гли отразиться на собственной его репутации как ученого необыкновенные события этой ночи, но в итоге решил, что на самом деле ему наплевать. Ночь тяжело сказалась, разумеется, на обеих сторонах противостояния. Его соратники в изнеможении брели к фургону, на козлах которого устроился невозмутимый Хасбро. Как и все они, Сент-Ив ощутил вдруг смертельную усталость. Уже сегодня ему надлежит вернуться в Харрогейт: ясно, что сделать предстоит еще очень многое.
— Ну что ж, — обратился он к Годеллу, — вот и завершились ратные труды клуба «Трисмегист». И надо признать, не без некоторого успеха.
— Это пока, — туманно поправил его Годелл. — Скорее всего, нам еще придется встретить нашего миллионера, хотя я склоняюсь к выводу, что его карта бита. Дам ему очухаться денек-другой и сам нанесу визит.
— Как считаете, что сталось в итоге с Уиллисом Пьюлом? — осведомился Сент-Ив. — В самом конце он будто вовсе лишился рассудка.
Годелл кивнул:
— Уверен, его безумие стало расплатой за содеянные злодеяния. Впрочем, Пьюл уже воссоединился со старым товарищем.
— С кем это? — удивился Сент-Ив.
— С нашим давним знакомым. С горбуном.
— Нарбондо!
Годелл кивнул.
— Я видел Пьюла лежащим лицом вниз в груженной карпами двуколке. Горбун погонял лошадей.
— Вот же бедолага, — пожалел алхимика Сент-Ив. — Едва ли Нарбондо явился спасти его.
— Чертовски в этом сомневаюсь, — сумрачно ответил Годелл, и вдвоем они направились к фургону, где уселись позади, болтая ногами, — так, чтобы видеть склон холма, где всего два часа тому назад высился долгожданный дирижабль.
Где-то впереди тащилась половина Лондона, но ни единый человек в этой обширной толпе не имел даже малейшего понятия о тех тайных мистериях, что нынче обеспечили их ночным развлечением. Хотя многое ли осознаем мы сами, спросил себя Сент-Ив. Говоря начистоту, ни на ломаный грош — даже Годелл при всей остроте его ума. Интеллект бессилен дать ответы, сталкиваясь с подобными вещами; он не сможет объяснить, почему в призрачном лунном свете Хампстед-Хита холодная и размеренная поступь науки дала сбой, свернула с намеченного маршрута и потерялась во тьме, даже не подозревая о том. Бедный Парсонс! Каково ему теперь думать о загадке дирижабля? Проснется ли он в полдень, уже успев разобрать прошлую ночь на отдельные элементы и собрав их заново, выстроив по менее пугающему лекалу? Именно так поступил бы человек, оставшийся один в темной ночи и отчаянно строящий из себя храбреца, чтобы при виде полуденного солнца напрочь забыть о былом страхе.
С дремотным интересом Сент-Ив озирал опустевшие холмы, пока фургон качался на грязных ухабах дороги, спускавшейся к Хампстеду — деревне, погруженной сейчас в темноту и предрассветный сон. Ученый постарался восстановить в сознании общую картину увиденного — бросающий якорь дирижабль, тень доктора Бердлипа за ребрами деревянной гондолы, его широко расставленные, как у привычного к качке моряка, ноги. Но оставшиеся позади холмы Хита были пусты; разобранный на части дирижабль исчез навсегда. Уже начинало казаться, что странный этот корабль всегда был чем-то вроде блуждающего в ночи огонька, призрачной тенью чьего-то сонного заклинания, сотканного из полнейшей пустоты, — как и те неявные краски, что вьются да колышутся за опущенными веками Сент-Ива, пока он не воспарит над затянутым облаками далеким пейзажем в незаметно объявшем его сновидении.
Об авторе
Джеймс Пол Блэйлок родился в 1950 году в Лонг-Бич, штат Калифорния. Обучался в университете того же штата, где и получил степень магистра гуманитарных наук.
Был дружен с Филипом К. Диком и учился у него (заодно со своими современниками К. У. Джетером и Тимом Пауэрсом), а ныне причисляется к отцам-основателям литературного течения «стимпанк». Удостоен двух премий World Fantasy Awards и Philip К. Dick Award.
Является директором Консерватории писательского мастерства в Школе искусств округа Ориндж, где Тим Пауэрс числится преподающим автором. Кроме того, Блэйлок состоит профессором Чепменского университета, где трудится вот уже два десятка лет. И уже более сорока лет он женат на Вики Блэйлок, родившей ему двух сыновей — Джона и Дэнни.
ПослесловиеСТИМПАНК, И НЕТ ЕМУ КОНЦА
Жанр, классикой которого стал роман Джеймса Блэйлока «Гомункул», — сокровищница парадоксов. Все в общих чертах знают, что такое стимпанк (или «паропанк»); все понимают, что в фантастике это явление, с которым никак нельзя не считаться. Однако дата рождения стимпанка теряется в клубах лондонских туманов легендарной эры королевы Виктории, да и сущность его, если приглядеться, ускользает, точно пар, вырывающийся из адского механизма, который порожден безумным гением и призван то ли спасти мир, то ли его уничтожить.
Одно не подлежит сомнению: Блэйлок, придумавший викторианского ученого, исследователя Лэнгдона Сент-Ива, и описавший его забавные и страшные приключения в нескольких романах начиная с «Гомункула», — один из святой троицы фантастов, которые если не сотворили стимпанк как таковой, то по крайней мере первыми осознали: за стимпанком — будущее.
