Так что, сдается мне, он до сих пор сидит там, в своей испанской вилле двадцатых годов, что близ Танжера, и пожирает необработанный мак, полный дерьма, камней и соломы… все подряд, из страха что-нибудь упустить…
Писатель может написать только об одном: о том, что непосредственно воздействует на его органы чувств в тот момент, когда он пишет… Я всего лишь записывающий прибор… Я не смею навязывать вам «историю», «фабулу», «сценарий»… Поскольку мне удается напрямую регистрировать определенные стороны психического процесса, то не исключено, что у меня ограниченная функция… В развлекательном жанре я не выступаю…
«Одержимость» – так это называют… Порой тело вдруг оказывается во власти некой сущности – очертания дрожат в желто-оранжевом желе, – и руки так и чешутся распотрошить идущую мимо шлюху или придушить соседского ребенка в надежде справиться с хронической нехваткой жилья. Можно подумать, обычно я в своем уме и лишь изредка бываю не в себе… Неправда! Никогда я не бываю в своем уме… Никогда, то есть я целиком и полностью одержим, но почему-то в состоянии предотвращать опрометчивые поступки… Патрулирование – вот фактически мое основное занятие… Сколь бы надежна ни была Охрана, я всегда отдаю приказания где-то Снаружи и всегда нахожусь Внутри этой желеобразной смирительной рубашки, которая изнашивается и растягивается, но неизменно обновляется, опережая каждый шаг, каждую мысль, каждый порыв, отмеченные печатью пристального наблюдения со стороны…
Писатели толкуют о болезненно-сладком запахе смерти, тогда как любой джанки скажет вам, что у смерти нет запаха… и в то же время есть – запах, от которого перехватывает дыхание и стынет в жилах кровь… бесцветный незапах смерти… невозможно дышать, чувствуя его розовыми извилинами и черными кровяными фильтрами плоти… запах смерти – это, несомненно, и запах, и полнейшее отсутствие запаха… отсутствие запаха сразу же ударяет в нос, потому что вся органическая жизнь имеет запах… исчезновение запаха действует, как тьма на глаза, безмолвие на уши, давление и невесомость – на чувство равновесия и ориентации в пространстве…
Вы неизменно ощущаете этот запах и щедро предлагаете почувствовать его другим во время джанкового отнятия… На ломках джанки своим смертным запахом может сделать непригодной для жилья целую квартиру… однако хорошее проветривание вернет в помещение прежнюю вонь, и тело вновь сможет дышать… Вы чувствуете этот запах и оказавшись во власти одной из тех неодолимых привычек, которые вдруг усугубляются в геометрической прогрессии, как сильный лесной пожар…
Лечение одно: Выбрось из головы! Прыгай!
Один мой друг оказался нагишом в гостиничном номере в Марракеше, второй этаж… (Он был обработан своей техасской мамашей, которая в детстве заставляла его носить девчоночью одежду… Грубовато, но эффективно против младенческой протоплазмы…) Остальные постояльцы – арабы, трое арабов… в руках ножи… смотрят на него… металлический блеск и пятнышки света в темных глазах… медленно, как осколки опала в глицерине, оседают частицы убийства… Благодаря замедленной звериной реакции у него была целая секунда на то, чтобы принять решение: прямиком в окно и вниз, на запруженную народом улицу, как метеор со сверкающим на солнце стеклянным хвостом… потери: сломанная лодыжка и уязвленное самолюбие… завернулся в прозрачную розовую занавеску с куском металлического карниза и, хромая, поковылял в «Комиссариат де Полис»…
Рано или поздно Бдительный, Деревенщина, Агент Ли, Эй-Джей, Клем и Джоди – Близнецы Спорынья, Хасан О’Лири – Магнат Детского Места, Матрос, Дезинсектор, Эндрю Кейф, «Толстяк» Терминал, Док Бенвей, «Пальчики» Шефер будут вынуждены сказать то же самое, теми же словами, чтобы занять – в той точке пересечения – ту же пространственно-временную позицию. Пользоваться обычным голосовым аппаратом со всеми его метаболическими приспособлениями, то есть поступать как все – самый неправильный способ выражать Одобрение: Джанки голый, освещенный солнцем…
Писатель, как всегда, видит, как он читает зеркалу… Время от времени он должен останавливаться и убеждаться в том, что не было, нет и не может быть Преступного Независимого Действия…
Каждый, кто хоть раз смотрел в зеркало, знает, что это за преступление и что оно означает в свете утраченного контроля – когда отражение больше не подчиняется… Поздно звонить в Полицию…
Лично я желаю перестать оказывать услуги, поскольку больше не смогу торговать сырьем смерти… Ваш случай безнадежен, сэр, и отвратителен…
– При нынешнем состоянии наших знаний защита бессмысленна, – сказала «Защита», оторвавшись от электронного микроскопа…
Вали-ка ты в аптеку «Уолгринз»
Мы тут ни при чем
Крадем все, что попадется на глаза
Не знаю, что и возразить белому читателю
Вы можете об этом писать, кричать или негромко напевать… рисовать это… играть это на сцене… срать мобилями про это… До тех пор, пока не возьмете да и не сделаете это сами…
