. Несколько времени спустя я встретился с графом Ручини в вестибюле отеля Эспланад, где он находился в обществе Селим-Бея и бывшего адъютанта египетского эмира. Мы перебросились несколькими словами. Турок благодушно сказал мне:
– Англичане провалили наше дельце. Я сожалею, что напрасно беспокоил вас, господин доктор, и очень извиняюсь перед вами.
Я начал возражать; в это время Ручини заметил:
– Это неважно, милостивый государь. Англичане на этот раз выиграли, в следующий – они потеряют.
Вот и все, что было.
Леди Диана, слушавшая Краузе с живейшим интересом, спросила:
– Что вы заключаете из всего этого. Эрих?
– Ничего. Но если вы хотите, чтобы я говорил с вами вполне откровенно, я вам отвечу, что отсюда можно вывести два заключения: во-первых, граф Ручини не имел ни малейшего намерения передавать товар южноамериканской республике.
– Почему?
– В этом случае британское посольство никогда не вмешалось бы в эту историю.
– А во-вторых?
– Граф Ручини не выносит англичан. Если бы вы слышали, каким тоном он сказал мне, что англичане проиграют в следующий раз, вы бы не сомневались в этом.
Игроки в покер наблюдали за леди Дианой. Джимми первый прервал молчание.
– Вот видите, Диана, вы компрометируете себя с англофобом, ведущим сомнительные дела… Плохо! Очень плохо! Пум! Пум! Коварный Альбион[53]! Очень, очень плохо!
– Ах, вы меня раздражаете!
Сэр Реджинальд Деклинг иронически заметил в свою очередь:
– Теперь я понимаю, почему этот патриций чуть не перевернул гондолу в прошлый раз! Он пронюхал, что в ней двое подданных его британского величества: Диана и я!
Но леди Диана решительно поднялась.
– Спокойной ночи! Вы все ужасны, с вашими глупыми шутками…
Как птица, складывающая крылья, она запахнула манто на своих обнаженных плечах и громко хлопнула дверью будуара.
Глава V
Каждое утро Джимми и сэр Реджинальд Деклинг принимали солнечные ванны на пляже Лидо. Растянувшись, почти голые, на песке у отеля Excelsior, они обнажали девять десятых своего тела со спокойным бесстыдством англосаксов. В полдень они возвращались на борту «Тритона» в Большой канал. Джимми высаживал сэра Реджинальда Деклинга у Даниели и отправлялся домой.
На следующий день после инцидента в будуаре сэр Реджинальд сказал Джимми:
– Проводите меня на вокзал. Завтра уезжает одна из моих приятельниц, очаровательная венка, и я хочу взять для нее спальное место B Симплонском экспрессе. Моторная лодка поднялась по волнистой линии Большого канала, прорезывающего всю Венецию, и остановилась перед железным мостом. Джимми и сэр Реджинальд выскочили на набережную. Вдруг Джимми, толкнув локтем своего соседа, прошептал:
– Посмотрите туда на ступеньки вокзала… Там поднимается Ручини в сопровождении какой-то женщины.
Сэр Реджинальд свистнул и сардонически заметил:
– Пассия Дианы не собирается скучать в дороге.
– Идите заказывать спальное место, а я останусь наблюдать за ним.
Джимми пошел за Ручини на некотором расстоянии и внимательно следил за ними. Спутница Ручини была молодая девушка, лет около двадцати скромно одетая. Тоненькая брюнетка, с чистым профилем камеи, она напоминала мадонну Кастельранко или нежное кроткое существо, сошедшее с полотна Джиорджиони. Девушка шла рядом с Ручини удивительно легко и грациозно, фамильярно держа его за руку. Миланский поезд отходил. Ручини поцеловал свою спутницу, вошел в купе и подошел к окну, чтобы сказать ей еще несколько слов. Поезд отошел. Девушка помахала платочком и долго смотрела вслед уходившему поезду.
Но для Джимми было достаточно. Присоединившись к сэру Реджинальду, он вернулся домой. Он торопился рассказать о своем открытии леди Диане.
– Диана, это я, – проговорил он, стуча в дверь ее будуара. Уже без четверти час… Вы уже встали?
Голос из глубины комнаты ответил:
– Оставьте меня в покое.
– Послушайте, Диана, мне нужно с вами поговорить, отворите дверь.
Тот же усталый голос повторил:
– Оставьте же меня в покое.
Джимми заупрямился и закричал в дверь:
– Да отворите же, Диана, черт возьми… я возвращаюсь с вокзала, и я видел Ручини. За дверью послышались быстрые шаги, смягченные звуком комнатных туфель. Диана отворила дверь. Она была полуодета и держала в правой руке маленькую щеточку, а в левой коробочку с краской для бровей.
– Что вы мне там рассказываете? Вы видели на вокзале Ручини?
– Сначала, дорогая, поцелуйте меня… иначе я вам ничего не скажу.
Подобно спешащему почтальону, штампующему конверт, леди Диана запечатлела быстрый поцелуй на лице Джимми и нетерпеливо воскликнула:
– Дальше?
– Но я же говорю вам, что видел прекрасного Ручини в полдень на вокзале.
– Мой дорогой, вы не сообщаете мне сенсационного. Вчера вечером он сказал мне, что уезжает в Милан.
– Он сообщил вам также, что его будет провожать красивая брюнетка?
