– Он просит меня позволить ему переложить ее.
– Так позволь.
– Денетор! О чем ты? Идеи мальчишки – ты думаешь, они осуществимы?!
Наследник улыбнулся тонкими губами:
– Ты забываешь, что мне тоже было двадцать. И я мечтал перестроить не дом – Гондор! Мои идеи тогда были тоже… скажем так, юношескими. И что сделал мой дед? он мне всё позволил. Ступай, мальчик, доноси мысли до тех, кто будет их исполнять… самое безжалостное, что можно сделать с такими грезами, это позволить воплощать их. Очень способствует взрослению, знаешь ли.
– Так мне стоит позволить?
– Непременно. И пусть всё делает сам: договаривается с мастерами, с художниками… спрашивай его, как идут дела, отвечай на его вопросы, но не помогай.
Фелинд хмурился и покусывал губу.
Денетор мечтательно улыбался, вспоминая деда.
– Спасибо. Так и сделаю.
– Наместник Барахир был мудрый человек, – не без удовольствия произнес Денетор. – Хотя, безусловно, не разбирался в истории зодчества… Что ж, когда ты получишь прекрасную залу с мраморными картинами на полу, ты позволишь Амдиру войти в совет.
– Так это и есть настоящая цель вашего прихода? Будущее Амдира?
– Ты не поверишь, но нет. – Этот тон Денетора был незнаком его былому другу. – Мы здесь действительно из-за двух домов на улице ткачей.
– Они важнее судьбы моего сына?
– Не ревнуй. Они часть судьбы Гондора – его будущей судьбы.
Ужин был в точности таким, каким и должен быть.
Таургон рассказывал об Остогере, Амдир слушал, разрываясь между согласием с мудростью древнего Короля и неприятием всего, что идет против нуменорских традиций, Денетор с интересом следил за Фелиндом: сам выглядел так же, изумляясь умению северянина видеть сквозь привычные вещи… а Таургон в то недолгое время, когда мог перевести дух, смотрел на этих двоих и думал, что Денетор неслучайно выбрал черно-серые одежды, он словно тень за Фелиндом, прекрасным, как и всегда… только вот спроси назавтра, как был одет Фелинд, ты не вспомнишь, а наследник – нет, этот наряд не забудется, и те, кто сегодня видел их идущими в гости, наверняка сейчас обсуждают, что же случилось, раз Паук второй раз за неделю изменяет привычной простоте.
– И в самом деле эти дома на улице ткачей – единственные неперестроенные здания древней крепости Минас-Анор? – Фелинд не то чтобы сомневался, просто всё обернулось слишком неожиданно.
– Я боюсь утверждать, но других я не знаю, – отвечал северянин.
– Тогда это подлинно подарок одному любителю древности, – отец взглянул на сына. – Полагаю, мне не придется долго просить тебя помочь нашему гостю и сопроводить его?
Амдир просиял.
На следующий день юный лорд Дор-эн-Эрнил изволил сопровождать своего друга.
Таургон уже жалел, что не пошел просто один… то есть он не жалел, понятно же, что всё это помогло Денетору и Фелинду наконец помириться; да, это чудесно, но почему же он должен терпеть это церемонное мучение?! лучше бы сбегал сам, тем более что наверняка всё напрасно и внутри ничего интересного не уцелело… но отступать поздно, да и некуда, позади слуги.
И спереди какой-то слуга, важный, как все они у лордов. Идет и смотрит на всех так грозно, что народ расступается и кланяются чуть ни в пояс… кажется, скорее этому дворецкому (или кто он?), чем им с Амдиром.
Зачем нужны слуги сзади, неизвестно. Версия «чтобы молодые господа не сбежали» правдоподобна, но, увы, «правдоподобный» и «правильный» – слова разные, а понятия еще менее сходные.
А, вот зачем. Отправить одного из них к ткачам, сообщить, что изволит прибыть…
Как Амдир терпит эту скуку? понятно, что вырос в ней, привык, но он же в отряде обходится без всего этого, да и в Ламедоне тоже.
Мучение окончилось в тот миг, когда они увидели дом.
Семья ткачей и их подмастерья выстроились перед входом, готовые кланяться молодому хозяину, вокруг замирает гомон улицы: что нужно господам здесь? в воздухе витает тысяча запахов – так пахнет ремесло, упорный труд, так пахнет Первый ярус, он не Цитадель, здесь ветру не разгуляться, и хотя кварталы кожевенников и суконщиков располагаются в его противоположном конце…
…этого всего нет.
Есть дом.
Мощные полукружья арок первого этажа, мерным ритмом – широкие окна второго и сгрудившиеся по трое, словно девушки-подруги, окна третьего. И ни одна арка не заложена, ни один свод окна не растесан в прямоугольник, как это в любом из соседних домов.
Две с половиной тысячи лет. Белый камень потемнел и местами поврежден, но всё-таки – вот он, кусочек прежней Минас-Анор, крепости Анариона.
– Почему я не видел его раньше? – шепчет Амдир. – Я шел в Осгилиат мимо него и не замечал…
На противоположной стороне улицы через несколько домов – такой же. То есть другой, тут три строенных окна, а там наверху три двойных, но это несходство родных братьев.
Там тоже семья стоит перед входом, ждут: вдруг юный лорд изволит сначала пойти к ним?
