– Разберутся, – кивнул Денетор.
– И вот еще что. Если орков будет немного, я бы очень советовал нанеси им как можно меньший урон и дать уйти в горы.
– Не понимаю?
Птичка тоже удивленно скосила глаз.
– Представь, – Таургон позволил себе улыбнуться, – наш Салгант хочет идти в поход, а ты против. Он всё-таки идет. Если он сгинет со всем войском, твои действия?
– Ты хочешь сказать, что за разгромленных орки пойдут мстить, а так…
– Представь, – Таургон улыбнулся шире, – возвращается Салгант после двух месяцев поисков врага, почти без потерь, но выдохшийся…
Денетор не выдержал и закашлялся смехом.
Птичка неслышно пискнула, деревянные струны лютни на соседней стене отозвались.
– Понятно, – Денетор улыбнулся: не губами, взглядом.
– Я это в молодости на своей шкуре выучил: если за тобой гонится отряд орков – дело плохо, но если два отряда – потом приди и добей остатки.
Косые лучи солнца соскользнули с успокоившейся птички, но пока еще золотили лютню и другие инструменты на той стене. Лютню так и хотелось взять в руки.
– Поедешь на север? – попросил Денетор. – Твой план, кому, как не тебе, его осуществлять? Земли по дороге посмотришь, еще что-то посоветуешь?
– Нет.
Таургон отошел от стола, и Денетор тоже встал.
Птичка осталась в тени, обиделась и превратилась в рисунок, искусно составленный из дощечек.
– Это дело Барагунда, – сказал Таургон. – Кем туда приеду я? столичным воином в красивом доспехе? А Барагунд может говорить от имени Гондора. Призывать и обещать – именем Гондора.
– Верно, – откликнулся Денетор. – Верно…
Он отошел к полуоткрытому шкафу, в котором книги лежали в беспорядке. Руки так и просились разложить их аккуратно… только вот не выйдет. Гладкая стена под пальцами.
И стыки покрытых лаком досочек.
– Тогда, – он решительно обернулся, – я зову Барагунда и вопросами подвожу его к твоему решению. Он будет считать его своим.
Таургон кивнул.
И тоже занялся рассматриванием затейливого рисунка стен.
Рисунок из камней называют мозаикой. А если из кусочков дерева – как оно называется? тоже мозаика? или отдельное слово придумали?
…он прав, и у Гондора есть время. Деревянные крепости построят за год, но и каменные успеют возвести. Моргул – назгул, для него век – недолго.
– Что это за штуки? – он показал на предметы, изображенные на одной из полок.
Денетор подошел:
– Навигационные инструменты.
– Ты разбираешься в навигации? – изумился.
– Нет, но я мальчишкой спрашивал у деда.
– Он разбирался? – чуть улыбнулся Таургон.
– Ни капли. Но ему, вероятно, объяснил отец. Или кто-то вроде вашего Галадора.
Таургон согласился.
– Занятная комната, правда? – приподнял бровь Денетор. – Особенно если встать вот так. Точно знаешь, что всё это рисунок, а глаза не верят.
– Занятная, да.
– Тебе не нравится?
– Как тебе сказать… много мастерства, безмерно много труда – но ради чего? чтобы я обманывался, считая эти шкафы настоящими и пытаясь что-то положить на несуществующий столик?
– Это игра, – чуть извиняющимся тоном.
Игра, да. В которую весь Гондор играет.
Денетор провел пальцем по струнам лютни. Деревянный рисунок, разумеется, отозваться не мог.
– Послушай. Я не собираюсь задавать тебе вопросы о твоих отношениях с дядей: ты откажешься отвечать и будешь прав. Я просто изложу то, что известно мне.
Таургон чуть опустил веки: говори.
– Если бы он забирал себе все книги, которые переписывают по его приказу, ему понадобился бы под библиотеку новый этаж. Или хотя бы пара больших комнат. Это во-первых.
– Во-вторых, – он говорил сейчас как на совете, и вот это точно был Паук! – за последние годы расходы дяди на чай серьезно возросли. Разумеется, он со многими беседует с глазу на глаз… вот только мало кто из лордов любит харадский лист. А у тебя запас: ты поил нас в Ламедоне, и Барагунд рассказывал, как на твоем чае держался весь отряд, когда вы встречали Фахда. Я разбираюсь в ценах и точно знаю, что твои запасы превышают твое жалованье. Значительно.
– Третье и главное. Дядя никогда, ни словом о тебе не упоминает. И эта чрезмерная скрытность выдает его с головой.
– И что из этого? – тихо спросил Таургон.
– Только одно. Я бы советовал тебе ни слова не говорить ему о сегодняшнем. Ты не читал никаких бумаг, я тебя ни о чем не спрашивал, решения об Эмнете будут решениями Барагунда.
Смеркалось.
Надо заканчивать разговор, а то выходить отсюда придется со светильником.
Сумрак слизывал свет и тени, так что полуоткрытые дверцы шкафов превращались в то, чем и были, – в рисунок. Иллюзия таяла.
– Знаешь… когда я впервые побывал на совете, я сразу понял, что ты принимаешь решения в тайне от него. И я сказал ему об этом. А он… он мне ответил: «Этот человек беззаветно предан Гондору».
– Вы говорили о разном.
– Да. Сейчас я это понимаю. А тогда мне казалось, что тайно решать можно что-то дурное, иначе – зачем тайно?
