И вот, будто нехотя, заворчал гром… его разбудили посреди ночи, ему не хочется вставать и что-то делать, но порывы ветра становились настойчивее, драли с бедолаги черно-синее одеяло, засверкали далекие зарницы… ну ладно, отговаривался гром, ладно, я сейчас, ну подождите, да иду уже, иду…
И небо над городом разорвалось.
Потоки дождя упали тысячами копий, они били отвесно, а люди уворачивались от их ударов, едва успевая менять ведра под водостоками и бегая к большим цистернам, которые, как оказалось, есть в домах именно на этот случай, дождь хлестал нещадно, но гондорцам это было нипочем, темнота была бессильна помешать им, они, пьяные яростью стихии, промокшие насквозь, бесстрашно бросались в бушующий мрак, и дело уже давно было не в том, сколько серебра они сберегут, набрав дождевой воды, а не платя водовозам, это было что-то большее, азарт добычи и отваги, смех смелости… безумная и прекрасная ночь.
К рассвету буря начала уставать, точнее, люди начали замечать и усталость, и холод от ледяного дождя, да и не было ли на Анориене града, ведь мог же быть, а тогда это побитые посевы… хотя, конечно, Минас-Тирит сыт не анориенским урожаем, но всё-таки… ведра наполнялись уже не так быстро, хотелось уйти под крышу, в тепло, отогреться и отоспаться…
– Таургон! – высунулась из дверей Хириль, – а ну-ка бросай ведро, другие доносят. Иди сюда.
Он повиновался.
– У тебя чистая одежда на смену есть? – требовательно спросила она.
Денгару у нее б поучиться командному тону.
– Найдется.
– Тогда бери и ступай попарься. Воды у нас теперь залиться, а пока вы в грозе купались, я огонь развела. Сейчас там всё готово. Так что давай. И бегом, другим тоже надо.
– Госпожа… – он почти приучился звать ее по имени, но иногда срывался, – места же хватит на всех.
– После тебя, – с неожиданной строгостью сказала Хириль. – Подождут. А ты не задерживайся особо.
– Почему? – нахмурился он.
И решение Хириль, что он должен париться первым и один, и ее тон были… странными.
– А то ты не знаешь, – она посмотрела ему в глаза. И сказала прямо: – Нечего простолюдинам мыться вместе с лордом.
– Откуда?.. – выдохнул Таургон.
– Откуда! – хмыкнула она. – Ты, когда с купцами говоришь, такой вежливый, учтивый, просто хлеб в масле. А что было, когда к нам лордята пришли?! Ты как на них смотрел?!
…ночная гулянка лорденышей действительно была самым неприятным для него событием этих месяцев. Как выяснилось, молодые господа нередко отправлялись веселиться в ярусы ниже Пятого, где чувствовали себя совершенно на воле… и дальше уже как получится. Трактирщики и радовались появлению лордят (те не считали денег), и побаивались их; стража такие визиты терпеть не могла, потому что унимать и выпроваживать разгулявшихся надо было со всем возможным почтением.
– Вот! – сказала Хириль, торжествующе глядя на него. – Вот и было написано у тебя на лице «Я вам, засранцам, уши оборву!»
– Неужели именно это? – Таургон засмеялся от неожиданности.
– Ну уж я не знаю, как это по-благородному будет, а по-нашему именно так.
Да, он действительно был в ярости от их неподобающего поведения, но он же сдержался и молчал…
– Что стоишь? – прервала его размышления Хириль. – Кому сказано: марш париться первым и не засни там!
* * *
Ближе к концу лета, когда дневной жар стал спадать, особенно по ночам, Денгар позвал его к себе и сказал:
– Значит, так.
Начало было серьезным. Кроме шуток: если командир не знает, как начать разговор, речь пойдет о чем-то важном.
Таургон кивнул: я внимательно слушаю и готов исполнить.
– Скоро будут состязания, – начал объяснять Денгар. – Они каждый год. Стража всех шести Ярусов. С Цитаделью нам состязаться… – он дернул углом рта, Таургон понял его. В самом деле, было бы странно юным лордам выйти на одно поле со вчерашними простолюдинами, ныне носящими герб.
– Так вот, – Денгар хмурился, и Таургон начал понимать, почему. – Состязания разные: бои с оружием, без… и лучники среди прочего. Выйдешь пострелять за Ярус.
Это было приказом, но прозвучало скорее вопросом.
– Надо, значит выйду, – пожал плечами арнорец. – Посмотрю на эти ваши блисталища.
– На что? – удивился Денгар.
– Ну, всё, что мы на севере про эти ваши игры знаем, – что Эарнур на ристалище блистал. Вот блисталищами и зовем.
– Скажете тоже! – хмыкнул командир. И полувопросом: – Так ты участвуешь.
Таургон кивнул.
– Я вношу тебя в списки.
Пришел день соревнований. Таургона, как и других участников, освободили от караулов, хотя он вполне мог бы пойти в утренний: во-первых, лучники выступали самыми последними, во-вторых, город почти вымер, все мужчины от пяти лет до ста были на трибунах и половина женщин там же. Лоточники тоже гурьбой спешили на Пеленнор, туда, где к западу от города в склоне одного из отрогов были вырезаны ряды для сидения знати, напротив построены помосты для зрителей попроще, а беднота из нижних Ярусов и предместий располагалась на скалах еще с заката, чтобы урвать места поближе и получше, а то придется смотреть чуть ни с вершины Миндоллуина, а оттуда разглядишь мало, а услышать так вовсе нечего – и не узнаешь главного: прошлогодний победитель смог удержать звание или нашелся сильнейший.
