– Поставьте людей к помпам, мистер Хислоп! Судно черпнуло воды.
Барка внезапно накреняется, выбрасывая Эй-Джея в канал.
– Покинуть судно, черт побери! Спасайся кто может!
Затемнение под мелодию мамбо.
Торжественное открытие «Эскуэла Амиго», школы для мальчиков-правонарушителей латиноамериканского происхождения, построенной на пожертвования Эй-Джея; присутствуют преподавательский состав и пресса. Эй-Джей, пошатываясь, поднимается на трибуну, задрапированную американскими флагами.
– Говоря бессмертными словами отца Фланегана, такого явления, как плохой мальчик, не существует… А где статуи, черт побери?
СПЕЦИАЛИСТ: Вам прямо сейчас?
ЭЙ-ДЖЕЙ: Зачем же я, по-вашему, сюда явился, черт подери? Я что, должен открывать треклятую статую заочно?
СПЕЦИАЛИСТ: Все в порядке… Все в порядке. Уже везут.
Перед трибуной устанавливают статую, которую привез на буксире тягач. Эй-Джей нажимает кнопку. Под трибуной включаются турбины, и их шум нарастает до оглушительного жалобного воя. Ветром сдувает со статуи красную бархатную драпировку. В ней запутываются преподаватели, сидящие в первом ряду… Зрителей окутывают клубы пыли и строительного мусора. Сирены постепенно затихают. Преподаватели освобождаются от драпировки… Все молча, затаив дыхание, смотрят на статую.
ОТЕЦ ГОНСАЛЕС: Матерь Божья!
КОРРЕСПОНДЕНТ «ТАЙМ»: Просто не верится.
«ДЕЙЛИ НЬЮС»: Весьма пикантно.
Хоровой свист мальчиков.
По мере оседания пыли открывается монументальное творение из отполированного розового камня. Обнаженный мальчик склонился над спящим товарищем с явным намерением разбудить его звуками флейты. В одной руке он держит флейту, другой тянется к кусочку ткани, прикрывающему пах спящего. Ткань непристойно топорщится. У мальчиков по цветку за ухом, а на лицах обоих отражаются мечтательность и жестокость, развращенность и невинность. Эти фигуры венчают собой известняковую пирамиду, на которой фарфоровыми мозаичными буквами – розовыми, голубыми и золотыми – начертан школьный девиз: «Посредством этого и ради этого».
Эй-Джей резко наклоняется вперед и разбивает об упругие ягодицы мальчика бутылку шампанского.
– И запомните, мальчики, именно этим местом зарабатывают на шампанское.
Манхэттенская серенада. Эй-Джей и сопровождающие лица пытаются войти в нью-йоркский ночной клуб. Эй-Джей ведет на золотой цепи лиловозадого бабуина. Одет Эй-Джей в льняные клетчатые брюки гольф и кашемировую куртку.
ХОЗЯИН: Одну минуту. Одну минуту. Это еще что такое?
ЭЙ-ДЖЕЙ: Это иллирийский пудель. Редкая тварь, лучше не сыщешь. Он поднимет настроение гостям твоей забегаловки.
ХОЗЯИН: Сдается мне, что это лиловозадый бабуин, и он останется на улице.
ПОДПЕВАЛА: Ты что, не знаешь, кто перед тобой? Это же Эй-Джей, последний щедрый транжира.
ХОЗЯИН: Так пускай забирает своего лиловозадого ублюдка и катится щедро транжирить бабки в другом месте.
Эй-Джей останавливается у входа в другой клуб и заглядывает внутрь.
– Моднючие педики и старые пизды, черт побери! Подходящее заведение. Аванти, рагацци!
Эй-Джей вбивает в пол золотой колышек и привязывает к нему бабуина. Он заводит светскую беседу, его подпевалы подают реплики:
– Невероятно!
– Чудовищно!
– Просто божественно!
Эй-Джей вставляет в рот длинный сигаретный мундштук, сделанный из какого-то эластичного до непристойности материала. Мундштук раскачивается и волнообразно шевелится, словно некая отвратительная живая рептилия.
ЭЙ-ДЖЕЙ: А на высоте тридцать тысяч футов я совсем выбился из сил и встал раком от голода.
Несколько ближайших педиков поднимают головы, словно звери, почуявшие опасность. Что-то невнятно ворча, Эй-Джей вскакивает на ноги.
– Ах ты, хуесос лиловозадый! – орет он. – Я тебя проучу, ты у меня еще посрешь на пол!
Он достает из своего зонтика кнут и принимается хлестать бабуина по заду. Бабуин пронзительно кричит и срывается с колышка. Вскочив на ближайший столик, он влезает на старуху, которая тут же умирает от разрыва сердца.
ЭЙ-ДЖЕЙ: Сожалею, мадам. Сами понимаете – дисциплина.
Он в бешенстве охаживает бабуина кнутом, гоняя его из конца в конец бара. Бабуин, вопя, рыча и обсираясь от страха, перелезает через посетителей, носится взад и вперед по стойке, раскачивается на занавесках и люстрах…
ЭЙ-ДЖЕЙ: Ты у меня образумишься и будешь срать где положено или вообще нигде срать не сможешь.
ПОДПЕВАЛА: Как тебе не стыдно огорчать Эй-Джея после всего, что он для тебя сделал!
ЭЙ-ДЖЕЙ: Неблагодарные! Все до одного неблагодарные! Уж поверьте старому гомику.
Никто, конечно, в эту легенду не верит. По словам Эй-Джея, он «независим», что означает: «Не в свое дело не лезь». Независимых больше не существует… Зона кишит лохами всех мастей, однако нейтралов там нет. Нейтрал же на уровне Эй-Джея и вовсе немыслим…
Хасан – известный ликвифракционист, подозреваемый в том, что он – тайный сендер.
