на меня это заявление.
— Вы дружите с лордом Астором?
— С Билли? Ха-ха-ха! — Стивен от души рассмеялся. — Еще бы! Ведь я спас лорда Астора от инвалидности еще десять лет назад после несчастного случая на охоте, когда он неудачно упал с лошади и серьезно повредил позвоночник. Пришлось тогда с ним немало повозиться. А год назад я женил его на Бронвен Пью. Правда, на молодожена в свои пятьдесят три года он не очень-то походил. Бронвен стала его третьей женой, зато самой юной; она ведь на четверть века моложе Билли. Вы не поверите, но это именно я устроил им первое свидание. Старина Билл, замечу вам, волновался в тот день, как мальчишка. И это с его-то многолетним опытом!
— А вы сами женаты?
— Был женат, — коротко и не очень охотно ответил он. — Но больше никогда не женюсь.
Мне тогда показалось, что личная жизнь моего нового знакомого не столь уж радужна, как он пытается ее представить.
— Моя единственная супруга — свобода, — заметил Уард. — Помните, как это у Генриха Гейне: немец относится к свободе, как к бабушке, француз — как к любовнице, а англичанин — как к законной жене. А как у вас, русских?
— Вы, англичане, склонны к недосказанности, — сказал я. — Мы же не боимся преувеличивать свои страсти. Нас, русских, не пугает наша сентиментальность. Вряд ли какой-нибудь русский предпочтет красивой женщине какую-то свободу. Особенно если эту свободу он в жизни никогда не видел.
Наша беседа в кабинете на Девоншир стрит в тот день продолжалась до позднего вечера.
Стив рассказывал мне, что в 1941 году, в самый тяжелый для Советского Союза период войны, когда немцы стояли всего в 26 километрах от Москвы, он подошел к карте, воткнул флажок в кружочек с надписью «Москва» и сказал: «Победа будет за Россией».
Стивен Уард был старше меня на 14 лет. Он родился 19 октября 1912 года в местечке Лемсфорд в графстве Херт-фордшир в семье настоятеля местного собора священника Артура Уарда. Говорят, что пастора любили и уважали прихожане. Ценили его за доброту и сердечность. До восьми лет, — как рассказывал мне Уард, — в школу он не ходил. Его с младшим братом Джоном обучал папин друг, священник. Когда отца перевели в Твикенхем, они с братом пошли в местную школу. Через пару лет отец стал настоятелем церкви Святого Матвея в Торкейе. И Стиву пришлось перейти в новую школу. А заканчивал среднее образование он уже в Канфорде.
Если сравнить наши детские годы, нетрудно заметить то, что их объединяло. Наши семьи, например, вынуждены были без конца колесить по стране. Нашим отцам постоянно предлагали то одно, то другое место работы. И Стив, и я прошли через кочевое беспокойное детство, связанное и с неустроенностью, и с постоянной сменой обстоятельств. Приходилось привыкать к новым школам и новым квартирам, к новым соседям и новым друзьям.
— Я всегда стремился быть отличником, — вспоминал свои школьные годы Стивен Уард. — Хотел примерно сдавать экзамены. Но фатальная лень не давала мне сосредоточиться. Я не имел ни малейшего представления о том, кем хочу стать. Зато отлично понимал, кем бы не хотел быть. Карьера священника меня ничуть не привлекала. Когда в один прекрасный день я заявил отцу, что хочу бросить учебу и начать работать, старик был в недоумении.
Окончив школу, Стивен отправился во Францию. Недолго работал экскурсоводом в Париже, затем преподавал английский язык. Год проучился в Сорбонне на медицинском факультете. Потом вернулся в Торкей.
— Меня все больше увлекала медицина, особенно профессия остеопата, — рассказывал Стив. — Врачами людей этой специальности тогда не признавали. Это делало остеопатию в моем представлении еще более привлекательной и экзотической.
От знакомых врачей Уард узнал, что центром мировой остеопатии является колледж в небольшом американском городке Кирксвилль, что в штате Миссури. В 1934 году Стив отправился учиться в США.
В колледже Кирксвилла Уард обнаружил в себе талант врача и целителя. Он постигал секреты остеопатии, проходил практику в клиниках страны. И после четырех лет учебы получил диплом практикующего врача.
В Америке Уард почувствовал в себе и другой талант — талант художника. Его рисунки, особенно портреты, получались весьма неплохо.
— В 38-м году я вернулся в родной Торкей, — вспоминал Стивен Уард, — но уже дипломированным специалистом. Начал практиковать. Даже приобрел известность среди местных жителей как неплохой врач. Однако вскоре началась война, и я записался добровольцем. Военным врачом на службу меня не взяли, так как мой американский диплом в Англии не признавался. И я пошел служить в 58-й Королевский бронетанковый корпус. После короткой военной подготовки стал танкистом. Получил звание капрала, и был отправлен в Индию для дальнейшего прохождения службы.
В Индии Стивен Уард ее и закончил: в 46-м году его демобилизовали.
— Возвращаться в Торкей я не стал, — рассказывал он, — а поехал в Лондон. Снял врачебный кабинет на Девоншир стрит, и открыл частную практику.
Не прошло и года, как доктор Стивен Уард стал членом Королевского британского общества хиропрактиков и одним из наиболее популярных врачей Лондона.
Стив оказался для меня настоящей находкой. Он был знающим человеком, приятным собеседником. Нас сближало и сходство политических взглядов. Уард был другом нашей страны, хотя и не состоял ни социалистом, ни коммунистом.
В день нашей первой встречи ни Уард, ни я не знали, чем обернется для нас обоих состоявшееся знакомство. Но в одном я не сомневался — знакомые Уарда должны были стать и моими знакомыми.
Рассказ тринадцатый
Стив охотно рассказывал о себе. Порой сам задавал вопросы. С каждой новой встречей наши взаимные знания расширялись, доверие укреплялось, симпатии росли. Росла и откровенность. Постепенно в рассказах доктора Уарда почти не осталось места для личных тайн. Он доверительно делился со мной самыми сокровенными чувствами и воспоминаниями.
— Ты спрашиваешь, какой была моя первая девушка? Это не слишком веселая история, Юджин, — рассказывал Стивен Уард. — Моя первая любовь продолжалась недолго. Нам было по 18 лет. Ее звали Мэри Гловер. Она жила неподалеку от нашего дома в Торкей. Ее отец владел небольшой страховой компанией в городе. Мы познакомились в местном магазинчике под названием «У Бобби» за чашкой кофе. И, кажется, понравились друг Другу. Мэри была очаровательна: красивое лицо, густые черные волосы, прекрасная фигура. Но у меня не было ни пенса за душой. Нужно было учиться, чтобы получить профессию и содержать будущую семью. Я отправился в Штаты, чтобы стать врачом. Мэри обещала меня ждать. Мы писали друг другу письма. В одном из них я вскоре прочитал: «Извини, Стив, но я полюбила другого. И выхожу за него замуж». Этим счастливчиком оказался местный биржевой маклер некий Бернард Бартлетт. Приличная скотина, между прочим. Так рухнула моя первая любовь, а вместе с ней и романтическое отношение к женщинам.