Мухи, музос μυχὴ — самое удалённое, внутреннее место, самая внутренняя или задняя часть чего либо, в жаргонизме относят как «половой орган женщин».
Цветастые, цветные мантии вместе с хитонами относятся к «греческому» стилю, они очень напоминают современные шелковые халаты, распахнутые спереди, в быту их могли и подвязывать. Носили их карийцы, лидийцы, островная Эллада, как сверху хитона, так и вместо. О наличии шолковых халатов на этот период и период сасанидов «Одежда в среднем и Ахеменидском периодах».
Тканевые книги известны ещё со 2 тысячелетия до н. э., они так названы, потому, что печатались на ткане. Вырезалась деревянная матрица, на неё наносилась краска, а потоп оттиск переносится на льняную ткань. Кстати, согласно Плутарху, в жизнеописаниях, он пишет, что в мпарте законы Ликурга были отпечатаны имелись у каждого спартанца, после чего, станки или матрицы, были уничтожены, что бы спартанцы не смогли изменить даже букву в законах.
Немного из зороастриских расценок врача. Из Авесты. В нем отражена присущая многим религиям идея о превосходстве жреца над врачом в деле исцеленияПлата врачевателю и предпочтительность жреца перед врачевателем.
41. Врачеватель должен исцелить:
жреца — за благословение;
домохозяина — за цену мелкого быка;
деревенского старосту — за цену среднего быка;
правителя города — за цену большого быка;
правителя страны — за цену колесницы
и четверки лошадей.
42. Должен он исцелить:
жену домохозяина за цену ослицы;
жену деревенского старосты — за цену коровы;
жену правителя города — за цену кобылы;
жену владельца области — за цену верблюдицы.
42. Должен он исцелить:
жену домохозяина за цену ослицы;
жену деревенского старосты — за цену коровы;
жену правителя города — за цену кобылы;
жену владельца области — за цену верблюдицы….
…Если несколько целителей предлагают помощь свою:
целитель, лечащий ножом,
целитель, лечащий травами,
и целитель, лечащий Священным Словом,
то пусть выбран будет последний;
ибо целитель, лечащий Священным Словом,
есть лучший из целителей;
лучше всех прогонит он болезнь из тела верующего.
К тому же был запрет о лечении ножом последователей Ахуры Мазды:
Если будет он ухаживать за последователем Мазды,
если будет лечить ножом последователя Мазды
и ранит его ножом,
понесет он за эту рану наказание
как за умышленное убийство.
39. Если лечит ножом он последователя дэвов,
и исцелится тот;
если лечит ножом он другого последователя дэвов,
и исцелится тот;
если в третий раз лечит ножом он последователя дэвов,
и исцелится тот, —
то пусть занимается врачеванием во веки веков.
Т.е. врач, даже последователь Мазды не мог практиковать хирургию на последователях Мазды, только на иноверцах. Иначе его наказывали. И было не важно, что больной после хирургии выздоравливал. Из-за этого большое практиковали ароматы, травы, отвары, гипноз.
Лидийский храм Пильданаса известен в истории Древнего Мира как храм Аполлона Сминфея, мышиного. Считалось что архаики Аполлон мог как напустить мышей погубить весь урожай, так и спасти от нашествия этих грызунов. Об этом писал ещё Гомер. Эти придания связанны с лидийским божеством из города Хризы.
Сминфей был охранителем хлебных злаков от мышей и всего, что вредит полям: самое название Сминфей производят от слова αμίνθος, что означало у критян мышь. В связи с этим мышь была атрибутом вещего бога Аполлона, откуда и название ее ζωον μαντικώτερον (вещее животное). По имени Сминфея был назван один из месяцев (Σμίνθειον); кроме того авторы упоминают о родосском празднике Сминфей. В русской традиции мы тоже встречаем спутницу лидийского Пильданоса это мышка-норушка.
Страбон «География, книга XIII»
«..В этой Хрисе находятся святилище Аполлона Сминфейского и эмблема, показывающая подлинное значение имени бога: именно у ноги статуи лежит мышь. Это произведение Скопаса из Пароса. С этим местом связана история или миф о мышах. Прибывшие сюда с Крита тевкры получили оракул: „остановиться на жительство там, где на них нападут порождения земли“; это случилось с ними, по рассказам, около Гамаксита, так как ночью огромное множество полевых мышей высыпало на поверхность и перегрызло всю кожу на их оружии и утвари; там тевкры остановились и назвали Иду по имени горы на Крите. Гераклид Понтийский сообщает, что мыши, во множестве водившиеся около святилища, считались священными, а поэтому статуя воздвигнута стоящей на мыши.»
Глава 19
Кипр, вместе с Теннисом сидонским, а, возможно, подбиваемый им, решили восстать против Ахеменидов. Торговым городам тяжело было расставаться со своим серебром, заработанным на добыче меди. Девять городов острова отказались платить дань, и их поддержали жреческие школы острова. Наивные. Они считали, что на острове они в недосягаемости, что поднявшиеся Сидон и Тир не дадут Оху флота. Но Ох слишком хорошо знал эллинов, и, договорившись через племянника, прибывающего где-то в лесистых Эгах, с Афинами. За деньги чванливые афиняне дали ему наёмников во главе с Фокионом, и флот.