Он тяжело вздохнул.
– Я не ожидал, что мне придется убедиться в этом… так.
– Если ты настаиваешь, – тихо сказал Денетор, – мы расскажем о сегодняшнем. Надо только подумать, кому лучше быть первым. Или вместе.
– Нет, – Таургон опустил голову. – Ты прав, ему лучше не знать. Молчат же беженцы. Буду молчать и я.
Следующие несколько дней арнорец был задумчив. Всё время, что не в карауле, он стоял на Языке, глядел на северо-запад. К нему не подходили, его не решались спросить. Друзья подталкивали Митдира: ты же живешь с ним вместе, так задай вопрос! – Митдир в ответ смотрел в землю. Самым смелым оказался Амдир; на третий день он подсел к Таургону в трапезной и осторожно произнес:
– У тебя что-то случилось?
– Вести с севера, – скупо ответил тот.
– Дурные?
Арнорец пожал плечами: дескать, что, не заметно? Потом подумал и добавил:
– Пока там тихо.
Амдир предпочел исчезнуть.
Не было сомнений, что его слова о «севере» юноша поймет правильно: подумает об Арноре, а не об Эмнете.
Дважды правильно: Арахад сейчас думал о родине.
Он стоял на Языке, опершись о балюстраду, но не видел ни Минас-Тирита, ни Анориена, ни Андуина. Его взгляд скользил по призрачным вершинам Мглистых гор, скользил над ними, стремительнее величайшего из орлов летел над сгинувшим Эрегионом и подгорными чертогами гномов, над Ривенделлом, над пустошами былого Рудаура – туда, к Троллиному Нагорью и дальше, в самое сердце вражьих земель Севера.
Что там происходит сейчас?
Маэфор и прочие привозят новости из дому. Новости никакие. Орки сидят тихо, зализывают раны былой войны. Да и число их война хорошо сократила, еды в горах им хватит надолго…
…если.
Если Моргул не вздумает вернуться в свою прежнюю вотчину.
А если вернется?
Если устроит на севере то же, что на юге?! Правда, до ближайшего людского поселения оркам будет далековато бежать… мудро, тысячу раз мудро отец увел их на Северное Всхолмье!
Но Моргул может поступить иначе. Превращать орков в слепых убийц едва ли легко даже для него, если он это сделал второй раз за полторы тысячи лет. А вот отдать приказ…
Несомненно, его цель – Гондор. Удар неизбежен и будет нанесен. Знать бы, когда… но ты не знаешь.
Может второй удар быть нанесен по Арнору? лишние силы туда Моргул не пошлет, они ему будут нужны здесь, но – передать приказ, велеть идти в бой?
Может.
Ты, имея мощь его войск, именно так бы и поступил. Не потому, что считал бы северных дунаданов серьезными противниками: их немного, орочьи войска будут дольше искать их, чем сражаться. Ты бы отдал приказ начать войну на севере просто «чтобы была». Чтобы эльфы совершенно точно не пришли бы на помощь Гондору, даже если он позовет. Ну и арнорцы тоже… если Моргул держит вас за врагов.
Начало войны в Гондоре будет началом войны на Севере.
Ты убежден в этом.
Начало может быть через пятьдесят, сто, триста лет.
Ты знаешь это.
Чем позже, тем лучше для Моргула. Лет через сто орки Ангмара сами начнут войну: их станет слишком много, им будет тесно и голодно в горах. Им даже приказа не понадобится.
Сто лет сидеть и ждать, пока Моргул сделает первый ход?!
Он мастер первых ходов.
Первым ходом он всегда побеждает… почти побеждает и, если вспомнить Минас-Итиль, почти всегда. Но даже если он проиграет сражение на втором ходе, как это было при Аранарте, на его стороне время, и войну выиграет всё-таки он.
Он непобедим, потому что время – его союзник и оружие.
И как бы вы ни называли свои леса и пещеры, Арнор, королевство Арнор лежит в руинах.
…ты думаешь о руинах своей страны, но, вопреки мрачному настрою, тебе вспоминается один из дворцов в Аннуминасе. Ты побывал там незадолго до отъезда в Гондор – отпросился у отца. Дворец был полуразрушен, как и все: ни крыши, ни перекрытий, ни части стен, но под стройными колоннами, сросшимися, как молодые березки, сияли розовым пять кустов шиповника. Словно какой-то эльф пришел и высадил их нарочно.
Ты стоял в длинном и узком зале со множеством окон – островерхих, на эльфийский лад, чувствовал дыхание трехтысячелетнего здания (оно не мертво, оно только спит!), вслушивался в ритмы его колонн и арок и был почему-то счастлив, хотя всё, что говорили тебе глаза и разум, противоречило этому чувству счастья.
Время!
Оно не союзник назгула!
Оно ничей не союзник. Время приведет к Дагор Дагорат и гибели мира, но за этим последует Арда Исцеленная.
Время – дар Эру. Дар вам, людям.
Тебе.
Ты почувствовал взгляд. Кто-то хотел заговорить с тобой, но не смел потревожить.
Ты обернулся.
Барагунд.
Ты не видел его с харадского посольства.
Он изменился: не лицом и не телом, в его возрасте это уже определилось надолго. Он изменился взглядом: стал серьезнее, взрослее и, пожалуй, тверже.
– Я рад тебя видеть, – Таургон раскинул руки, друг подбежал, и они крепко обнялись.