Говорить Наместнику или нет?!
И если да, то что?
Амдир сообразил, могут сообразить другие.
Ну и что? Прекрасная версия: он служит лорду Инглору, тот всецело от Денетора зависит и, конечно, нуждается в том, чтобы знать как можно больше… разного.
Логичная, убедительная версия. Он ее, между прочим, отчасти подтвердил молчанием.
Должен ли знать об этом Диор?
Должен ли он вообще знать об этом разговоре?
Сумерки. Где-то там, за горами, солнце село.
И город медленно уходит в тень: светлый призрак среди скал.
Как они живут здесь, не видя солнца? Да, не так жарко, но всё-таки… восход или закат только по праздникам, только уйдя из дому куда-то…
Говорить или нет?
Отсветами того же заката любовались Денетор и Фелинд. Они пили вино, глядели на удивительно чистое для ноября небо и пытались наговориться за потерянные годы.
– Я смотрю на Амдира и отчасти завидую тебе…
Он говорил об этом легко: мысли вслух, не сетования. На что сетовать, когда всё давно передумано, вечер прозрачен, вино прекрасно, и еще прекраснее, что Фелинд спустя столько времени помнит твои любимые сорта.
– Некого ввести в совет? – кивнул друг, беря печенье.
– Не то слово… У обоих в сердце только армия. Старший хотя бы думает о крепостях, а младший… – он покачал головой.
– И никого не волнует перестройка родового дома, – в тон сказал Фелинд.
– Хуже, – обернулся к нему Денетор. – Еще как волнует.
– Прости, не понимаю.
– У меня еще и дочь есть. Если ты забыл.
– Она?!
– Во всей красе, – Денетор медленно, маленькими глотками допил и поставил кубок на стол. – На воле, просторе и на радость своей бабушке. Прошлые годы в Лаэгор было страшно приезжать, всё в каменной пыли и грохоте работ, но за это лето они должны были закончить. В главном. Останется отделка.
– У юной госпожи размах, – глаза Фелинда смеялись, взгляд говорил: «В кого бы это она такая?»
– Вот именно, – Денетор отвечал на непроизнесенное, и тон его значил «Ей бы родиться старшим сыном».
– Еще вина?
– Позже. Этот вкус стоит подержать. Вели подать воды.
Слуга принес воды в прозрачном стеклянном кубке.
Денетор отпил и прикрыл глаза, вслушиваясь в отголоски вкуса вина: они становились особенными.
– И что ты думаешь делать? – серьезно спросил Фелинд.
– Делать? ничего, – наследник пожал плечами. – Ждать внуков. Сколь мне известно, это спасает.
– Ты очень изменился, – нахмурился друг. – Ты знаешь об этом?
Тот ответил безмолвным движением бровей: «А как ты думаешь?», вслух сказал:
– А вот теперь, пожалуй, налей.
Фелинд налил ему и себе.
– Ваше?
– Да, из предгорий. Ровесник нашей ссоры. Что скажешь? Оно не теряло эти годы даром, м?
– Безусловно, – отвечал Денетор. Он покатал вино во рту, потом спросил: – Как твой отец? Не думает приехать?
– Ни за все богатства гномов!
– Даже так?
– Решительно. Там у него солнце, ветер с моря, рощи, музыка, книги… простор. Лет сто пятьдесят проживет, не меньше. И нет ни советов, ни ссор, ни харадцев перед глазами всё лето…
– Ну, сколь я знаю, харадские товары в Дор-эн-Эрнил уходят широкой рекой, – заметил йогазда.
– Товары – да. А самих харадцев отец не потерпит в наших землях.
Они посмотрели друг на друга и промолчали одну и ту же шутку.
Она была недопустима, хоть и очевидна.
«К Наместнику вечером», – сказал ему Эдрахил, как обычно незаметно.
Это очень радовало: тем для разговора накопилось изрядно, а идти без приглашения или опять просить Эдрахила стать гонцом не хотелось, не настолько серьезны дела.
Диор встретил его с улыбкой, но привычной мягкости в лице не было.
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – осведомился он.
– Хочу! Столько…
Он осекся, увидев, как изменилось лицо Диора: словно внутри разжалось что-то. Засветились глаза. И сменился тон – на привычный, теплый:
– Я был удивлен, узнав о твоих делах не от тебя.
– А от кого?
– Во-от как? – нахмурился Наместник. – Их еще и несколько? Я узнал от Харданга, а кто еще?
– Фелинд.
– У Денетора появилось свободное время, и вы зачастили по гостям?
– Господин мой… – Таургон стал пересказывать события последней недели. Диор внимательно слушал и оттаивал окончательно.
Начал свою песню чайник на жаровне.
– Таургон, – сказал Диор, насыпая заварку, – никогда, никогда в жизни не произноси этих страшных слов.
– Каких?!
– «Я не хотел тебя тревожить». Просто взять и сделать – это означает потревожить гораздо меньше, чем долго собираться. И за эти годы ты, кажется, мог бы выучить, что имеешь право приходить ко мне тогда, когда тебе это нужно. Даже если это не касается судеб Гондора.
– Прости.
– И пойми меня правильно, – Диор накрыл его руку своей, – я рад слышать о тебе от других. Харданг совершенно очарован тобой, и мне было непросто делать вид, что мне внове всё, о чем он говорит. Ходи по гостям; я поблагодарю Денетора за то, что он нарушил твое затворничество. Но… – укор в его тоне был ласковым, – твои новости я хотел бы узнавать от тебя.
