Атосса благодарно сжала руку мужа, чувствуя в нём поддержку.
— На людях не надо, не надо. Много тут всяких приехало. Всё будет хорошо, Аджик за ним сбегает, к вечеру твой Оксирт у тебя будет. А ворон пугать нечего, а то разлетятся с карканьем, говна не оберёшься. И не переживай… Сейчас багой сходит.
Так же как и муж, Атосса доверяла этому багою, который ещё юношей попал в их семейство. Их отец никогда не мечтал увидеть на троне Арсика, младшего из своих законных детей, именно из-за предпочтений к мужчинам. Но так сложилось, что именно он оказался самым хитрым и умным из братьев. Он смог стравить старшего брата, уже признанного наследником, с отцом, и тот, в припадке гнева убил своего первенца. Потом Ариасп покончил с собой, и как подозревает Атосса, не без участия брата. Отец был стар, а она ещё молода, после смерти мужа, она должна была уйти в храм, навсегда скрыв себя от Мир. Но юная кровь ещё бурлила, и хотелось жизни. Вот тогда и сговорились они с братом, поженившись, она осталась на троне и в жизнь мужа не лезла.
Юноша из Мудраи появился у них не сразу. Были другие, но так никто не прижился. Аджи… Сначала юный мудрай благодаря красоте своего голоса стал багоем. Своими псалмами он смог отогнать даэвов от правителя. А тех, вокруг Артаксеркса скопилось превеликое множество, это и духи убиенных братьев, и смерть отца, которую тоже приписывают Арсику. Аджи пел ночами псалмы, и под его голос измученный даэвами Артаксеркс смог заснуть спокойно. И он остался при Правителе. Потом юноша рос на их глазах, превращаясь в красивого мужчину…, в эту личную жизнь супруга Атосса уже не вмешивалась, радуясь что в жителе Мудраи тот нашёл чуткого, понимающего и верного человека.
Вечера женщина еле дождалась.
Всё вокруг должно было придать встрече атмосферу чувственности, тяжёлый запах мускуса и сандала отгоняли всякие сомнения, впуская в жизнь радость, которой за государственными заботами так не хватало, простой, житейской, бабьей…
Лёгкие, полу-прозрачные ткани колыхались на тёплом ветру, создавая ощущение движущихся теней, завораживающее в своей трепетности и мягкости. Сквозь них Атосса заметила приближающийся мужской силуэт. Струящиеся ткани делали его размытым, нечётким, женщине было приятно наблюдать как из бесформенной фигуры появляется он… Высокий, почти на полторы головы выше Атоссы, стройный, с широкими плечами, рядом с которым она чувствовала себя маленькой и беззащитной.
— Стерна моя не земная… — его бархатный голос завораживал, сердце в груди женщины бешено забилось, подобно этой маленькой птичке, с которой он сравнил возлюбленную.
Атосса молча смотрела на своего мужчину поглощая взглядом его всего, каждую часть его мускулистого тела. Тонкие шёлковые ткани, развешенные повсеместно колыхались от вета, даже парили в помещении, приятной прохладой они касались тела, словно обтекая его и охлаждая, а потом, под порывом ветра, вспархивали крыльями бабочки, продолжая постоянное движение.
Служанка в корзинке принесла малютку, скрывая от постороннего взгляда. Передав ребёнка хозяйке, она скрылась в тканях, превратившись в отдалённый силуэт.
Живая девочка тут же попыталась схватить отца за нос. Оксирт довольный рассмеялся. Подхватив дочь на руки он принялся веселить её подкидывая вверх. Малышка не испугалась, не заплакала.
— Это тебе не копьё крутить, — Атосса попыталась остановить своего мужчину. Воспользовавшись заминкой малышка ухватила отца за усы крепкой маленькой ручкой.
Тихие семейные радости не мешали обсуждать реформу в армии. Атосса намерялась поменять окрас щитов личной гвардии и с кем, как не с его командиром это быдл обсуждать. Кроме того, она хотела отдать под начало Оксирта пару слонов. В дорогих чешуйчатых попонах, служащих им одновременно защитой, и украшенных кистями, боевые слоны не только будут смотреться дорого и красиво, но и устрашат врага.
Оксирту, одному из Бактрийских князей, предстояло вступить в бой с посмевшим дерзить ахеменидам соседом. Её мужчина поведёт войска к Гиндукушу. У неё есть свой проводник, из преданных людей который знает где вода сладкая вода, как обойти неприятности в песках, и она даёт его Оксирту. Как любая женщина, Атосса хочет, что бы её мужчина вернулся к ней живым и здоровым, и готова сделать всё для этого. Вода в том районе плохая, без знания сокровенных источников там не выжить. А он ей всё таки, ещё живой нужен.
Атосса засмеялась, приникнув к могучей груди, и было на ней так спокойно и хорошо, словно в крепости за толстыми стенами.
Возникшая из тканей служанка поставила перед ними фрукты и опять растворилась в полотнищах.
А потом появился багой мужа принеся горячие лепёшки и горячий напиток, он распорядился, что бы служанка забрала малышку, и Атоссе больше никто не докучал. Влюблённые остались одни.