– Бросьте, ребята, – говорит он с обезоруживающей улыбкой, – я всего лишь старая вонючая раковая опухоль, вот и приходится разрастаться.
Переняв техасский акцент у Даттона Сухая Дыра, «дикого» нефтеразведчика из Далласа, он ни в помещении, ни на улице не снимает ковбойских сапог и десятигаллоновой шляпы… Глаза у него скрыты за черными очками, лицо невзрачное и невыразительное, словно восковое, ладно скроенный костюм целиком пошит из недозрелых банкнот высокого достоинства. (Это настоящие деньги, но их нельзя пустить в обращение, пока они не созреют… Среди них даже встречаются банкноты достоинством в миллион зеленых.)
– Они все время рождаются прямо на мне, – застенчиво оправдывается он… – Это похоже, фу-ты, даже не знаю, как и сказать. Ну, я, точно какая-нибудь мама-скорпионша, всюду ношу эти новорожденные деньжата на своем теплом теле и чувствую, как они растут… Черт возьми, надеюсь, вам не наскучили мои россказни.
Сальвадор, известный друзьям как Салли – он всегда держит при себе нескольких «друзей», выплачивая им почасовое жалованье, – подлечился на торговле выпоротками во время Второй мировой войны. (Подлечиться – значит разбогатеть. Выражение, употребляемое техасскими нефтедобытчиками.) В архивах Управления по контролю за чистотой продуктов и лекарств имеется его фотография: мужчина с крупными чертами лица, которое кажется набальзамированным – словно под кожу, гладкую, лоснящуюся и непористую, сделали инъекцию парафина. Один глаз – мертвенно-серый, круглый, как стеклянный шарик для детской игры, весь в трещинках и темных пятнышках. Другой – черный и блестящий, глаз бесчувственного старого насекомого.
Обычно его глаз не видно за черными очками. Вид у него загадочный и зловещий – его жесты и манеры пока не поддаются истолкованию, – как у агента тайной полиции личиночного государства.
Волнуясь, Сальвадор переходит на ломаный английский. В такие минуты его акцент наводит на мысль об итальянском происхождении. Он читает и говорит поэтрусски.
На составление международного досье Сала положила жизнь целая команда бухгалтеров-следователей… Ради своих финансовых операций он опутал весь мир замысловатой, изменчивой сетью подставных фирм, филиалов и вымышленных имен. Он имел двадцать три паспорта, и его сорок девять раз депортировали – судебные решения по поводу депортации еще не вынесены на Кубе, в Пакистане, Гонконге и Йокогаме.
Сальвадор Хасан О’Лири, он же Сапожник, он же Непутевый Марв, он же Лири Детское Место, он же Выпороток Пит, он же Хуан Плацента, он же Ахмед Лубрикант, он же Эль Занудо, он же Эль Жоппо и т. д и т. д. – на пятнадцати страницах досье, исписанных убористым почерком, – впервые имел дело с полицией в Нью-Йорке, куда приехал вместе с типом, известным бруклинским копам как Жирный Уилсон, который выруливал себе чумовые колеса, вытрясая деньги из фетишистов в обувных магазинах. Хасана обвинили в каком-то вымогательстве третьей степени и тайном сговоре с целью выдать себя за полицейского. К тому времени он уже выучил Первое правило вымогателя: СН – скинь наркоту, что соответствует правилу ПСП – поддерживай скорость полета – для летчика… Как говорит Бдительный: «Если уж ввязался в драку, малыш, скинь свою наркоту, в крайнем случае – проглоти». Короче, фальшивую бляху ему не пришили. Хасан дал показания против Уилсона, которому влепили Неопределенный срок (по нью-йоркскому закону, максимальный срок для осужденных за мелкие преступления. Номинально приговор на неопределенный срок означает три года в тюрьме «Райкерз Айленд»). Дело в отношении Хасана было прекращено. «Я бы погорел ни за грош, – сказал Хасан, – не попадись мне порядочный коп». Порядочный коп попадался Хасану всякий раз, как его винтили. На трех страницах из его досье перечисляются клички, свидетельствующие о его склонности к сотрудничеству с полицией, к «игре в мяч», как это называют копы. Остальные называют это как-нибудь по-другому: Эб Любовник Легавых, Марв Наушник, Поющая Геба, Стукач Али, Гнилой Сал, Болтливый Нытик, Фальшивое Сопрано, Бронксовский Оперный Театр, Полицейский Джинн, Справочная Служба, Писклявый Сириец, Сладкоголосый Хуесос, Музыкальный Гомик, Грешная Жопа, Фискальный Педрила, Лири Доносчик, Гном Весельчак… Подпасок Герт.
Он открыл секс-шоп в Йокогаме, толкал джанк в Бейруте, сводничал в Панаме. Во время Второй мировой войны он пошел в гору, приобрел в Голландии маслодельню и стал разбавлять масло тавотом, монополизировал рынок сексуальной смазки в Северной Африке и наконец сорвал большой куш на торговле выпоротками. Он преуспевал и разрастался, наводняя весь мир разбавленными лекарствами и всевозможными дешевыми подделками. Фальшивое средство для отпугивания акул, разбавленные антибиотики, бракованные парашюты, просроченные противоядия, неэффективные сыворотки и вакцины, дырявые спасательные шлюпки.
Клем и Джоди, парочка старомодных водевильных чечеточников, выдают себя за русских агентов, чье единственное задание – представлять США в невыгодном свете. Когда в Индонезии их арестовали за содомию, Клем сказал судебному следователю: