Македония довольно холодная страна, где горы были покрыты лесами, а зимой выпадал снег. Меховая одежда была необходимостью, никто в античное время не ходил зимой по снегу с голой задницей, это всё только в умах историков. На фресках из гробницы Александровской молодые юноши, занимающиеся охотой, изображены в узких штанах разных цветов и рисунков, об этом почему-то постоянно забывают.
Даже могу предположить почему: немецкие исследователи, создавшие Древнюю Грецию как авторский мир, такую одежду не предусматривали для выдуманной авторской расы — древних греков, эти гробницы не были ещё открыты миру. Вот до сих пор принято писать о мире Древней Греции согласно Випперу, Дрейзену и другим немецким просветителям.
Что касается кавалерии Эллады, то есть очень хорошая работа Дж. К.Андерсон, «Древнегреческая конница». В работе очень хорошо разобраны типы, породы коней того времени. Эллинские кони были лёгкие, скаковые, не пригодные для охоты и рубки в бою. На них можно было участвовать в Играх, бегах, в бою с них обстреливали противника из лука или дротиками. Об этом хорошо пишет Ксенофонт, рекомендуя для такой лёгкой кавалерии кривые мечи-махайры (кописы). Эти кони выдерживают лёгкого наездника, ребёнка, подростка или субтильного мужчину. Даже сейчас вес жокея для скачек не превышает 45 кг. Помниться, был у меня такой знакомый, по молодости переносил меня на руках через лужу…. Хорошо, что рядом мужчины оказались, подхватили. Вот из таких всадников состояла эллинская кавалерия.
В то же время, македонская кавалерия уже предусматривала доспех. Это уже были не скаковые, а тяжёлые кони. По-видимому, при басилевсе Филиппе их разводили на его конезаводах. Основой, по-видимому, послужили иллирийские, скифские и иберийские кони, из так называемого «золотого табуна Ираклия». Это уже другая кавалерия и другие кони. Эти кони хороши для охоты и войны, но не годятся для скачек. Они медленно набирают темп, тяжёлые, не обладают скоростью скаковых, но они сильные и выносливые, способные на своей спине удержать всадника в доспехе. С такого коня кривым мечом не работают. Кираса (телос), одетая на всадника, не позволит ему делать машущие и рубящие замахи. Тут возможно только прямое оружие.
Что касается личной гигиены, то весь эллинский мир, мужчины и женщины, удаляли со своего тела волосы, оставляя их только на голове, мужчины ещё на лобке, всё остальное считалось неприличным. В то же время, все мы знаем, что при постоянном сведении волос их густота чаще всего, повышается. Поэтому можно предположить, как выглядели воины на марше, когда не было возможности на личную гигиену. Тогда они начинают напоминать вооружённых меховых мишек.
Фессалоника одна из дочерей Филиппа, басилевса Македонии, точная датировка её рождения неизвестна. Датировки современных исследователей датируются от 352 г до н. э. до 342 г до н. э., при этом каждый из исследователей приводит свои доводы. Я в своём романе соединяю образ Фессалоники с образом Киннаны, чьи датировки рождения 362–358 гг. до н. э. Учитывая, что точных данных нет, а все они умозрительные, я делаю Фессалонику старшей, на Киннану (Собачницу) у меня свои намерения. Эта девушка появится позже в цикле «Александр Македонский — 5 стихий».
О «царских дорогах» ахеменидов пишет Геродот: «Нет на свете ничего быстрее этих гонцов: так умно у персов устроена почтовая служба! Рассказывают, что на протяжении всего пути у них расставлены лошади и люди, так что на каждый день пути приходится особая лошадь и человек. Ни снег, ни ливень, ни зной, ни даже ночная пора не могут помешать каждому всаднику проскакать во весь опор назначенный отрезок пути. Первый гонец передаёт известие второму, а тот третьему. И так весть переходит из рук в руки, пока не достигнет цели, подобно факелам на празднике у эллинов в честь Иефеста. Эту конную почту персы называют „ангарейон“».
На таких станциях государственные люди, к которым принадлежал Маржик, могли взять коней для своих нужд.
Эрении Ἐρινύες «гневные» древние, матриархальные существа, карающие за совершённые преступления. Афиняне называют их «Почтенными», иногда их изображали с волосами на голове в виде змей.
Глава 12
Совсем сырец… но пока так.
Лешай вышел из дома, было уже темно, хоть мороз отступил, стало не легче, грязь чавкала под ногами. Жирная вязкая она с обуви почти не отмывалась, на штаны и плащ ложилась вечными брызгами.
Там, где недавно лежал снег, теперь простирались лужи. В темноте, слабый свет от луны и из окон домов, отражался в их стоячей воде. Лужи скрывались, что бы обрадовать путников мокрыми ногами.
Лешай не любил гулять в такую погоду, холодно, сыро, глядишь опять с болезнью сляжешь. Единственное, что радовало, так это мысль, вернувшись в каталогии вытянет промокшие ноги к очагу, согреется, а Скуса накинет ему на плечи тёплый плащ. Да, одна мысль об этом согревала.