– Прости. Я не ожидал, что лорд Харданг…
– Мы поняли друг друга, Таургон, – прервал его Наместник. – Пей. И расскажи мне, чем ты так восхитил Харданга. Он уверяет, что ни один житель Минас-Тирита не знает город так, как ты, и, кажется, не преувеличивает.
Рассказывать одно и то же в четвертый раз оказалось совсем просто. Чай со смешным названием «Большой красный халат» был чудесным, Король Остогер – мудрым, Наместник – простившим невольную обиду.
Он кивал, слушая, и потом спросил:
– Где думаешь писать?
– В Хранилище, – удивился вопросу Таургон.
– Почему не у себя? – чуть нахмурился Диор.
– Я буду мешать остальным, если стану писать ночью. Они будут мешать мне днем, – пожал плечами.
– Да, конечно. – Он разлил по чашкам последнюю заварку. – Таургон, эта книга стоит того, чтобы ты ни на что не отвлекался. Поэтому с завтрашнего дня – никаких караулов. Я скажу Эдрахилу. Пиши. Это и есть твоя служба Гондору.
– Я подчиняюсь приказу Наместника, – он улыбнулся.
– Интересно, что мне будет говорить Фелинд о тебе при ближайшей встрече, – произнес Диор.
– Мой господин. – Таургон отставил чашку. – Я должен сказать тебе одну важную вещь.
– Что-то серьезное? – Диор тоже отставил.
– Для Гондора – да. Молодой лорд Амдир…
– «Молодой лорд Амдир»? – выразительно повторил Диор.
– Да, мой господин, именно так. Он вырос. Он научился видеть и размышлять над тем, что видит. Остальные еще мальчишки. Он – уже нет. Неопытность делает его отчасти наивным, но наблюдательности позавидуют взрослые.
Наместник изволил осведомиться:
– Ты был на совете, куда забыли позвать меня?
– Господин мой, – не принял шутки Таургон, – ты сам меня учил, что решения принимаются не на советах.
– И что за решение было принято?
– Не знаю. Нас отправили осматривать дом. Но, как ты отлично знаешь, решения Денетора идут только на пользу Гондору.
Диор помолчал, а потом спросил с неподдельным интересом:
– И как тебе понравился их дом?
– Господин мой, как мне может понравиться то, что было сделано при Алькарине? Дорого, пестро и бессмысленно. Хочу верить, что лорд Фелинд позволит Амдиру сделать перелицовку.
Позавтракав одним из первых, Таургон поспешил в Хранилище: вдруг Серион нашел ему еще что-то из документов Остогера и…
Когда в зале уже посветлело (день обещал быть пасмурным), пришла Тинувиэль. И он обрушил на нее все новости: приказ Наместника, помощь Харданга и книга, книга, книга!
Но тщетно Таургон ждал ответного восторга.
Тинувиэль была непримирима: как ты можешь знать мысли Остогера, если он не нанес их на бумагу? да, в любимых тобой сочинениях такое идет страницами, но если ты собираешься писать историю города, то придумывать за Остогера недопустимо. Будь у нас хоть один документ…
…то, что вдохновило Денетора, восхитило Харданга и убедило Диора, вдребезги разбивалось о ее холодное «Король Остогер этого не записал». И если Наместник Гондора считает, что эта книга должна быть написана, то ему виднее, но воля Наместника не сделает вымысел правдой.
И как работать после такого?!
Раздосадованный (ведь понимал же, что Тинувиэль не одобрит, но надеялся… на что? на авторитет правителей?! он ничто для нее, когда нет подлинных манускриптов!), Таургон вышел. Имеет смысл походить по городу, поискать неперестроенные дома эпохи Остогера… сначала выбрать их по фасадам, а потом уже думать, к кому и как проситься внутрь… это разумно, день не будет потерян. Но только надо зайти к себе, взять плащ: уже становится холодно, ветер, а ему ходить целый день.
На лестнице Таургон услышал голоса: то ли приехал кто-то, то ли уезжает. А кто?
Шум был на их этаже. Что, пятого к ним селят?
Сверху сбежал Келон, увидел северянина и сказал торжествующе:
– Нас избавляют от твоей деревенской красоты.
И тут же начал указывать слуге, как тот должен нести что-то из его вещей.
Ломион, вещей которого почти уже не осталось здесь, отвечал на изумление Таургона:
– Нам велено перебраться в комнату получше. Я не знаю, с чего… – в его голосе было подобие извинения. – Я не просил.
И я не просил…
– Хорошо, что получше, – миролюбиво сказал северянин. – А это что?
У стола стоял харадский зверь с глазами навыкате, оскаленной пастью и крыльями. Зверь был чугунным и при внимательном рассмотрении оказался небольшой жаровней на высоких ножках. Сия грозная тварь охраняла сокровища: чайник и несколько баночек с чаем. Сорта были подписаны… да, на такие деньги семья в Первом ярусе могла бы жить не один месяц. Кувшин с питьевой водой тоже был здесь; садись пить хоть прямо сейчас, благо уголь для жаровни по холодному времени в комнате есть.
– Не знаю, – Ломион недовольно сморщил нос: ему не нравилось не столько восточное страховидло, сколько то, что он не понимает происходящего. – Слуги принесли, один был в белом. Может быть, тому, кого к вам селят?