Таургон стоял под навесом, натянутым для участников, пригубливал ледяную кисловатую воду, которую сюда приносили, и болел за своих. Во всех видах борьбы, в схватках с кинжалом и прочим мелким оружием не было равных Первому и Второму ярусам. Оно и понятно: там стража не лоточников гоняет, а в случае чего скрутит разбушевавшегося пьяного. Бой со щитом и мечом выиграл Марах, Четвертый бурно радовался за товарища.
Солнце опускалось, тени становились длиннее, трибуны пустели. Как тебя ни подкармливай торговцы, а если ты тут с восхода, то устанешь и пойдешь домой. Лучники – это скучно.
Даже народ, облепивший утесы, как скворцы деревья, стал уходить, а самые стойкие – перемещаться поближе.
Интересно, как к ним туда добираются торговцы со своей поклажей? по этим горным тропам? или беднота не покупатель, с собой еду и воду берет?
И не везет, наверное, тем стражникам, которые сегодня здесь лоточников гоняют: хочется смотреть на арену, а надо на этих.
…забавно он стал мыслить.
– Лучники!! – раздалось на блисталище.
Таургон закинул лук и колчан на плечо и пошел.
Бойцам дозволялось выходить с личным оружием: чем оно лучше, тем надежнее храним покой Белого Города. Поэтому Таургон заранее сбегал к своим, одолжился (его собственный лук вернулся в Арнор, зачем он ему здесь?), чтобы стрелять из привычного, а не осваивать здешние.
Шестеро лучников вышли.
Герольды огласили имена. Блисталище шумно приветствовало Гельмира из Пятого яруса. Стало быть, победитель прошлых лет.
Поставили мишени. Выстрелили. Попали.
…в такую в Арноре стреляют дети.
Отодвинули. Выстрелили. Не все попали.
Отодвинули. Выстрелили. Опять не все.
Отодвинули. Остались вдвоем с Гельмиром.
Отодвинули.
Отодвинули. Это уже что-то серьезное.
Что – и вот это всё?!
– Таургон, Четвертый ярус!!
Когда герольды возглашают твое имя, в твою честь поют трубы, когда каменные ряды и помосты рукоплещут тебе, а народ на скалах ревет от восторга и кричит твое имя… он на миг захлебнулся, опьяненный восторгом. Он сегодня целый день видел это… но одно дело – видеть, и совсем другое – когда это тебе, когда это твое имя эхом звенит между утесов Белых Гор, к Миндоллуину и выше…
Можно понять Эарнура. Любого можно понять, кто пристрастен к такому ликованию.
Как к вину.
А если бы не ты, они точно также кричали бы «Гельмир». Толпе нет дела до тебя. Она приветствовала Гельмира – часа не прошло, как. А теперь он забыт.
Ладно, бродяге без роду, вчерашнему охотнику (или откуда там в стражники попадают) такое приятно, другой славы ему не обрести. Но скажи мне, король Эарнур, что было в этом хмеле успеха для тебя? Мало трубы пели в честь короля? Почему блисталище?
Ты надеялся, что за этим ревом толпа забудет о том, как твой конь испугался назгула? Ты раз за разом доказывал, что не был ни слаб, ни труслив? Кому ты доказывал? толпе? себе?
Надеялся этим ликованием изменить прошлое?
Бедняга…
– Ты что-то невесел для победителя, – подошел к нему Денгар.
– Был б с чего веселиться. Я думал: наконец началось настоящее состязание – а оно уже кончилось.
– Пойду мешок принесу, – хмыкнул Денгар.
– Какой мешок? – удивился Таургон.
– Большой. Гордость спрячешь.
Северянин расхохотался.
– Так-то лучше, – кивнул командир. – Теперь тебе вон туда.
Он показал головой на красивые шатры неподалеку.
– А мне наверх. К лорду Хардангу. Нас поздравляет он.
– А нас?
– А вас – лорд Маблунг. Военачальник Минас-Тирита.
Таургон нахмурился, задумался. И Денгар понял, о чем.
– Пробуй, – сказал командир. – Раз соревнования для тебя скучны, устрой себе что-то поинтереснее.
Кубки были одинаковыми. Серебряные, черненые, со сверкающим Белым Древом.
Красивые, что уж.
Лорд Маблунг вручал каждому, поздравлял. Кому-то кивал и улыбался: старый знакомый, других, как и тебя, видел впервые.
На столах было угощение, и слуги приносили еще. С утра состязавшиеся, разумеется, почти ничего не ели и сейчас были зверски голодны, так что пир начался с сытной и простой еды, а всякие тонкие блюда пошли позже, когда эта стая волков утолила первый голод.
Вино лилось рекой – прямиком в новенькие кубки.
Музыканты играли звонкое и веселое, то мелодии, то песни, и стражники с удовольствием горланили их, иногда отбивая такт по столу, от чего пустые кубки только что не подскакивали. Таургон, памятуя арнорские легкие раскладные столы, испугался, не рухнет ли этот, – но нет, он стоял не на обычных ножках, а на цельных бревнах, способных выдержать веселье победителей, даже если по этому столу пойдут плясать.