– Пойдем на третий, – щурится Денетор. – Я хочу послушать, что ты скажешь об одном зале. Он и сейчас используется.
Они поднялись. Зал был высоким, сильно вытянутым. Мрамор на стенах очень богатый, никаких переливов не нужно, хочется бесконечно вглядываться в эти природные узоры. Белые колонны снова оттеняют его. Резьба наверший, резьба под потолком… Красиво и торжественно.
– Ты первый раз здесь?
– Да.
– Тогда расскажи мне… нет, не о том, что было во времена Королей. Расскажи мне о человеке, который несколько раз в месяц собирает здесь людей сейчас.
Таургон задумался.
– Прежде всего, этот человек тонко ценит красоту. И умеет ее находить. Эти разводы мрамора – одни из красивейших, что мы видели сегодня.
– Дальше.
– Вероятно, мне следовало начать с того, что твой лорд не просто очень знатен, но и властолюбив. Иначе не выбрал бы залу во дворце.
– Дальше.
– Хочешь проверить, верны ли мои портреты хозяев других покоев? – улыбнулся Таургон.
– Рассказывай, – ответил Денетор, тоже с улыбкой, но непреклонно.
– Ему нравится быть в центре внимания. Зал длинный и узкий, почти как Тронный. Ну и нынешний хозяин там… – он показал взглядом на дальний конец. – Пусть не на возвышении, но всё-таки рядом с ним почти никого нет.
– Ты всё говоришь «он». Ты уверен, что это мужчина?
– Не очень… – северянин нахмурился, потом его глаза блеснули догадкой: – Госпожа Андрет?!
– Она самая.
– Теперь ты мне поверишь, что я не читал про владельцев прочих покоев?
– Теперь поверю.
Они уже просто бродили по дворцу. Главное ясно, можно любоваться. И вообще, это неожиданно и необычно: просто ходить по этим залам и комнатам, то величественным, то уютным. Вдвоем.
И прятать в самой глубине души мысль о том, чего никогда не будет.
Но могло бы быть.
– Этой прогулки тебе хватит, чтобы начать работу? – в тоне наследника нет обычной холодной язвительности.
– Я попал в паутину, и мне теперь не вырваться, – улыбается северянин.
– Именно, – Денетор и не думает шутить. – Так еще что-то нужно?
– Нужно по-новому осмотреть Минас-Тирит… лучше сказать – Минас-Анор. То, что уцелело от крепости, от города Остогера… многое ведь было перестроено. Хорошо бы и войти в здания…
Судя по его тону, это было настолько невозможно, что и хотеть не стоит.
– Смотри, а здесь порфир.
Таургон проводил пальцами по серо-фиолетовым колоннам, чуть мерцающим искрами вкраплений.
Великолепие камня вызвало у Денетора гораздо меньше восторга, чем должно было.
– Иными словами, нужно, чтобы я познакомил тебя с Хардангом. И он бы велел командирам городской стражи помогать тебе там, где это будет необходимо. Ну что ж… – он чуть прищурился, задумываясь, – не обещаю, что мы идем в гости прямо завтра, но в ближайшие дни точно.
Как сто и тысячу раз сказано, гвардеец имеет то неоспоримое преимущество, что всегда одет к ужину. Никаких раздумий о наряде, сомнений и сложностей.
В назначенный вечер Таургон стоял у входа в башню Наместников, ожидая своего тирана и помощника. И был поражен, увидев его.
Исчезла невзрачная темная одежда. На Денеторе была роскошная рубаха харадского шелка, настолько тяжелого, что он был совершенно лишен блеска; ткань лежала широкими мягкими складками. Поверх было бархатное багровое сюрко с тонкой золотой вышивкой, явно тех же мастеров, что трудятся для его дяди. Всё это было безумно дорого, но производило впечатление не роскоши, как у лордов совета, а чего-то домашнего и уютного. Тоже как у Диора.
– Не узнал? – изумление арнорца доставляло наследнику явное удовольствие. – Мы идем в гости, а не на совет. Было бы невежливо являться в будничной одежде.
– Раз ты сам заговорил об этом, – сказал Таургон, пока они шли, – я давно хотел спросить тебя: почему? Твои секретари одеваются лучше, чем ты!
– Ну, если бы я служил второму человеку в Гондоре, я бы тоже одевался неплохо.
– Презрение к совету?
– Презрение было в юности, – серьезно ответил он. – Это давно уже просто привычка. И потом… так проще. Не нужно тратить время на то, чтобы каждый вечер продумывать наряд на завтра. Ты меня понимаешь, как никто.
– Ну, я не так богат, чтобы ходить не в форме. Я имею в виду достойную одежду.
– Ты не так богат… – насмешливо, но беззлобно откликнулся йогазда. – Рассказывай эти сказки дяде, если он в них верит. Я знаю цену вашим мехам. Знаю, сколько налога платят купцы, торгующие с вами. А еще я знаю от обоих сыновей, – он остановился и глянул в глаза Таургону, – что ты ни разу не обнажил своего меча. Что, такой плохой боец, что боишься поранить их и именно поэтому сражаешься только учебным? А?
И посредине улицы можно загнать в угол.
– Не богат он… – Денетор смеялся, сжимая тонкие губы. – Совсем не богат! Разве что сказок у него много!
Северянин поклонился:
– Добрая встреча, господин мой.