На руках служанки, Маржик осмотрел малышку, девочка была сильная здоровая, провидимому, подобно матери, воительницей будет. Крепкие руки обещали ей великое будущее. Следом вышел багой, любимец Артаксеркса. На нём уже был привычный чёрный длинный, просторный кандис, туго перетянутый на поясе, широким кушаком, подчёркивая тонкую и гибкую талию молодого мужчины. Мягкий белый китарис ниспадающий с головы и накрученный вокруг шеи подчёркивал блестящие тёмные волосы и оттенял подведённые чёрным глаза. Бледная кожа лица мужчины оттенённая белой тканью казалась наполненной внутренним светом. Отрицать красоту этого молодого человека было бы бесполезно, многим его одарила природа, но он и сам мог умело подчеркнуть свою привлекательность.
Маржик чуть поклонился. Багой усмехнулся, небрежным жестом рукой отпустил служанку с младенцем. Как не странно, ему импонировало поведение этого врача, с его пренебрежением к власти. Лидиец умело варьировал по самой кромке приличия и бунта. Багою было интересно наблюдать за этой опасной игрой, подспудно он ждал, когда же лидиец споткнётся, но пока он был нужен, как опытный врач и интересный, неординарный человек.
— Слишком много вокруг злобных скорпионов точащих на Господина моего свои жала. Найди их всех. Кого сможешь убей, дом Повелителя моего только не трогай, сестру его и детей её, и племянников, — багой усмехнулся, нехороший огонёк пробежал у него в глазах. — С ними я сам разберусь, потом. Но те, кто с ними — твои.
Маржик согласно кивнул.
— Только не забудь, поднявших восстание против Господина и дома его. Тех, кто огнём зажёг Кипр.
— Не забуду, — Маржик на лету подхватил брошенный ему кошель с золотыми украшениями.
Через несколько дней он, со своей бандой, уже въезжал в Сидон, деловито, собрано, подобно псам притравленным на дичь. Они цепко вглядывались в городскую суету, подмечая все даже мелкие детали.
В городе процветала весёлая суета. Праздничные дни Эшмуна праздновали не только сидонцы, но и из всех окрестных городов, Тари и Арада стеклись сюда. Не случайно эти города называют Триградом. Разодетые чужеземные купцы из колоний и просто, свободных городов, все прибыли на праздничный торг.
Городская, деревянная стена была вся украшена цветными флажками, повсюду весели праздничные ленты. Ленточками обвиты и свевают с колов, воткнутых в землю, на прочных верёвках которых катались счастливые дети. Шум, гомон и смех накрыли Сидон, дни Эшмуна рождали веселье в душах людей, даже врачи, в эти дни, в честь своего бога лечили бесплатно.
Маржик въехал в город на своём неизменном ослике, рядом на коне гарцевал Барзан, крытой повозкой со скарбом управлял Лешай.
Вокруг кишил весёлый торг, сквозь гомон Барзан почти не слышал, что пытался ему рассказать Маржик. Его постоянно отвлекали подбегающие дети просящие монетку. Врач, в честь Эшмуна давал им полшекля, получив денюшку детвора отбегала, что бы опять, через некоторое время прибежать за монеткой.
«Бессмертные» резко выделялись в толпе торговцев и яркими одеждами и хозяйским поведением. Гвардия ахеменидов не забывала подчёркивать кто здесь хозяин. Они же стояли около лестницы в парадис сидонского правителя. Их оранжевые, синие кандисы гармонировали с ярко окрашенным парадисом напоминавшем хвост павлина.
Маржик помнил, что почти в такой же обстановке послединй раз видел сидонского правителя Танниса.
Тогда, в Сузах, он шёл по главной лестнице к Оху, тому срочно понадобилось какое-то снадобье, Таннис же спускался с аудиенции. Он сам подошёл к Маржику, словно они до этого нет расстались врагами. Вместе с сидонцем был его жрец, одетый в длинный кандис, на Таннисе же был короткий военный гаунака, и военная же повязка на голове, всё было расшито фригийской золотой нитью. Марж не мог не отметить, как подчёркивало это одеяние ладную фигуру сидонца, по которой он пускал слюни ещё с молодости.
Тогда Таннис, словно не помня, что он сломал Маржику палец, когда тот попытался к нему приставать, разговаривал дружелюбно, даже пригласил в гости. Вот они и приехали. Маржик хитро сощурился, вспоминая ушедшие годы, даже обрадовался, что Калоса рядом нет. Врач довольный почесал бородку, он Таннису напомнит о себе.
А вот и тот показался, словно почувствовав, что его вспоминают.
Правителя Сидона сопровождало человек двадцать, он же выделялся из них своей весёлостью и непосредственностью. Одетый в тёмные коричневые одеяния, казалось бы, которые должны были его сдерживать, мужчина оставался непоседливым как жидкое серебро, таким же, каким был в юности. Лидиец помнил эти смеющиеся голубые глаза, эти рыжие волосы сейчас скрытые под белой повязкой свисающей по лицу, казалось, Таннес не менялся.
— Маржик! — радостно заорал сидонец, он быстро сократил разделяющее их расстояние.
— Пророков не боишься? Тебе же говорили, сюда соваться не стоит, — весело рассмеялся мужчина.
— Не боюсь, — хмыкнул лидиец, когда-то предсказали ему, что его появление в Сидоне повлечёт череду событий погубящих его, но такое можно сказать почти обо всём, даже о рождении человека. Ведь однажды родившись человек непременно умрёт. Многие за это ненавидят Кир, крылатых спутниц человеческой души, даруемых людям при рождении и сопровождающим их на протяжении всей жизни до смерти. Считают, что они и ведут к смерти. Так неужели он, Маржик, такой же глупец как остальные, и будет этого страшиться? Если, как говорят, всё определено, так чего же сопротивляться. А если нет, так и побарахтаться можно. Он же в предсказание не верил, считая их верхом тугодумия.