И вдруг здоровяка прошиб пот. Впереди, чуть в стороне от тропки, стояли его покойные родители. Оба были в белых саванах, седовласые, с бледными лицами и грустными, запавшими глазами.
– О, боги! – хрипло воскликнул Хлопуша и остановился.
– Что? – быстро обернулась Лесана.
Увидев, что Хлопуша смотрит на духов, она прыгнула к нему и быстро зажала ему глаза ладонью.
– Не смотри на них! – яростно проговорила Лесана.
– Но это… это…
– Это всего лишь видения! Их нет!
– Но…
Хлопуша попытался высвободиться, чтобы снова посмотреть на родителей. Тогда Лесана быстро нагнулась, подхватила с земли комок грязи и мазнула ею Хлопушу по глазам. Толстяк вскрикнул от неожиданности, отвернулся и принялся тереть пальцами заляпанные грязью глаза.
– Хлопуша… – услышал он тихий голос отца. – Взгляни на меня, парень…
– Мы по тебе истосковались, сынок, – присоединился к низкому голосу отца тонкий и грустный голос матери. – Подойди к нам и обними нас.
– Леший… – жалобно прохрипел Хлопуша, вытирая глаза. – До чего же тоскливо они зовут… Сердце мое рвут на куски…
– Это не твои родителя, – тихо, но твердо вымолвила Лесана. – Это лесные духи. Не слушай их и не смотри на них. Я прямо перед тобой. Смотри на меня.
Хлопуша протер наконец глаза и уставился на Лесану, стараясь не обращать внимания на мелькающие по сторонам тропы белесые тени.
– Вот так, – кивнула Лесана. – А теперь идем.
Она повернулась и медленно пошла по тропинке. Хлопуша молча двинулся за ней.
– Посмотри на нас… – шептали ему на ухо призраки. – Посмотри на нас…
– Вас нет! – зашептал, обливаясь потом, Хлопуша. – Вы мне мнитесь, но и только!
– Мы здесь… – прошелестели знакомые голоса, от которых сердце богатыря сжалось в груди. – И мы тоскуем по тебе… Взгляни на нас, сынок…
Хлопуша поднял ладони и приставил их к вискам, уподобив шорам.
– Не вижу вас! – тихо выкрикнул он. – Не вижу!
Тогда призраки устремились к Лесане. Они закружились, затанцевали вокруг девушки, шепча ей что-то на ухо. Лесана упорно шла вперед. Ее побелевшие от напряжения пальцы лежали на рукояти кинжала, но доставать его она не спешила.
– Прочь, лесные духи! – процедила она сквозь сжатые зубы. – Нет у вас власти надо мной!
– У нас есть власть…
– Есть власть…
– Над тобой, человек…
– Человек? – Лесана нервно усмехнулась. – Вы называете меня человеком?
Она запрокинула голову и вдруг рассмеялась, и от ее смеха – громкого, жуткого, гулким эхом прокатившегося по ночному лесу, – призраки задрожали и стали растекаться по темному воздуху блеклыми, призрачными обрывками.
– Прочь, духи! – крикнула им Лесана, гневно сверкая глазами. – Прочь от нас!
И вдруг наваждение кончилось. Призраки исчезли, не оставив по себе и следа. И на сердце у Хлопуши сразу отлегло.
– Уф-ф… – Он вытер рукою потный лоб. – Кажется, отвязались. Слышь, Лесана!
– Что? – хриплым, усталым голосом отозвалась девушка.
– Этот твой смех… – здоровяк осекся, не зная, как точнее сказать.
– Что? – снова спросила Лесана.
Хлопуша сглотнул слюну.
– Ничего. Но вздумаешь еще раз так рассмеяться – предупреди загодя, чтобы я успел заткнуть пальцами уши.
7
Пройдя еще немного, Лесана и Хлопуша приободрились – с восточной стороны потянуло деревенским овинным духом.
– Деревня близко, – сказал здоровяк. – Я ее чую.
– Я тоже, – отозвалась Лесана, останавливаясь и втягивая ноздрями воздух. – До нее отсюда версты две.
– Должно быть, это та самая Гниловка, о которой рассказывал Дягиль.
– Да, она. Другой деревни поблизости нет.
– Что будем делать, когда придем?
Лесана подумала и ответила:
– Постучимся в крайний дом. Скажем, что заблудились, и попросимся на постой.
Хлопуша вздохнул.
– Не нравится мне это. Дягиль говорил, что жители Гниловки состоят у волхвов на услужении. Что, ежели они о нас расскажут?
– Может, и расскажут, – спокойно согласилась Лесана. – А может, и нет.
Хлопуша понял слова девушки по-своему.
– Ты права, – проговорил он возбужденным голосом. – Попросимся на постой, а как войдем – я с ними поговорю по-свойски. Пусть только попробуют пикнуть. Пожалуй, хозяина дома сразу приласкаю кулаком в лоб, чтобы и рта раскрыть не успел. Домашние-то, чай, сразу притихнут.
Лесана покачала головой и сказала:
– Погоди с кулаками, здоровяк. Жить под волхвами – тяжкая доля. Быть может, в нас здешние люди увидят обещание воли или отблеск того света, о котором они давно позабыли.
Хлопуша обдумал ее слова, вздохнул и недовольно произнес:
– Я думал, это Рамон мудрёно говорит, но ты и его перемудрила. Я мало что понял из твоих слов, однако махать кулаками погожу.
Странники двинулись вперед и спустя малое время вышли из леса к большой деревне. Деревня выглядела в точности так, как Дягиль ее описывал. Луна освещала полсотни домов, убегающих вдаль, к широкой и могучей реке под названием Волхов. Между домами было полно сарайчиков, погребных коробов и низких заборов. От развешанных повсюду сетей несло водорослями и рыбой.