– Что?
– Очень красивая брюнетка. С очаровательным профилем.
– Леди Диана села перед туалетным столиком. Она основательно подводила свои длинные ресницы, оттенявшие синие глаза, и не проявляла ни удивления, ни особенного интереса.
– Что же в этом сенсационного? Не зазвонят ли все колокола святого Марка, Фрари и Занипола только потому, что вы видели этого господина в обществе какой-то брюнетки? Джимми был немного обескуражен, как рассказчик, история которого не вызвала интереса. Он колебался. Но вдруг леди Диана повернулась и, размахивая маленькой щеточкой, живо спросила:
– Она действительно была так хороша?
Тогда к Джимми вернулась его уверенность.
– Хороша? Она очаровательна. Она способна обречь на вечные муки всех ваших шотландских пресвитерианцев! Идя с Ручини об руку, она производила впечатление бесконечно счастливой… Совсем Павел и Виргиния… Когда раздался свисток, прекрасный Анджело крепко поцеловал прекрасную синьору, и поезд был уже в Местре, а она все еще продолжала махать платочком своей маленькой ручкой, затянутой в перчатку.
На этот раз Джимми торжествовал. Леди Диана продолжала подводить глаза, но рука ее видимо дрожала, и щеточка попадала на веки, вместо того, чтобы ласкать длинные, загнутые ресницы. Она молчала.
Джимми великодушно попробовал утешить ее:
– Послушайте, дорогая, не предполагали же вы, что объект вашего флирта ожидал вас на берегу лагуны для игры в Адама и Еву. Мое открытие просто доказывает, что потомок дожей предпочитает брюнеток. У каждого свой вкус, не правда ли?
– Я ничего не предполагаю, Джимми! Я только забавляюсь, наблюдая за человеком, аффектирующим презрение к любви. Это странно, вот и все.
Леди Диана вздохнула и прошептала:
– Ах, эти мужчины…
– Не отзывайтесь дурно о мужчинах, мой старый друг! Что бы вы делали без нас?.. Занимались бы вышиванием?
– Нет, великими делами.
– Женщина, мечтающая о серьезных делах, это то же, что ребенок играющий с ружьем. Из-за этого происходят несчастные случаи.
– Мой друг, я вам прощаю ваши рассуждения. В вашем возрасте не имеют права судить о женщинах… На них смотрят, не пытаясь их понять. Уходите. Я буду одеваться. Я завтракаю одна, а вы можете проделать тоже самое с Эрихом Краузе, ожидающим меня в гостиной.
Джимми, гримасничая, запротестовал:
– Наедине с Крауде?.. Этот немец наводит на меня тоску, а его национальная гордость меня злит. Deutschland über alles. America first.[54]
– Вместе это звучит недурно. За арбузом и кофе вы выскажете свое презрение ко всему миру!
В три часа Джимми, Краузе, Деклинг и Мантиньяк пили вино под сводчатой галереей дворца. Пали вытягивались, как зыбкие ленты на текучем муаре Большого канала. Гондольеры играли в карты на поросших мхом ступеньках; вокруг колокольни Сан-Самюэля кружился голубь. На вопрос Джимми Эмма ответила, что миледи уехала на «Тритоне» и не вернется к обеду. Джимми, повернувшись к гостям, заявил:
– Послушайте, так продолжаться не может. Мы все заинтересованы в счастье Дианы и не можем допустить, чтобы она впуталась в историю с подозрительной личностью. Я, ее друг, и вы, трое старых поклонников, должны вмешаться. Пока дело шло только о ее развлечении, я соглашался на ее капризы. Но сирень цветет только раз в году. Если мы предоставим ей дальше дурачиться с этим таинственным джентльменом, она потеряет в этой игре свои перья, если не что-нибудь более ценное. Краузе, вы его знаете, что вы думаете об этой истории?
– Я не хотел бы высказывать скороспелое суждение о человеке, которого я видел три минуты. Все же, a priori, я считаю его способным на все.
– Ручини? Предки которого правили Венецией? – запротестовал Мантиньяк.
– Можно совмещать в себе знатность происхождения с ловкостью авантюриста.
– Чем он занимался во время войны?
– Он имел какое-то отношение к итальянской контрразведке и занимал официальный пост, но в действительности он выполнял какие-то темные функции.
– Однако, вмешательство английского агента подбило ему крылья в Берлине. Мне это представляется очень странным, потому что в 1919 году союзники еще не пожирали друг друга.
– А если этот заказ на оружие предназначался для врагов Великобритании? Возможно, что в этом ключ к разгадке.
– Ирландия?
– Не знаю… Кроме Дублина, Лондон имеет и других врагов на земном шаре.
– Но почему же Ручини, работавший в контакте с союзниками во время войны, вздумал бы вести какие-то сделки с врагами Англии после заключения мира?
– А это его сегодняшний секрет, мой дорогой Деклинг!.. Деньги или чувство; вот вопрос. Так поступают, или желая нажить миллионы, или удовлетворяя личную месть. Джимми, выслушав аргументы немца и англичанина, нетерпеливо проговорил:
– Все это прекрасно, но я никогда не сумею убедить Диану, что своим знакомством она впутывается в опасную авантюру. Следовательно, чтобы убедить ее, нужны факты, а не туманные предположения. А где их найти?