А этот главный слуга очень полезен: он говорит с хозяевами… то есть с ткачами от твоего имени. Ты просто идешь и смотришь.
Внутри, конечно, не сохранилось ничего. Да и было ли чему сохраняться? В большой зале полосы резьбы под потолком – и всё. Перекрытия простые, никаких сводов. Полы – черный, серый, красный гранит, узора сложнее прямоугольного не встретишь.
Кто жил здесь во времена Анариона? Вряд ли воины… дом выглядит мирным. Хотя, возможно, дело в ткацких станках, сейчас стоящих всюду.
Нет, ты зря растревожил хозяев. Внутри не встретить живой древности.
Идти ли в другой дом? Пожалуй, всё-таки надо: ткачей перепугали слова о молодом лорде, а если он не зайдет, они испугаются вдвое сильнее.
Они осмотрели второй, и Амдир отпустил слуг: домой друзьям не хотелось, им надо побродить, помолчать, пережить увиденное… и неудачу тоже. Хотя у Амдира никакой неудачи нет, он получил живую древность в собственность и счастлив.
Таургон насмотрелся на жизнь простых людей (понятно, что дома прибрали, как только успели, но всё же), и сейчас ему больше всего хотелось пойти к Хириль и выпить пива. И вообще там посидеть, не в выпивке дело. Но вести туда Амдира не стоило: появление двух гвардейцев всполошит весь Четвертый ярус, да и вообще, Фелинд будет недоволен, и неизвестно, пьет ли Амдир хмель простонародья… хотя в Ламедоне ни от чего не отказывался. Было там пиво? вот не вспомнить.
Они поднялись на стену Первого яруса, стояли, облокотясь на зубцы, и молчали.
Амдир глядел на Осгилиат, свою безответную любовь, и видел – что? его едва выстроенным? крепость Минас-Анор? Нуменор?
Таургон смотрел на Минас-Тирит. Он удивлялся и досадовал на себя, почему за двадцать лет он ни разу не догадался подняться на стены. Отсюда город был виден весь, хотя верхние Ярусы сильно закрывали друг друга… но они рядом, близкие, можно разглядеть каждое здание. Не белые массивы, где трудно разобрать очертания, каким город предстает, если отъехать на несколько перестрелов, чтобы полюбоваться на него целиком. Как это странно и непривычно: видеть весь город не сверху, а снизу. Он всегда считал, что снизу видишь только здания своего Яруса… ничего он не знает о Минас-Тирите, двадцать один год прожил здесь, а – ничего.
– Таургон, – тон Амдира был серьезным, – можно, я спрошу?
– Я слушаю.
– Помнишь… то есть ты помнишь, – юноша явно смущался; речь вряд ли пойдет о зодчестве, – несколько лет назад, Фингон и Брегол после совета.
– Помню, – нахмурился северянин.
– Ты сказал тогда, что причастен к советам, а не решениям.
– Да.
– Все говорят, что ты – человек Денетора, но ведь это не так!
Таургон ответил вопросительным взглядом, не подозревая, насколько копирует сейчас наследника.
– Что ты видишь такого, чего не видел бы Боромир? Или он сам на советах? И, будь ты его человеком, вы не ходили бы по Минас-Тириту вместе, вот так…
– Ну, – улыбнулся северянин, – в мире много вещей, о которых говорят «всем известно», и которые изрядно далеки от истины…
Амдир улыбнулся в ответ, радуясь и тому, что оказался прав, и что Таургон подтвердил его слова. Радуясь тому, что друг вообще готов говорить на такую непростую тему.
А значит, можно задавать следующий вопрос. Главный.
– Я всё думал… кто он? Тот лорд, для которого ты наблюдаешь?
Этого еще не хватало…
– Это один из правителей южных областей? Инглор? Я понимаю, что это тайна, но…
– А ты умеешь хранить тайны? – строго посмотрел старший товарищ.
– Конечно! – просиял юноша.
Таургон поманил его к себе, наклонился к его уху и прошептал, обжигая своим дыханием:
– Вот и я умею.
Амдир отскочил, как от удара.
Но обороняться было не нужно: северянин смотрел на него с укоризной старшего, не более.
Это был урок, жестокий, да, но не насмешка.
– Кто из нас родился в этом городе? – печально спросил Таургон. – И кому здесь жить всю жизнь?
Амдир изучал кладку под ногами. Было нестерпимо стыдно. Уж лучше бы северянин отругал его.
В это время темнело уже ощутимо рано. Скоро начнутся зимние дожди, а пока небо ясное. Но заката отсюда не видно, даже со стены: всё закрыто громадой гор. Даже розово-жемчужного отсвета, к которому привык у себя на Седьмом…
Как живут эти люди? В одном городе с тобой – и в другом мире. Они никогда не видели заката во весь горизонт над Анориеном в дни лета, не знают его оглушительного золота и торжественной тишины. Угол неба в окне, у которого стоят два ткацких станка, – уловить хоть сколько-то света. К ним в комнаты солнце хоть на час в день заглядывает? смотря на какой стороне улицы, в каком конце Яруса, да…
Когда жил у Хириль, не думал об этом. В той комнате только спал, а так – служба или Хранилище. И закаты над Анориеном…
…и из собственного окна теперь лучше видно, чем с Языка, благо еще выше. Так и поймешь, что имел в виду Диор, говоря, что несложно взять Митдира в Первый отряд, но сложно поселить их вместе…