– Большая деревня-то, – тихо сказал Хлопуша. – Не знаю, как насчет драгоценных камушков, но рыбный промысел здесь на высоте. Идем, что ли?
– Идем, – кивнула Лесана.
И они зашагали к крайней избе. Вопреки обыкновению, их не встретил собачий лай. Да и во всей деревне не было слышно ни лая, ни собачьего скулежа.
– Деревня, и без собак? – удивился Хлопуша, входя через незапертую калитку во двор. – Не знал, что такое бывает. Кто будет стучать – ты или я?
– Я, – ответила Лесана. – А ты помалкивай. Будешь говорить, только когда я разрешу.
Хлопуша нахмурился, но спорить не стал. Лесана подняла руку и несколько раз стукнула кулаком в дверь. Подождала чуток, а потом стукнула опять.
За дверью зашаркали шаги, а вслед затем скрипучий старческий голос спросил:
– Кто там?
– Мы странники, – ответила Лесана. – Сбились потемну с большака и заблудились в лесу. Шли долго, уже отчаялись выбраться, но вдруг увидели вашу деревню. Пустите на постой?
Повисла пауза, а затем старческий голос недоверчиво уточнил:
– Говоришь, сбились с большака?
– Да.
– До него отсюда пятнадцать верст, коли идти по прямой. Как же вы дошли?
– Сами не знаем. Однако дошли. Отоприте дверь да поглядите. Если придемся не по нраву, попросимся в другую избу.
– В другую, – проворчали из-за двери. – Другие-то вас так и ждут. Ладно. Отойдите подальше.
Лесана и Хлопуша отошли от двери на пару шагов. Дверь приоткрылась, и в щель высунулась морщинистая рука со смоляным факелком. В лица Хлопуше и Лесане пахнуло рыбной вонью и кислым, тяжелым запахом, похожим на смрад, который стоит в кожевенных мастерских. А затем Хлопуша и Лесана увидели саму старуху. Платье на ней было темное, голову – до самых бровей – покрывал такой же темный платок. Лицо у старухи было худое и морщинистое, а кожа – бледная и сухая.
Прищурившись на странников, она резко и хрипло вопросила:
– Говорите, двое вас?
– Да, бабушка, двое, – ответила Лесана.
Старуха скользнула взглядом по ее лицу, потом уставилась на Хлопушу. Тот добродушно и приятно улыбнулся, пытаясь с ходу завоевать симпатию старушки. Однако фокус не сработал.
– Двое, – повторила старуха недовольным голосом. – И больше нету?
– Нету, – заверила ее Лесана.
«До чего противная старушенция, – подумал Хлопуша. – Жаль, что дверь открыл не мужик. С ним бы я живо столковался».
– Здоров твой спутник-то, – сказала старуха, неприязненно глядя на Хлопушу. – Как лось-двухлетка. А у меня избушка тесная. Ступайте в лес и ночуйте там. Здесь вам не место.
Старуха хотела закрыть дверь, но Лесана заговорила снова:
– Не прогоняй нас, бабушка. В лесу мы слышали волчий вой.
Лесана хотела еще что-то сказать, но Хлопуше надоело топтаться и мерзнуть позади, он отодвинул с дороги Лесану, шагнул вперед и пробасил:
– Не переживай, бабуся, лягу под стол – и не заметишь!
При виде наступающего гиганта бабка нахмурилась и попыталась поспешно закрыть дверь, но не тут-то было – Хлопуша ринулся вперед и сунул в щель свою огромную ногу.
– Не так шибко, бабуся! – рявкнул он. И тут же легонько надавил на дверь плечом.
Старуха попятилась от двери, и странники вошли в сени, сперва Хлопуша, а за ним Лесана. Старуха стояла в двух шагах от двери с факелком в руке и тревожно смотрела на незваных гостей.
– Что ж… – сердито проговорила она. – Не хотела я вас пускать, но коли сами вошли…
Она посторонилась, пропуская странников в дом, затем подошла, прихрамывая, к двери и задвинула засов.
Обстановка в избе была небогатая. Посреди горницы стоял стол, а слева и справа от него – две лавки, одна расписная, другая – простая.
– Садитесь на расписную, поближе к печи, – пригласила старушка.
– Так она ведь не горит, – нахмурившись, проговорил Хлопуша.
– Недавно погасила. Тепло-то, чай, еще идет.
Хлопуша хотел возразить, что никакого тепла нет, но Лесана незаметно дернула его за рукав и сказала:
– Благодарствуем тебя, бабушка. Но наши кости молодые, их и ночной сыростью не проймешь. А твои – старые и заслуженные, тебе у печки и сидеть.
Старуха хмыкнула, но спорить не стала. Прохромала к печке, широким жестом указала на лавку напротив, дождалась, пока гости усядутся, а потом села сама. Глянула них тяжелым взглядом и спросила:
– Откуда прибыли? Куда держите путь?
– Из Хлынь-града, – ответила Лесана. – Ехали в Полянское княжество к родичам. Бабушка, мы вас не стесним. Спать можем прямо на полу. Ежели найдется для нас пара соломенных тюфяков, будем благодарны. А что касается платы за постой… – Тут Лесана повернулась к Хлопуше и сказала: – Братец, заплати бабушке, сколько не жалко.
Хлопуша от такой наглости едва не зарычал, однако сдержался. Сдвинув брови, он со свирепым видом достал из кармана полукафтана кожаный кошель, вынул из него пару медных монеток и положил их на стол.