Агамемнон покачал головой:
– Ты не обманешь меня, Ахиллес. Хочешь своею добычей владеть, а меня без награды оставить? Нет уж! Девушку я отпущу, но потом заберу ту, что понравится мне у тебя, Аякса, или у Одиссея.
Гневно взглянул на него Ахиллес:
– Человек ты бесстыдный и алчный! И ты хочешь, чтобы шли за тобою данайцы! Я пришел биться с троянцами не за себя, предо мною они не виновны: не уводили моих лошадей и быков, не жгли моего урожая.
Нас разделяют горы, покрытые лесом, и шумливое море. Я здесь защищаю твою честь, бессовестный, – твою и Менелая! Тебе же, скотина, морда собачья, на это плевать, ты грозишь, что награду мою ты отнимешь. Нет уж, возвращаюсь домой, оскорбленья твои я терпеть не желаю, добывая тебе в сраженьях богатства. На то Агамемнон ответил:
– Что же, беги, если хочешь, тебя не прошу я остаться. Другие окажут мне честь, сражаясь бок о бок со мной. Ты мне ненавистен: ты любишь вражду, и раздоры, и битвы. Ты силен, это правда, но не твоя то заслуга! Беги себе царствовать дома – это меня не заботит, и гнева я твоего не боюсь. Напротив, скажу тебе так я возвращу Хрисеиду отцу на моем корабле с моею дружиной. Сам же я уведу из стана твоего Брисеиду прекрасную, добычу твою, чтобы знал ты, насколько власть моя больше твоей, и чтобы каждый страшился себя мне ровней считать.
Так он сказал. И Ахиллесу стало горько – так, что он выхватил меч и пронзил бы им Агамемнона, если бы в последний миг не обуздал свою злобу, стиснув руку на серебряной рукояти меча. Сурово глядя на Агамемнона, сын Пелея принялся осыпать его бранью:
– Презренный, с песьими взорами, с сердцем оленя! Клянусь своим скипетром, что ахейцы еще обо мне пожалеют. Ты же, горько страдая, не сможешь помочь им. Вспомнишь, терзаемый совестью, как обидел ахейца храбрейшего. Время такое придет, Агамемнон. Клянусь.
Сказав так, он бросил на землю свой скипетр, изукрашенный золотыми гвоздями.
Когда собравшиеся разошлись, Агамемнон спустил на воду один из своих кораблей и назначил двадцать гребцов, во главе их поставив многоумного Одиссея. Затем пришел ко мне, взял за руку и проводил на корабль.
– Прекрасная Хрисеида, – сказал он и разрешил мне вернуться домой, к отцу. Сам же остался на берегу глядеть, как удаляется судно.
Когда корабль исчез за горизонтом, Агамемнон призвал верных оруженосцев и повелел им пойти в стан Ахиллеса и, взяв за руки, привести к нему Брисеиду. Он сказал им:
– Если же Ахиллес не отдаст ее, возвестите ему, что я сам приду и будет ему много хуже.
С тяжелым сердцем оруженосцы, Талфибий и Эврибат[2]направились вдоль берега моря к лагерю мирмидонцев[3]. Они нашли Ахиллеса сидящим неподалеку от своего жилья и черных кораблей. Оруженосцы остановились в безмолвии, полные почтительного страха перед владыкой. И тогда заговорил он сам:
– Подойдите ближе. Вы ни в чем не виновны передо мной, но лишь Агамемнон. Подойдите же ближе, не бойтесь.
Затем он позвал Патрокла и попросил его привести Брисеиду и передать ее оруженосцам.
– Будьте моими свидетелями: Агамемнон – безумец. Он не думает о грядущем, не думает, что настанет однажды нужда и во мне для защиты ахейцев и их кораблей, его не заботит ни прошлое, ни будущее. Будьте моими свидетелями: Агамемнон – безумец.
Оруженосцы пустились в обратный путь, по тропинке между вытянутыми на берег быстроходными судами ахейцев. За ними ступала прекрасная Брисеида с печалью на сердце.
Ахиллес глядел, как они удаляются. А затем ушел и, сев в одиночестве на берегу седой пучины, разрыдался перед бескрайними просторами. Он был великим воином, грозой троянцев, но, как дитя, в слезах воззвал к своей матери. И тогда она вышла из бездны морской и села близ сына, нежно лаская его, называя по имени и говоря:
– Сын мой, на что я, злосчастная мать, тебя породила на свет? Век твой будет короток, хоть бы ты прожил его без слез и печалей…
– Ты в силах за меня заступиться? Помочь мне? – спросил Ахиллес.
Мать ответила так:
– Послушай, оставайся здесь, у судов, и не ходи больше в бой. Будь тверд в своем гневе и смиряй жажду войны. Помни: настанет час и ахейцы почтят тебя великими дарами, втрое заплатят тебе за обиду.
Она скрылась, и Ахиллес остался один: душу его переполнял гнев на несправедливость, а сердце сжималось от тоски по неистовству боя,
Я снова увидела свой город, когда корабль под управлением Одиссея достиг гавани нашего города. Дружина спустила паруса и на веслах пригнала судно к причалу. Бросили якорь и привязали канаты. После того как вывели жертвенных животных, Одиссей взял меня за руку и помог спуститься на берег. Он проводил меня к алтарю Аполлона, где ожидал нас мой отец со слезами счастья. Одиссей отдал меня в объятья отца.
Многоумный Лаэртид[4] провел ночь со своими людьми подле корабля. На заре они подняли паруса и отплыли. Я видела, как судно легко бежит по бурлящим вокруг киля волнам. Видела, как корабль исчез за горизонтом. Вы можете представить себе, какой стала моя жизнь? Часто мне снятся пламя пожара, оружие, сокровища и молодые герои. И всегда одно и то же место на берегу моря Там пахнет кровью и мужчинами. Там я живу: владыка царей губит свою жизнь и свой народ ради меня: ради моей красоты и прелести. Но, проснувшись, рядом с собой я вижу моего отца. Он утешает меня и говорит: все кончено, дочь моя. Спи. Все кончено.
Терсит
Меня знали все. Косоглазый и хромоногий, я был безобразнейшим из ахейцев: мои горбатые плечи сходились на груди, а вытянутая вверх голова покрыта была редким пухом. Я прославился тем, что дерзил царям, всем царям без разбора, ахейцы мои речи слушали и смеялись. Из-за этого ахейским царям я был ненавистен. Я хочу рассказать, что узнал, и вы поймете все то, что я понял: война – это страсть стариков, посылающих в бой молодых.
Агамемнон почивал у себя в шатре. И вдруг ему показалось, что он слышит голос Нестора – старейшего и мудрейшего из нас, более всех чтимого. Этот голос сказал:
– Агамемнон, сын Атрея, как можешь ты спать? Подобает ли проводить ночи во сне мужу, коему вверено столько воинов и столько забот?
Агамемнон не раскрыл глаз. Он решил, что ему все это снится. Тогда голос приблизился и произнес:
– Внимай же, я принес весть от Зевса, что печется о тебе и с небес. Веди в бой ахейцев – ныне завоюешь ты Трою. Все боги на твоей стороне, а врагам угрожает погибель. Не забудь моих слов, когда сладкий сон удалится. Не забудь веление Зевса, проснувшись.
И голос исчез. Агамемнон открыл глаза. Он не видел, как старец Нестор бесшумно выскальзывает из шатра. И подумал, что это сон, сулящий победу. Он поднялся, оделся в мягкий, новый, прекрасный хитон, сверху набросил широкий плащ. Он обулся в самые красивые сандалии, перекинул через плечо ремень, на котором висел меч, украшенный серебряными гвоздями, и, взяв в руку скипетр своих предков, двинулся к ахейским судам, пока Эос возвещала Зевсу и другим бессмертным о начале нового дня. Агамемнон приказал звонкоголосым вестникам созывать данайцев, сам же, пока все собирались, держал совет со старейшинами. Он рассказал им свой сон, а потом произнес
– Сегодня, вооружив ахейцев, мы поведем их в битву. Но прежде я желаю испытать их словами, – естьу меня на то право. Я скажу им, что решил вернуться домой и закончить войну. Вы же станете убеждать их остаться и продолжить осаду Трои. Я желаю видеть, что будет.
В молчанье сидели старейшины, не зная, что думать. Затем поднялся старец Нестор, именно он:
– Друзья, вожди и цари ахейцев, если бы кто-то другой нам рассказал о подобном, мы бы сочли это ложью. Но сон сей увидел тот, кто слывет лучшим среди ахейцев. Так пойдемте, друзья, готовиться к бою!
Произнесши эти слова, он поднялся и первым покинул совет старейшин. Остальные же, видя, как Нестор уходит, тоже встали и, будто овцы за пастырем, пошли созывать своих воинов.
Как пчелы из горных пещер вылетают роями и вьются, нависая гроздьями над весенними цветами, так и ахейцы толпами устремлялись от своих кораблей и шатров по берегу моря к месту собранья. Земля застонала у них под ногами, и поднялся великий шум. Девять глашатаев, надрываясь, убеждали воинов слушать царей. Едва лишь народ расселся и говор унялся, как встал Агамемнон. В одной руке он держал скипетр, изготовленный некогда Гефестом. Гефест подарил его Зевсу Крониду, а Зевс – быстроногому вестнику Гермесу, Гермес – укротителю коней Пелопсу, а Пелопс – владыке народов Атрею. Атрей, умирая, его передал богатому стадами брату Фиесту, от него же скипетр получил Агамемнон, вместе с властью над Аргосом и бесчисленными островами. Сжав скипетр, знак своей власти, он заговорил:
– Герои данайские, слуги Ареса, Зевс-погубитель обрек меня на тяжкие муки. Прежде он дал мне знаменье, что я вернусь на родину, сокрушив крепкостенную Трою, а ныне велит мне, погубившему столько народа, бесславно бежать в Аргос. Стыд, друзья мои: такой народ, такое войско сражается с маленькой ратью, и конца этой войне не видать. Нас в десять раз больше, чем троянцев. Но у них доблестные союзники из других городов, они-то и не дают нам взять Илион. Девять лет миновало. Дома ждут нас супруги, и дети ждут нас дома. Дерево наших судов гниет, канаты истлели. Внемлите же мне: поспешим к кораблям и вернемся домой. Мы не возьмем Илиона.
Так говорил он, и взволновались наши сердца. Собранье заколыхалось, как колышутся волны в бурю или обширная нива во время грозы. И я увидел, как люди с воплями радости помчались к своим кораблям, поднимая огромное облако пыли. Они убеждали друг друга захватывать корабли и спускать на широкое море, очищали рвы, вынимали подпоры из-под килей, и крики жаждущих вернуться домой возносились до неба. И в это мгновенье я увидел многоумного Одиссея. Он стоял неподвижно. Он не пошел к кораблям. Печаль терзала сердце его. Внезапно, сбросив плащ, он ринулся к Агамемнону