Роды были сложные, младенец не хотел выходить, видимо боги не хотели этого ребёнка или собравшиеся вокруг демоны были слишком сильны. Ребёнок шёл вперёд ножками и престарелая Госпожа, великая Правительница этого бы не выдержала. Маржик резал ей брюхо, что бы достать маленькую жизнь. Багой наблюдал, если его врач ошибётся, он сам его казнит, даже не передаст палачам Арсика.
Раздался крик ребёнка. Багой видел, как чистенького омытого младенца на руки взял Барзик, помогавший вожаку своей стаи. За последнее время, в походе, Барзан повзрослел, расширился, возмужал, в армии такому бы цены не было, а он всё за приключениями бегает. На руках с младенцем фригиец вышел.
— Кто? — поинтересовался багой.
— Девочка, — пояснил тот и понёс малышку мимо, где-то в глубине ждал Оксирт.
— Пария, — брезгливо передёрнулся багой, а ведь Арсик, его Господин и Повелитель, усыновит дочь Атоссы, не вынося домашние тайны на суд всех кому ни попадя. Откуда им знать, как живут правители? И хорошо что не знают, легче подчиняться будут.
Вскоре из шатра вышел и Маржик, серьёзный, сосредоточенный, погружённый в свои мысли.
— Великая Госпожа? — нервозно поинтересовался багой, не хватало что бы с ней что-нибудь случилось, Ох тогда точно не усидит на месте, прикопают и не спросят как звали, а потом жрецы нового правителя избирать будут, из числа убийц. Молодой мужчина вздрогнул, представив что сулит им с Арсиком смерть Атоссы.
— Всё нормально, спит, — чуть уставше, но всё ещё живенько проговорил врач. — Травы её усыпили. Хорошо всё прошло. Здоровая баба, выживет.
Маржик над тазиком стал смывать с рук кровь, мыть острый нож, которым резал правительницу. Багоя пердёрнуло, он отошёл подальше. Что бы капли случайно не попали на него, не осквернили. Врач руки мыл тщательно, выскребая с кожи всё, отмывая ногти, потом он подняв их вверх растирал в лучах солнца, словно оно их тоже очищало, убирая оскверняющую их кровь.
Багой не мог не уважать своего лидийского врача, примчавшись в Кадингир и осмотрев Госпожу. Он сразу понял серьёзность ситуации, и, несмотря на запрет о помощи, тут же всё приготовил к операции. А ведь мог всё оставить на волю богов, сослаться на происки даэвов. Но Маржик не убоявшись наказания, за возможные последствия или деже, смерь Владычицы, самоотверженно принялся за своё врачебное дело.
Храм Пильданаса вовсе не напоминал единый, гармоничный ансамбль. Все здания были построены в разное время, разным стилем и за разные деньги. Рядом соседствовали длинные деревянные дома, бытовавшие в моде ещё до прихода скифов и глинобитные арочные, а были в лёгкие, дорогие в стиле модного нынче Та-Кемет. При храме сохранилось много подземных сооружений, в одном из таких Калос проходил посвящение.
В полной темноте, которая должна была произвести впечатление на юное существо, впечатлять, потрясти, лаконец под заунывные гимны получил ритуальную тканевую полоску. Как не странно, Калос остался равнодушен. То ли сказалось общение с Маржиком, то ли жрецы делали не от души, приватив ритуал в рутину, но не тронуло всё действо струн в душе юноши. Получив свою «верёвочку», как Ласик для себя назвал выданную ткань, он вышел наружу.
Первое что бросилось юноше в глаза, это было толстое дерево, украшенное «верёвочками». свою он тоже повязал на ветку, и, наконец, закончив с подготовительными ритуалами, пошёл размещаться на новом месте.
Маржик на обучение не поскупился, Калосу выделили место среди детишек богатых родителей, это были пять домов в стиле Та-Кемет. Деревянные, без окон, с одной дверью, они особняком стояли на деревянном настиле, в форме буквы «пи». Их зелёные крыши изящно вздымались вверх подобно ласточкиному хвосту. В одном из них лаконцу и было отведено место.
Внутри было всё добротно и лаконично. Что не могло не порадовать. Четыре кровати стояли по стенам, рядом с которыми тяжёлые и удобные столы с ящиками, на которых ярко горели лампады. Масло никто не экономил. На всех был один умывальник с зеркалом. Условия жизни были не хуже каталогии.
Осмотревшись лаконец пошёл погулять под дерево, ожидая прихода соучеников.
Чего только он не передумал стоя под деревом, целых пол дня было в его распоряжении. Он обдумывал, как правильно встретиться с людьми, с которыми четыре года предстоит учиться бок о бок. И каждый раз он возвращался к образу Маржика, прикидывая, как бы тот поступил на его месте. Даже будучи обиженным на лидийца, юноша не мог не признать, что тот великолепно разбирался в людях, и прекрасно мог ими манипулировать. Вот теперь и ему предстояло правильно выбрать свою тактику.
К вечеру, когда ученики начали сползаться к своим местам, Калос статуей застыл на на деревянном помосте и всем приходилось его обходить, юноша же видел их лица, их реакцию, и оценивал каждого, что от кого ждать.
Были кто проходил молча, были кто кривился, один даже плечом задел. И их юноша запоминал.
— О, порно вызывать не надо, своя шлюшка белобрысая появилась… Потаскух у нас только не хватало для полного комфорта.
Калос отметил, что великовозрастный болван, попытавшийся его задеть, живёт с ним в одном доме. Это даже хорошо, всегда под наблюдением будет. Лаконец, дождался когда все прошли, усмехнулся, предвкушая развлечение, гибко потянулся, разминая мышцы, и пошёл следом за самым говорливым, к своему временному жилищу. Его движения были уверено раскованные. Юноша остановился на пороге, вальяжно закинув длинные худые руки на верхний косяк двери.
— Вы, щенки, слушайте меня. Если ещё какая недоросль тявкнет фаллосы ваши оторву, и вам же в глотку вобью. Вы козлы безрогие, я вас сам отделаю, мухими у меня тут все станете, если ещё пасти откроете.
Парни от этой тирады завозились на своих кроватях, не ожидая от беловолосого выражений отпетого уголовника.
— Шёл бы ты, лялька беловолосая, — попытался послать его самый смелый.
В мгновение ока, как прыжок пантеры, лаконец оказался рядом с ним, нависнув парня к стене, взяв за шею, щёлкнул зубами, почти у самого носа. Получилось не хуже чем у Абдастарта. Этот Калос совсем не напоминал того воспитанного, чуткого и нежного мальчика, которого знала семья. Резкий, уверенный. Собранный сейчас в храме он чувствовал себя как в бою.
Беловолосый зашипел парню прямо в лицо, глаза его стали чёрными, из-за расширившихся зрачков, лицо бледным, превращаясь в страшную маску, а на губах застыл хищный оскал. Словно белая пантера вселилась в Калоса.
— А тебя мразь, я сам поимею, если ещё тявкнешь.
Больше ему никто не перечил, почему-то все поверили что эта беловолосая шалава до смерти опасна. Как не странно, лаконец чувствовал себя старше всех этих маменькиных сынков учащихся на отцовские деньги, не знавших лаконской плети, тюремных оков и ласк семьи, никогда не убивавших, избалованных деньгами и сытой жизнью.
Больше Калоса не задевали, боялись. С кем-то даже подружился, потом, во время учёбы.
Учился лаконец усердно, где не хватало таланта, брал усидчивостью и прилежанием. В медицине его подготовка позволила перейти сразу на следующую ступень, из своего дома он только один ходил вскрывать трупы и изучать внутренности.
В храме Пильданаса или, как его называли эллины Мышиного Аполлона, врачеванию уделял должное значение, но всё-таки меньшее, чем Асклепион. Маржик же был отличным учителем, и давно уже начал натаскивать мальчишку.
В отличие от большинства ребят, Калос готовился к занятиям. Что бы не отвлекала от учёбы горячая юношеская кровь, он удовлетворял себя сам, лишаясь многих проблем которыми были завалены его одногодки.
Бывало по утрам когда остальные уже убежали купаться или веселиться, юноша оставался один дома, раскладывал свитки, и лёжа в цветастой мантие, поигрывая пальцами на голых ногах. Он вгрызался белыми ровными зубами в яблоко, что бы перебить вкус храмовой еды. Свитков было много, папирусные, тряпичные, где написано было с двух сторон.
Он просматривал их с удовольствием. Юноша с трепетом и любовью перебирал их, ему нравилось учиться, нравилось впитывать новые знания, и очень хотелось быть таким же умным как Маржик. Опять перед глазами встал строгий образ лугаля, не тот, который целовал, ласкал, лидиец представший перед внутренним взором был умный ироничный, знавший всё не понаслышке, в отличие от храмовых учителей.
Теперь юноша был уверен, Маржик его не любил, и это было так обидно. Калос хотел быть для него хорошим мальчиком, он старался, всё делал, что бы лугалю было с ним приятно. И ведь, глупый, думал, что это любовь.
Лаконец хмыкнул. Какая любовь, если Маржик взял и его под Афдостарта подложил. Как так можно. Почему он думал, что его, такого замечательного, обязательно агапа будут, душевное единение. Наверно всё дело в родосце. Ему понравился Мемнон, не с проста же он им любовался.
То, к чему он готовился давались на удивление тяжело. Вызовы демонов, раньше он видел, как это делал Лешай. Но тот не был обученным жрецом и использовал свои методы, которые подсказывало ему нутро, природное чутьё, многое из которого официальная наука отрицала как в подходах так и в трактовке.
Учёба это было именно то, что позволяло не думать, не вспоминать семью, его Митрическую семью. Почти год он был среди них и теперь… скучал. Он скучал по неугомонному и как сатир похотливому Барзику, с которым было беззаботно и весело. Он вспоминал Лешая и Скусу, их ласковое и доброе отношение.
Мысли же о Маржике юноша гнал прочь, но они всё равно навязчиво возвращались вместе с хитрыми глазами, насмешливым голосом, теплом рук, и умными замечаниями. Калос тосковал. Он был свободен, сыт, имел крышу, даже деньги, но теперь ему не хватало того, к чему привык за почти что год общения с лидийцем, юноша уже втянулся в процесс и получал от него удовольствие. Теперь он ощущал себя брошенным. То внимание, в котором раньше купался, растаяло как лёгкое облако в небе, от этого было тоскливо, только учёба отвлекала от горестных мыслей.
Одевшись в длинную хламиду храма ежедневно он шёл на высокий берег. Там, во время одного из занятий он увидел небольшой грот в берегу. Толстое дерево упало в море, оставляя после себя дыру, второй корявый древний платан всё ещё держался позволяя опытному человеку, привыкшему лазить по горам, беспроблемно спускаться в этот грот. В этой земляной дыре, просторной и удобной, никем не посещаемой, Калос удовлетворял сам себя. С берега он смотрел на летающих чаек, на бающиеся об обрыв волны, вспоминал Маржика его руки, губы, требовательные, сильные, его фаллос, большой по сравнению с ростом врача. Лидиец никогда не доставлял ему боли или неприятных ощущений, на что богат был более горячий Барзик. Маржик всегда был нежен и предусмотрителен, он предугадывал все его желания.