И вот парадокс: жанр, неразрывно связанный с туманами викторианской Англии, появился на свет вовсе не в Соединенном Королевстве, а в далекой солнечной Калифорнии, в городке Ориндж, где жили три закадычных друга: Джеймс Блэйлок, Тим Пауэрс и К. У. Джетер.
Новый жанр появился в пабе, пусть и не в лондонском. Дело было так: друзья, которые учились в одном университете (Калифорнийском), изучали литературу одного периода (викторианского) и хотели одного и того же (писать фантастику), часто собирались в пивнушке «О’Хара» — разумеется, с целью проведения «изысканий». Последние, как ни странно, распитием пива не ограничивались: Блэйлок, Пауэрс и Джетер обсуждали пока не написанные книги и свободно обменивались идеями. Как-то речь зашла о черных дырах; Джетер, которого забавляло легкое отношение Блэйлока к науке, заметил, что если бы тот написал рассказ о черной дыре, в финале ее наверняка заткнули бы гигантской пробкой. Блэйлок воодушевился — и сочинил «Дыру в космосе». Рассказ был куплен за 40 долларов журналом Starwind, но увидеть свет не успел, потому что журнал разорился, выпустив всего два номера.
А самым первым, по версии Блэйлока, произведением новорожденного жанра стало его «Дело о коробке с обезьяной» — рассказ, впервые опубликованный в 1978 году в журнале Unearth. Правда, тогда никто не знал, что история орангутана, которого чудаковатый ученый по фамилии Сент-Ив пытается запустить в космос — а на дворе, на секундочку, 1872 год! — и который приземляется в утином пруду парка Сент-Джеймс, отчего его принимают за пришельца, — это самый что ни на есть стимпанк.
Джетер уже написал к тому времени роман о викторианском Лондоне: туда из конца времен прибывали морлоки, захватившие машину Путешественника во времени из романа Герберта Уэллса. Но никакого плана «стимпанкизации» фантастики не было, все получилось достаточно случайно: Джетер и Пауэрс подписали контракт на романы о воплощениях короля Артура в разные исторические периоды; Джетер выбрал викторианскую эпоху, а Пауэрс — XVI век; книги были написаны, но издатель обанкротился, и фантасты спешно переделали их в самостоятельные вещи: «Ночь морлоков» и «Черным по черному» соответственно.
Пауэрс издаст свой первый стимпанковский роман только в 1983 году — это будут знаменитые «Врата Анубиса» с участием египетских богов, Байрона, Кольриджа и еще одного поэта — Уильяма Эшблесса, которого Пауэрс придумал на пару с Блэйлоком. Что до самого Блэйлока, он опубликует «Гомункула» только в 1986-м (обратите внимание: во «Вратах Анубиса» есть корабль «Блэйлок», а в «Гомункуле» действует капитан Пауэрс).
К этому моменту в англоязычной фантастике свершится революция: на сцену выйдет киберпанк Уильяма Гибсона, Брюса Стерлинга, Руди Ракера и других. Любопытное пересечение: крестным отцом киберпанка стал — посредством фильма Ридли Скотта «Бегущий по лезвию», экранизации романа «Снятся ли андроидам электроовцы?» — фантаст Филип К. Дик; он тоже жил в Калифорнии и дружил с Джетером, Блэйлоком и Пауэрсом. Может быть, в том числе и поэтому Джетер решил как-то обозначить «гонзо-историческую манеру», в которой он начал писать даже раньше Блэйлока и Пауэрса. Киберпанк уже гремел, а «викторианское фэнтези» оставалось вроде как на вторых ролях, несправедливость была налицо. В апреле 1987 года в знаменитом ныне письме в журнал Locus Джетер писал: «Лично я думаю, что викторианское фэнтези будет следующим хитом — если только мы придумаем подходящий термин для нашего с Блэйлоком и Пауэрсом триумвирата. Термин должен быть связан с технологией соответствующей эпохи. Скажем, стимпанк или что-то в этом роде…»
Определений стимпанка множество, и ни одно из них, конечно, не исчерпывает жанр до конца (хорош был бы жанр, которому можно дать исчерпывающую дефиницию в одном-единственном предложении!). Самое простое дал редактор Лу Андерс: стимпанк — анахронистическая фантастика, в основном (но не обязательно) рассказывающая о XIX веке. Схожим образом высказался и Майкл Муркок, трилогия которого об Освальде Бастейбле считается своего рода прото-стимпанком: стимпанк — набор инструментов, позволяющий определенным образом препарировать эпоху.
Для британца Марка Ходдера, сделавшего героями своих книг двух знаменитых викторианцев — искателя приключений Бёртона и поэта Суинберна, в слове «стимпанк» важен не столько стим («пар»), сколько панк. Британские панки всегда считали себя революционерами, потому для Ходдера стимпанк — это книги «о преимуществах и недостатках былой империи, чрезвычайно актуальные в современном мире, когда империи рушатся, — вспомните об “арабской весне” и хаосе в Европе».
А вот почти математическая формула английского дизайнера Джона Коултхарта:
СТИМПАНК = Безумный Изобретатель [изобретение (пар × дирижабль или металлический человек / барочная стилистика) × (псевдо)викторианские декорации] + прогрессивная или реакционная политика × приключенческий сюжет.