Мужчина поспешно прошёл по размытой дороге, двигался он плавно и быстро, словно скользил. Он остановился на мосту, словно слился с ним. Через некоторое время к нему присоединился Маржик. Лидиец ссутулился, словно постарел, и так не высокий, он как будто врастал в землю.
Лешай, облокотившись на перила каменного моста, смотрел на воду, видеть переживания друга, так на него действовала неизвестность, окружающая Калоса и его отсутствие, было больно.
Лешай передал Маржику свои рисунки, наброски сделанные им в расположении армейских частей, на словах передал всё что слышал, заметил, свои ощущения…
Марж всегда это ценил, иногда даже больше, чем наблюдениям глаз. Он вообще доверял чуйке Лешая, она не обманывала.
Передав всё, в том числе и на словах, Лешай взглядом поймал прячущегося в тени и ожидающего его Скусу, усмехнулся, было приятно, что о нём так заботятся и охраняют от всяких неожиданностей.
Попрощавшись с Маржиком, он поспешил домой греться. Тому то что, в меховых одеждах сделается, а вот Лешай зимой зяб.
Старший в семье позвал его на встречу, он как был, в домашнем одеянии мага-заклинателя дэвов, так и пошёл… Теперь вот, зубами стучит.
Маржик тоже задерживаться не стал, ему надо было добиться популярности, иначе до Левкона не добраться. Старик оказался осторожным, не зря столько прожил, до своей персоны кого бы не попадя не допускал. Вот, Маржик, и норовил о себе хорошее мнение составить у окружающих, что бы слава о нём, как добром враче быстрее до ушей правителя донеслась. Приходилось лечить больных бесплатно, нищих, оборванных, грязных, только так на него внимание обращать начали, как на врача самим Асклепием одарённого, стали даже поговаривать, что божественная змея ему ночью в рот плюнула и оттого знает он множество способов исцеления страждущих.
Лидийца ждали его пациенты, безмолвные, тихие. Прячущиеся в городской тени. В самых городских трущобах тёмных, грязных, лишённых света и надежды.
Теперь там была вотчина Маржика, его храм, где на него молились как на бога, а он повелевал, кому жить, а кого отправить на суд подземных богов.
У городской стены, куда побрезговали бы пойти простые горожане, где грязь и строительный мусор получили постоянное жильё, его ждали пятеро несчастных. Лица лишённые надежды, погрязшие в безысходности, поникшие с пустыми глазами были у них. Худые тела были завёрнуты в грязные, дырявые тряпки, давно уже не согревающие. Тонкие руки, покрытые грязными разводами, торчали из всего этого тряпья, вызывая жалостливую брезгливость. Так и хотелось дать им монетку, и пойти помыть руки, что бы отделаться от мерзкого ощущения заразы.
Маржик что-то ободряюще им сказал, но они не поняли что, только голос, властного, сильного человека, от которого может придти утешение и успокоение привлёк их. Как свои жёлтые цветы тянет к солнцу подсолнух, так и обездоленные нищие потянулись к врачу, соизволившему снизойти до них.
Лидиец инструментом посмотрел горло сначала у одного, потом у другого. Болезнь правильно развивалась, гнойные налёты созрели. Всё проходило так, как он и предполагал. Сделав мазки с горла каждого палочками с тканью, Маржик убрал их в глиняный сосуд и хорошо его закупорил. Свои же руки он тщательно протёр, что бы самому не заразится.
Из корзины, где был сложен врачебный инструмент, лидиец достал сладости, раздал детям, подбежавшим к нему. Тут под тенью городской стены была своя жизнь, не видимая преуспевающими горожанами.
Люди ютились в маленьких шалашах, собранных из веток и обломанных балок, оставшихся от строительства. Так и жили в грязи, в темноте, под натянутыми навесами, из рваных тканей, среди отбросов и объедок… Ничего удивительного, что эти изгои болели.
Выйдя оттуда, Маржик тщательно промыл руки и прополоскал рот, сам заболеть он не хотел…
Калос вместе со своей спутницей въехали в город, к сожалению листва с большинства деревьев уже облетела, и из-за этого невозможно было составить полного впечатление об увиденном. Одно юноша понял, их столица находилась почти в лесу. Когда деревья оденутся в свой зелёный наряд, всё будет выгладить по-другому, и ему захотелось увидеть этот город во всей своей дикой красоте.
Фессалоника ехала впереди, ведя коней, лаконец замыкал их шествие.
Они ехали через город, многие здоровались, зная дочь басилевса, рассматривали её спутника.
В стороне трое рыжих мальчишек занимались обучением сокола. Старший, лет десяти, видимо, только получил птицу. И весь распираемый от гордости объяснял таким же рыжим малышам, по-видимому, братьям, как обращаться с крылатым другом, и как его натаскивать на дичь. При их приближении мальчишки встрепенулись.
— Лонка, это где ты себе такого жениха нашла, — мальчишка с соколом скорчил рожицу. — Тщедушный он какой-то, может лучше из наших, иллирийцев, возьмёшь, или уже всех перепугала?
— Леська, рыжая бальбеська, — весело рассмеялась девчонка, — настоящие мужчины меня не бояться, только такие как ты к мамке под подол бегут…
Мальчишка показал ей язык и тут же вцепился в коней.