почему? Почему ты преследуешь меня с такой… как будто мстишь мне за что-то? За всё время, что мы знакомы, я ни разу не сделал тебе дурного. Ты наверняка знаешь, что я любил Понтера и что он любил меня. Ему бы не хотелось, чтобы ты вот так вот преследовала меня.
– Не строй из себя невинность.
– Но я невиновен! Почему ты это делаешь?
Она просто качнула головой, развернулась и пошла прочь.
– Почему? – крикнул Адекор ей вслед. – Почему?
– Может быть, поговорим о вашем народе? – предложила Мэри Понтеру. – До сих пор мы могли изучать неандертальцев лишь по ископаемым останкам. Было много споров по разным вопросам, таким как, скажем, для чего нужны ваши выступающие надбровные дуги.
Понтер моргнул.
– Они прикрывают глаза от солнца.
– Правда? – изумилась Мэри. – Да, думаю, это имеет смысл. Но тогда почему у моего народа их нет? В смысле неандертальцы же эволюционировали в Европе, а мои предки пришли из Африки, где гораздо более солнечно.
– Мы тоже ломали над этим голову, – сказал Понтер, – когда исследовали останки глексенов.
– Глексенов? – повторила Мэри.
– Разновидность ископаемых гоминид в моём мире, на которую вы более всего походите. У глексенов не было надбровных дуг, так что мы предположили, что они вели ночной образ жизни.
Мэри улыбнулась.
– Я думаю, неверны очень многие из заключений, сделанных на основе исследований одних только костей. А скажите: что вы думали насчёт этого? – Она постучала указательным пальцем по подбородку.
Понтер смутился.
– Я теперь знаю, что это совершенно не так, но…
– Да? – ободрила его Мэри.
Понтер разгладил ладонью бороду, так, чтобы стала видна его челюсть без подбородка.
– У нас нет такого выступа, так что мы предположили…
– Что? – спросила Мэри.
– Мы предположили, что этот выступ удерживал стекающую слюну. У вас такая маленькая ротовая полость, мы думали, что из неё постоянно вытекает слюна. Также, поскольку у вас меньший объём мозга, чем у нас, а у, гм, идиотов часто капает слюна изо рта…
Мэри рассмеялась.
– Какой ужас, – сказала она. – Кстати, раз речь зашла о челюстях: а что случилось с вашей?
– Ничего, – ответил Понтер. – Она такая, какой всегда была.
– Я видела ваши рентгеновские снимки в больнице. На вашей нижней челюстной кости видны следы обширной реконструкции.
– Ах, это, – сказал Понтер, словно бы виновато. – Да, пару сот месяцев тому назад я получил удар по лицу.
– И чем это вас ударило? – спросила Мэри. – Кирпичом?
– Кулаком.
У Мэри отвисла её собственная челюсть.
– Я знала, что неандертальцы сильны, но… вау! И всё это одним ударом?
Понтер кивнул.
– Вам повезло, что вы остались живы.
– Нам обоим повезло – и ударенному, и ударятелю, если так можно выразиться.
– Но из-за чего вас ударили?
– Дурацкий спор, – сказал Понтер. – Конечно, он не должен был этого делать и потом дико извинялся. Я решил не давать делу ход; если бы я это сделал, его обвинили бы в покушении на убийство.
– Он правда мог убить вас одним ударом?
– О да. Я успел среагировать и приподнять голову, так что удар пришёлся в челюсть, а не в середину лица. Если бы кулак попал туда, то проломил бы дыру в черепе.
– О ужас, – промолвила Мэри.
– Он был зол, и я его спровоцировал. Мы оба были виноваты в равной мере.
– А вы… вы способны убить кого-нибудь голыми руками? – спросила Мэри.
– Конечно, – ответил Понтер. – Особенно если подойти сзади. – Он переплёл пальцы, поднял руки и изобразил удар сомкнутыми кулаками сверху вниз. – Если такой удар нанести сзади, человеческий череп расколется. Спереди же, если удастся нанести хороший удар кулаком или ногой в грудную клетку, я могу раздавить сердце.
– Но… но… не в обиду будь сказано, но обезьяны тоже очень сильны, но при этом редко убивают друг друга в драках.
– Это потому что в схватках за превосходство внутри группы действия обезьян ритуализированны и инстинктивны, и обычно они просто шлёпают друг друга – это работа на публику. Но вообще-то шимпанзе убивают других шимпанзе, хотя обычно пользуются для этой цели зубами. Сжимать пальцы в кулак способны только люди.
– О… ужас. – Мэри понимала, что повторяется, но не смогла придумать ничего другого, чтобы выразить сумму своих чувств. – У нас люди дерутся всё время. Некоторые даже превращают это в спорт: бокс, борьба, реслинг.
– Безумие.
– Да, я согласна. Но они почти никогда друг друга не убивают. То есть, я имею в виду, человек практически не способен убить другого человека голыми руками. Мы, я так думаю, просто недостаточно сильны для этого.
– В моём мире, – сказал Понтер, – ударить значит убить. Поэтому мы никогда друг друга не бьём. Насилие может закончиться смертью, поэтому мы просто не можем его допустить.
