— Джентльмены отдыхают здесь душой и телом, — любил повторять Стивен Уард, представляя завсегдатаям «Гаррика» или «Карлтона» мою облаченную в парадный костюм персону. — Только здесь царствует блаженная атмосфера непринужденности, которая создается десятилетиями, годами тесного знакомства людей «общего круга». Они могут быть разными по возрасту, интересам или даже профессии, но они здесь всегда свои.
Визиты в привилегированные клубы. Вечера за игрой в бридж в доме Уарда на Уимпол Мьюз. Уикенды в Спринг коттедже в Кливдене, всего в полумиле от имения лорда Астора. Обеды в дорогих ресторанах и ужины в гостях у высокопоставленных особ — все это предоставляло мне широкие возможности для контактов. Важно было лишь со временем определить верные приоритеты и сделать нужный выбор.
Ведь немыслимо было поддерживать и развивать деловые отношения со всеми. Поддерживать, впрочем, было несложно. И я в меру своих возможностей это делал. Развивать же связи со всеми было не только нереально, но и не нужно. Необходимы были доверительные, достаточно устойчивые и перспективные связи с потенциальными источниками ценной информации.
В лондонских кругах мое имя постепенно становилось все известней. Если верить Уарду, его друзья давали мне весьма лестную характеристику как человеку приятному и неглупому, производящему хорошее впечатление и тому подобное. Впрочем, я вел себя вполне обыкновенно, никому не льстил, всегда высказывал лишь собственную точку зрения. И не пытался навязывать ее другим, хотя споров и несогласий было превеликое множество.
Широкий круг влиятельных знакомств действительно прибавлял мне значительности в лондонском высшем свете. Фотографии в прессе тоже делали свое дело. Да и популярность всего советского в те годы росла, как грибы после дождя. Становилось модным приглашать к себе в дом русских. И таким охотливым до знакомств и контактов человеком, вроде бы даже случайно, оказывался ваш покорный слуга.
Разведку часто называют «второй древнейшей» профессией в мире. У нее богатая история. Но преимущественное развитие она получила лишь в XX веке. В Советском Союзе ей уделялось особое внимание. В разведку старались брать самых достойных. На нее не жалели средств. Для большевистского режима разведка была важнейшим инструментом сначала для выживания новой власти, затем для ее укрепления, а потом и экспансии во всем мире.
В советские времена было принято идеализировать работу разведчиков. Писатели и кинематографисты не одно десятилетие наперебой рассказывали о романтике этой уникальной профессии. В их художественных полотнах было много ярких красок. Но мало жизненной правды. Ведь шпионское ремесло — одно из самых неприглядных занятий в мире. А посему рассказывать всю правду о нем было не с руки партийным пропагандистам и агитаторам.
Долгие годы о реальной работе советских спецслужб широкой аудитории было известно совсем немного. Гласности предавалось лишь то, что не наносило вреда «второй древнейшей» профессии. Но провалов и предательств не удается избежать ни одной разведке мира. Были предатели и в советском разведывательном сообществе, — как в КГБ, так и ГРУ. Перебежчики из «Аквариума» заметно приоткрыли занавес над секретами советской военной разведки пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века.
После ареста и расстрела в Москве предателя Олега Пеньковского на Западе вышла книга его мемуаров «Записки из тайника». Другой перебежчик из «Аквариума» Владимир Резун (он же Виктор Суворов) выпустил в Англии монографию «Советская военная разведка», за которую был заочно приговорен к смертной казни. В обеих этих книгах были приведены десятки имен советских агентов, руководителей ГРУ различных уровней. В них были изложены методы и приемы работы советской военной разведки, ее организация и структура, действовавшие в 60-е годы. То есть именно тогда, когда в лондонской резидентуре ГРУ трудился и я.
В Великобритании, как и в любой другой стране, имеющей дипломатические отношения с Кремлем, в советском посольстве действовали три самостоятельные структуры. Работало посольство как таковое, возглавляемое послом и руководимое министром иностранных дел СССР. Действовала резидентура Комитета государственной безопасности, возглавляемая резидентом КГБ и подчинявшаяся Центру во главе с председателем этого комитета. Работала и резидентура Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской армии, возглавляемая резидентом и действовавшая под командованием начальника этого управления и Генштаба.
Обе резидентуры — КГБ и ГРУ — были абсолютно независимы друг от друга и никак не подчинялись посольству, хотя и работали под его крышей. Однако не все сотрудники как одной, так и другой резидентур работали лишь в советском посольстве. Многие из них занимали высокие посты в торгпредстве СССР в Лондоне, в корреспондентских пунктах различных советских периодических изданий и информационных агентств, в офисах постоянных представительств таких организаций, как Аэрофлот, Интурист и так далее. Но где бы эти служащие формально ни числились, их работой руководил резидент, в свою очередь, получавший задания из Центра.
Чтобы представить себе мощь и влияние обеих резидентур двух разведывательных служб, замечу лишь, что численность их была больше, чем количество всех остальных сотрудников советских учреждений и организаций в Великобритании вместе взятых. При этом резидентура КГБ была примерно в два с половиной раза более многочисленной, чем резидентура ГРУ.