Эти слова, совершенно нейтральное почтительное приветствие, привели Хранителя Ключей в громогласный восторг.
– Он умеет разговаривать! – расхохотался старый лорд. – Смотрите-ка, он говорит! А ну, скажи еще что-нибудь?
– Я рад, что смог позабавить тебя, – с доброй улыбкой отвечал Таургон.
– Сколько лет я видел его немым! – многочисленная семья Харданга стояла вокруг, но даже будь они в своих комнатах, они бы и там слышали зычный голос патриарха. – Сколько? Десять? Нет, больше!
– Пятнадцать, господин мой.
– Пятнадцать! Вот именно!!
– Он очень хорошо умеет разговаривать, – негромко сказал Денетор. – Ты убедишься в этом сегодня, господин мой Харданг.
…столовая была отделана порфиром и оказалась удивительно похожей на своего хозяина (или это он вырос таким похожим на родовой дом?): торжественно, величественно, должно внушать трепет – а вместо этого ощущение тепла и уюта. Денетор в своем багровом смотрелся частью этого зала – ну разумеется, он же не первый раз здесь, вот и оделся так, чтобы почти сливаться с темной стеной. Хитрец.
Обед выглядел пиром, но не был им. Это очень напоминало Арнор: праздник, когда собирается вся семья: родители, дети, десяток-другой внуков… война проредила семьи, но сейчас, спустя десятилетия, надо снова составить три, четыре, пять столов, чтобы усадить всех. И с трудом выучить, какой малыш внук, а какой правнук хозяина.
Но в Арноре так собирались раз в год-другой, а в этом доме так жили. Сыновья не спешили отделяться и, возможно, зятья предпочитали эту тесноту простору и свободе собственных владений. Арахад хорошо понимал их. Будь он хоть в каком родстве с Хардангом, имей он право хоть на матрас под лестницей в этом доме – он бы тоже отсюда ни ногой. Хотя хозяин суров, суров… но так хищник носит детеныша за загривок: пасть смертоносна, а на шкуре малыша ни царапины.
Таургон занимался своим делом: рассказывал. Руки его действовали сами по себе, нарезая еду так мелко, чтобы можно было глотать, почти не жуя и не прерывая речи; о том, что на его тарелке, он не думал – некогда, вино пил совсем маленькими глотками (здесь подавали более сладкое, чем у Денетора, и пить его было сложнее); всё было привычно, за исключением числа слушателей и такой тишины за столом, что ее можно было нарезать широкими ломтями, как пищу в Четвертом ярусе.
Его слушали взахлеб. Его слушали с такой жадностью и восторгом, какого ему еще не доставалось. Так дети в Арноре ели хлеб – первый, послевоенный, настоящий хлеб из муки, привезенной с юга: ели и не верили, что это счастье происходит с ними.
Таургон не знал, доведется ли ему еще раз быть у Харданга, и сейчас старался дать им всё, что может. Рассказать всё – и больше чем всё.
До сего дня необходимость написать книгу была волей Денетора, с которой не поспоришь. А здесь, за этим столом, он сам почувствовала, что не может не написать. Вот теперь – не может не.
Принесли горячее. Говорить под него было нельзя, всё главное давно было сказано, и арнорец замолчал.
Тишина медленно становилась другой. Обыкновенной.
Слуги уносили посуду, готовя стол к десерту.
– И ты, мерзавец, молчал пятнадцать лет? – спросил хозяин. Слово «мерзавец» означало и похвалу, и благодарность, и еще столько добрых чувств, что вот не выразишь их иначе. Особенно если ты грозный Хранитель Ключей.
– Пятнадцать лет назад я не знал и десятой доли этого, – ответил Таургон.
– Он не знал! Не знал он!! – от рыка хозяина звякнули кубки, стоявшие слишком близко к тарелкам. – Я считал, что знаю в Минас-Тирите каждую улицу, каждый дом, так почему же ты знаешь в сто раз больше, чем я?!
– Потому что ты родился и вырос здесь, – спокойно и мягко сказал Таургон. – А я чужак. Я задаю вопросы о том, что для тебя привычно.
– Ты мерза-авец, – произнес Харданг очень ласково, явно ища добрые слова и стесняясь их. – Все вы, северяне, такие… молчат, притворяются, что их тут нет, что их четыре века как перебили, а сами и дерутся лучше нас, и знают мой город лучше нас, и по нищете своей дом в Четвертом ярусе завели, логово лесное устроили!
Таургон с большим трудом не рассмеялся в голос, но скрыть улыбку было невозможно.
– Что, скажешь, не так? – Хранитель Ключей грозно нахмурился, но таким взглядом было не испугать ни гостей, ни сыновей, ни даже самого маленького малыша в этой семье.
– Что касается дома, – отвечал Таургон, – тебе, господин мой, наверняка известно, что нам его подарили.
– Подарили! Завалили подарками просто! – домашние знали, что когда главе семьи нужно побушевать, то это шумно, со стороны – страшно, как тайфун на побережье Южного Гондора, но на самом деле совершенно безопасно. Особенно если молчать в ответ. Но северянин не знает… и ему не объяснить, даже знак не подашь.
– А за ЧТО вам его подарили?! – рык Харданга эхом бился о своды. – Почему, когда наши купцы ходили с гондорской охраной, обозы возвращались потрепанными, а с вами – без потерь?! Почему мои внуки рассказывают, как ты учил их биться по-северному?!