– Но вас ведь ударили.
Понтер кивнул.
– Это было очень давно, когда я учился в Научной Академии. Я спорил так, как это делают лишь в юности, будто от победы в споре что-то зависит. Я видел, что мой оппонент приходит в ярость, но продолжал его донимать. И он отреагировал… неудачным образом. Но я его простил.
Мэри посмотрела на Понтера и представила себе, как он подставляет вторую свою длинную скошенную щёку ударившему его.
Адекор попросил компаньона вызвать ему транспортный куб, который отвёз его домой. И теперь он снова сидел на веранде, один, изучая судебную процедуру. Хотя передачи его компаньона и контролировались, однако он по-прежнему мог им пользоваться, чтобы обратиться к накопленным человечеством знаниям и перенести часть из них на планшет для комфортного изучения.
Его партнёрша Лурт сразу же согласилась выступать от его имени на трибунале. Но хотя она и другие – в этот раз она сможет вызывать свидетелей – будут иметь возможность указать на мирный характер Адекора и стабильность их отношений с Понтером, этого вряд ли хватит, чтобы убедить арбитра Сард и её коллег оправдать его. Так что он начал перерывать судебную историю в поисках других дел с обвинением в убийстве в отсутствие тела жертвы, в надежде, что решение по прежнему делу сможет ему помочь.
Первое такое дело, что ему попалось, слушалось давным-давно, во времена 17-го поколения. Обвинялся мужчина по имени Дасста, который якобы убил свою жену, незаметно пробравшись в Центр. Однако тело так и не было найдено: его партнёрша в один прекрасный день просто исчезла без следа. Трибунал постановил, что в отсутствие тела невозможно утверждать, что произошло убийство.
Адекора эта находка привела в восторг – пока он не углубился в изучение судебной процедуры.
Понтер и Адекор выбрали для веранды кресла обычной – не слишком прочной – конструкции. Это было свидетельством непоколебимой уверенности Понтера в том, что Адекор излечился и его гнев никогда больше не выльется во вспышку насилия. Но Адекор был так расстроен тем, что прочитал, что в сердцах разломал подлокотник кресла ударом кулака – щепки так и полетели во все стороны. Юридические последствия, прочитал он, имеют лишь дела не старше десяти поколений; общество развивается, гласил «Кодекс Цивилизации», и то, что люди делали в далёком прошлом, в современном мире могло полностью утратить смысл.
Адекор продолжил поиски и в конце концов наткнулся на интригующее дело времён 140-го поколения – всего восемь поколений назад. Мужчина был обвинён в убийстве другого мужчины во время спора из-за того, что последний вырастил дом слишком близко к дому первого. Однако труп так и не был найден. В этом случае трибунал также решил, что отсутствия тела достаточно для прекращения преследования. Адекор снова обрадовался, но…
Но.
140-е поколение. Это период… посмотрим… от 1100 до 980 месяцев назад; от девяноста восьми до семидесяти девяти лет назад. Однако компаньоны появились всего лишь около тысячи месяцев назад; сейчас как раз готовятся к празднованию юбилея.
Произошёл тот случай из 140-го до или после внедрения компаньонов? Адекор принялся уточнять.
До того. Хрящ! Болбай наверняка заявит, что то решение не имеет отношения к настоящему разбирательству. Разумеется, скажет она, трупы и даже живые люди запросто могли пропасть без следа в тёмные времена до того, как великий Лонвес Троб освободил нас, но дело, в котором не могло быть записи действий обвиняемого, не может влиять на решение по делу, в котором обвиняемый подстроил ситуацию с целью избежать появления такой записи.
Адекор стал искать дальше. На мгновение он задумался о том, что было бы хорошо, существуй люди, специализирующиеся на разрешении всяких правовых вопросов от имени других; казалось бы, такой вклад был бы весьма ценным. Он с радостью обменялся бы трудом с кем-нибудь, кто провёл бы это исследование за него. Но нет; плохая идея. Само существование людей, которые полный день занимаются вопросами права, без сомнения, спровоцировало бы рост числа таких дел и…
Внезапно из дома выскочила Пабо и заливисто залаяла. Адекор посмотрел, на кого она среагировала, и его сердце, уже в который раз за эти дни, подпрыгнуло. Неужели?.. Неужели?..
Но нет. Конечно, нет. И всё же это был некто, кого Адекор совершенно не ожидал сейчас увидеть, – юная Жасмель Кет.
– Здравый день, – сказала она, подойдя на десять шагов.
– Здравый день, – ответил Адекор, стараясь не выдать голосом удивления.
Жасмель уселась на второе кресло, то, на котором обычно сидел её отец. Пабо хорошо знала Жасмель; Понтер часто брал собаку с собой в Центр, когда Двое становились Одним, и она явно обрадовалась, увидев знакомое лицо. Пабо тыкалась носом в колени Жасмель, а та ерошила рыжевато-коричневую шерсть у неё на макушке.
– Что случилось с креслом? – спросила Жасмель.
Адекор отвёл взгляд.
– Ничего.
Жасмель, по-видимому, решила не педалировать эту тему; в конце концов, всё и так было очевидно.