Ну а их бюджеты были просто несопоставимы с мизерными бюджетами посольства или торгпредства. Кроме того, они в любой момент могли быть дополнены новыми крупными ассигнованиями из государственной казны, если в том возникала реальная потребность. Стоило резиденту лишь запросить энную сумму на подкуп какого-либо влиятельного должностного лица или на приобретение важной секретной информации, как необходимые средства безотлагательно оказывались в распоряжении резидентуры.
Кое в чем функции двух резидентур сходились. И та и другая, например, занимались сбором военно-политической информации и вербовкой агентуры в стране пребывания. Хотя, естественно, резидентура ГРУ занималась разведкой в военной области значительно более широко и интенсивно.
При этом, однако, до половины состава резидентуры КГБ занималось не разведкой, а контрразведкой и охраной, а порой и политическим сыском, слежкой за собственными гражданами, работающими за рубежом. Особенно за теми, кто владел государственными секретами и общался с иностранцами. Размах этой работы был поистине огромен. Его ощущал на себе практически каждый из сотрудников, даже если он сам был работником резидентуры. Патологическая подозрительность, партийная ортодоксальность и агрессивная нетерпимость к инакомыслию были в этой сфере деятельности резидентуры КГБ ее чуть ли не главным кредо, унаследованным со сталинских времен.
Военная разведка всегда гордилась тем, что стояла в стороне от сыскных дел. Может быть, поэтому ее авторитет в профессиональных кругах котируется выше авторитета КГБ.
За год до моего приезда в Великобританию военно-морской атташат советского посольства в Лондоне оказался в критическом положении. Ряд искусных провокаций, подстроенных британской контрразведкой, привел к тому, что атташе и его первый помощник были объявлены персонами нон грата. Еще одного помощника срочно отозвали в Москву, поскольку его жена и дочь попросили в Англии политического убежища. Словом, лондонская резидентура ГРУ была порядком обескровлена.
В этой обстановке в Лондоне и оказались каперанг Константин Николаевич Сухоручкин, назначенный новым военно-морским атташе, а также его помощники — Иван Сакулькин, работавший ранее в США, и я, переведенный на английское направление из скандинавского.
Резидентура ГРУ в Лондоне имела в своем составе профессионалов в различных областях. В первую очередь, естественно, в ней были представлены специалисты трех родов войск. Все они работали в военном атташате. Ведущим специалистом в сухопутном деле был генерал Ефимов — советский военный атташе в Лондоне в те годы. Авиацией вплотную занимались полковник Румянцев и майор Белоусов, соответственно советский военно-воздушный атташе в Лондоне и его зам. Ну а военно-морскими делами ведал упомянутый уже капитан первого ранга Сухоручкин и его помощники.
В атташате мне легче всего работалось с летчиками. Военно-воздушный атташе Федор Селиверстович Румянцев, — герой сразу двух стран: Югославии и Советского Союза, — был моим старым и добрым другом. Две звезды героя он получил во время Второй мировой войны после того как вывез на своем самолете из окружения под огнем фашистов маршала Тито. Да и с его замом Анатолием Белоусовым я был, что называется, не разлей вода. С его женой, — Галиной, дочкой сталинского главкома ВВС маршала Жигарева, — мы учились в одной школе.
В составе резидентуры ГРУ действовала также весьма мощная научно-техническая группа. В нее входили отличные специалисты в области телекоммуникаций, фотодела и шифровального искусства, в деле радиоперехвата и зарождавшейся тогда электронной разведки.
Но «погоду делали» опера — оперативные сотрудники, сердцевина и мозг резидентуры. Это они вербовали агентов и выходили с ними на связь, добывали секретные сведения и собирали открытую информацию, вели наблюдение и разведку на территории всей страны пребывания. К таким сотрудникам относился и я.
Оперативные работники далеко не всегда знали друг друга, хотя и числились в одной резидентуре. Никто не имел права интересоваться делами соседа или знать о работе своего смежника: таковы были законы конспирации. И никто не смел задавать своему товарищу «лишних вопросов», касающихся профессиональных дел. Это было абсолютно недопустимо. Единственным человеком, имевшим полное представление о работе всей резидентуры, был сам резидент.
В те годы в Лондоне эту должность занимал сначала генерал Лев Сергеевич Толоконников, а после его отъезда в Москву полковник Анатолий Георгиевич Павлов. С ним я познакомился еще во время учебы в Академии Советской армии в начале 50-х годов. Павлов учился курсом старше. Его прикрытием в советском посольстве в Лондоне была должность советника по науке. Это был настоящий профессионал и глубоко порядочный человек. Правда, вот, жена не часто жаловала его визитами в Лондон. Жила она в Москве и к мужу приезжала лишь в отпуск месяца на два, максимум на три. Супругу больше интересовала ее работа, а никак не прелести и комфорт лондонской жизни, что оставалось пределом мечтаний для многих других жен.