Артабаз сам подобрал этого наварха уже зарекомендовавшего себя на верной службе сатрапу Карии. Да и своего верного Харидея послал с войсками.
Именно с ним Скусе удалось наняться стражей к правителю Пафоса. Именно он держался дольше остального девятиградья.
В этот раз Лешай нарастил возлюбленному волосы, что бы он походил на киприота, Харидем, со своими длинными светлыми волосами и холёной бородой, хоть и не был похож на местного, но из-за слащавой морды, в стражу был взят с превеликим удовольствием.
Одетые в кожаные наборные доспехи, с щитами и копьями, они ничем не отличались, вто же время допуск имели везде и пароли знали самые свежие. С Лешаём он встречался тайком, передавая сведения на персидский флот. Как стражнику, удавалось ему не на долго отлучаться из города. Без своей женщины едва ли он смог выдержать несколько месяцев, и ревностью бы извёлся, и бурлящая молодая кровь требовала выхода огня. То, что именно Лешай приходил за сведениями было их спасением, и давало непродолжительные счастливые моменты.
Когда-то, молодой, горячий, он не захотел сидеть дома, решил мир посмотреть, пообщаться с умными людьми, помогая в охоте, увязался за персами. Совсем ещё мальчишка был, правда, старше Барзика.
Как-то в Киликие встретил он женщину своей мечты. Хрупкая, невысокая, не то, что современные дылды, ростом с него, и в плечах не уступающие, она сразу покорила сердце молодого человека. В этой женщине сочетались сдержанность и стеснительность, при этом не лишена напора, это было как-то по особенному, непривычно и завораживающе.
Встрепенувшееся сердце учащённо забилось. Скуса тогда парил, его не беспокоило, что женщина лет на семь его старше, а то, что она отгоняла от себя его, желторотого птенца, только распыляло любовное томление. Потом, его даже не смутило, что вожделенная красавица оказалась мужиком. Фригиец тогда напился, и рассудил здраво, что если в горах, когда охотники оставались на заимках, не брезговали и козами, то почему не принять, что его женщина вот такая. Одно его огорчало, что детишек не будет, и домой, отцу такую невестку не привести.
Скуса пошёл за своей женщиной, не смотря на условности, несмотря на своё будущее, его вела страсть. Так он попал в семью Маржика. Вскоре там появился и Барзан. Его Маржик увёл у Артабаза.
Сначала Скусу смущало, что имея большой и богатый дом, своё производство при нём, хорошую оплату за работу врачом, Маржик бросал всё и срывался в очередную авантюру. За неё тоже платили, но и без этих денег они могли безбедно жить в собственном доме под Кадингиром. Маржика вёл дух приключений, и ведь его Лешай так же нёсся следом. Это любовь, думал сперва Скуса. Но нет, это было просто жажда приключений. Как бы Скуса не хотел иметь собственный дом, осесть, завести семью, от всего этого пришлось оказаться, если он хотел быть рядом со своим Лешаём, который не мог усидеть на месте.
Мимо прошёл правитель Пафоса. Скуса подобрался, как и положено стражнику, которым он тут и являлся.
Правитель шёл осматривать каменный резервуар для воды, фракийца только сегодня сюда перевели доверив ему запас всего города, за рвение в службе. Место это усиленно охранялось самыми доверенными стражами. Кроме Скусы здесь было ещё человек двадцать. Что либо сделать незаметно он не мог, пока не мог.
Среди серого камня кое где радостно пробивалась зелёная трава. Жизнь всегда находит лазейку, что бы тянутся к солнцу, как не убирай её человек под мёртвый камень. Правитель прошёлся вокруг, остановился, замер, наблюдая с возвышенности свой город подвергшийся осаде персов. Его цветные длинные лёгкие одеяния развивались в порывах ветра.
«Лешай бы оценил», — подумал Скуса наблюдая за тканями, одежды правителя, белые нижние переплетались с тёмно-голубыми, тяжёлыми, в просветах были видны бордовые тона. Красивая ткань обматывала небольшую шапку и мягко ниспадала на плечи. Сам мужчина держался как-то возвышенно. Худощавый, с лёгкой упругой походкой он напоминал какого-то стихийного духа.
Его возлюбленному всегда нравились яркие летящие линии, он даже их рисовал. Было жаль, что Лешай не увидит такой красоты, дни правителя Пафоса были сочтены.
Правитель пафоса сдаваться не собирался. Его поддерживал храм, эллины называют его храмом Афродиты — Афродитион. Скуса видел войнов храма, у них трудно было понять, мужчины они или женщины. Все вышли из ловцов за жемчугом. Худые, жилистые в коротких воженных наборных доспехах, не скрывающих набедренную повязку, уставшие, они часто появляются на побережье города.
Их длинные чёрные волосы, то ли крашенные то ли природные, всегда мокрые от воды. Нарисованная чёрная маска на лицах не смывается, столько в ней жира. Скуса понимал, что они из под воды нападают на их корабли. Но сделать ничего не мог. Распоряжение от Маржика не поступало, хотя он предал где выходи их храма идущие сразу в пену морскую.