Сенаторы вскакивают и с непреклонной решимостью вирусной тяги истошно вопят, требуя Смертной Казни… Смерть наркоманам, смерть сексогомикам (я хотел сказать, сексоманам), смерть психопату, который оскорбляет затравленную и непривлекательную плоть утраченной звериной невинностью гибких телодвижений…
Черный ветроуказатель смерти вьется над страной, нащупывая, вынюхивая преступно независимую жизнь, под громадной кривой вероятности дрожат манипуляторы скованной страхом плоти…
Народ монолитными группами исчезает во время шашечной партии в геноцид… Число играющих не ограничено…
Либеральная Пресса, Пресса Не Столь Либеральная и Пресса Реакционная горячо одобряют: «Прежде всего следует развеять миф об опыте иного уровня…» – и туманно намекают на некие прискорбные факты… на больных афтозом коров… на профилактику…
Правящие круги всех стран в бешенстве обрывают линии связи…
Планета дрейфует к непредсказуемой участи насекомого…
Первой приползла Термодинамика… Оргон застрял на старте… Христос истек кровью… Время вышло…
Вы можете разделить со мной «Голый завтрак» в любой точке пересечения… Я написал множество предисловий. Они атрофируются и самопроизвольно отваливаются так же, как отваливается мизинец ноги при западноафриканской болезни, характерной только для негритянской расы, а когда идущая мимо блондинка демонстрирует свою бронзовую лодыжку, напедикюренный пальчик, подскакивая, катится прочь по клубной террасе, и ее афганская борзая, принеся его обратно, кладет ей под ноги…
«Голый завтрак» – это план, «Практическое руководство»… Черное насекомое испытывает нескрываемую страсть к инопланетным ландшафтам… Абстрактные понятия, простые, как алгебра, сводятся к черному говну или парочке стареющих яиц…
«Руководство» умножает уровни восприятия, открывая дверь в конце длинного коридора… Двери, которые открываются только в Тишине… «Голый завтрак» требует от читателя тишины. В противном случае читатель попросту нащупывает собственный пульс…
Роберт Кристи был знаком с телефонистками Справочной службы… Убивал старых пизд… лобковые волосы хранил в своем медальоне… а вы бы?
Роберта Кристи, задушившего множество женщин – звучит как чудесная групповуха, – повесили в 1953 году.
Джек Потрошитель, Педант 1890-х годов, прекрасно владевший холодным оружием и так и не пойманный с поличным… написал письмо в Прессу:
«В следующий раз я пришлю вам ухо – так, забавы ради… А вы бы?»
– Ах, осторожней же! Опять та же история! – вскричал старый гомик, когда порвалась его перетяжка и яйца раскатились по полу… – Хватай же их, Джеймс, никчемный старый говнюк! Старые хозяйские яйца катятся в угольный бункер, а он знай себе стоит столбом!
Очковтиратели ставят на уши весь вокзал и втирают очки кассиршам, подсовывая им «куклу».
На этом дилаудиде я просто прогорю (дилаудид – убойной силы обезвоженный морфий).
Шериф в черном жилете печатает распоряжение о приведении в исполнение смертного приговора:
– Надо бы узаконить казни и разгрузить отдел наркотиков…
Нарушение Закона о здравоохранении 334… Достижение оргазма обманным путем…
Джонни на четвереньках, а Мэри сосет у него, проводя пальцами вниз по ягодицам и слегка касаясь дальней части поля для игры яйцами…
Через сломанный стул и прочь, в окно инструментального склада, побелка облупилась от холодного весеннего ветра на известняковом утесе за рекой… в зеленовато-голубом небе застыла струйка лунного дыма… прочь, по длинной линии спермы на пыльном полу…
Мотель… Мотель… Мотель… расколотая неоновая арабеска… одиночество жалобно стонет по всему континенту, как туманные горны над неподвижной масляной водой приливных рек…
Настырный тип, сморщенный, как кожура выжатого насухо лимона, лижет жопу, отрезает ножом кусочек гашиша для кальяна – буль-буль – вот каким раньше был я…
– Реку обслуживают, сэр.
Фонтан наполняется опавшими листьями, а герань зарастает мятой, вытрясай монеты из торговых автоматов, которые стоят на лужайке…
Стареющий повеса надевает свой непромокаемый плащ, сохранившийся с двадцатых годов, и запихивает вопящую жену в мусородробилку… Струя крови, смешанной с волосами и дерьмом, выводит на стене «1963»… «Да, сэр, да, мальчики, в шестьдесят третьем и вправду дерьма не оберешься», – сказал надоедливый старый пророк – может стоять над душой, пока вы не пошлете его во всех пространственно-временных направлениях…
– Да, вспомнил, это было как раз за два года до того, как в боливийской уборной появился штамм человеческого афтоза, потом он выбрался на волю через посредство шиншиллового пальто и уладил дело о подоходном налоге в Канзас-Сити… А та лесбиянка, что претендовала на непорочное зачатие, родила через пупок шестиунцевую паукообразную обезьяну… Говорят, в этом деле замешан один лепила, ему просто житья не было от обезьяны…
Я, Уильям Сьюард, капитан здешней перепившей и обкурившейся подземки, уничтожу ротеноном лохнесское чудовище и заковбою белого кита. Я доведу до состояния бессознательного повиновения Сатану и очищу души второразрядных демонов. Я изгоню кандиру из ваших плавательных бассейнов. Я издам буллу о Контроле за Непорочной Рождаемостью…