Он сел с ней рядом, взял за руку. Какое-то время они сидели молча.
Потом он протянул ей сумку, где была плотно уложенная веревочная лестница.
– В середине ночи за тобой придут мои люди, – сказал он ей тем тоном, каким отдают распоряжения.
Она посмотрела на него с удивлением: все эти двадцать лет он выглядел одиночкой, а никак не тем, у кого есть «его люди», выполняющие, судя по всему, его приказ.
– А ты? – спросила она.
– Меня не будет. Я в эту ночь в карауле. Когда тебя станут искать, подозрение прежде всего падет на меня. Так я докажу свою непричастность.
Она молча смотрела на него, испуганная новым поворотом дел, но не возражающая.
– Старшим среди них будет Маэфор, это мой дальний родич и большой друг. Если хочешь, придумай какое-то слово, я передам ему, ты убедишься, что он – именно тот, кто послан мною.
– Не нужно, – выдохнула она.
– Как хочешь. Слушай дальше. Они отведут тебя в дом, комната приготовлена. Там тебе придется провести около месяца. Может быть, меньше. Я приду, как только смогу, но первые дней десять не жди меня точно. Даже если я сто раз докажу мою непричастность, за мной будут послеживать. Понимаешь?
– Да.
– Маэфору можешь доверять, как мне. Что-то понадобится, скажи ему, он всё для тебя сделает.
– Хорошо.
– Не бойся, – он сжал ее руку и улыбнулся взглядом. – Побег удастся, тебя надежно спрячут, а когда поиски затихнут, мы спокойно уедем. И поженимся.
«Не бойся». Легко сказать…
Он стоял под Белым Древом, а все мысли были о происходящем в Пятом ярусе.
Середина ночи, самый глухой час. Она не спит, сидит у окна. На ней дорожная одежда (или то, что она этим считает), рядом лежат мешок и лестница.
На улице шаги. Тихие, но она услышит. И темные очертания полудюжины фигур в плащах, поблескивающих золотом и серебром. Компания знатной молодежи возвращается домой. Разумеется, стража помнит, как они проходили через ворота яруса. Разумеется, никаких вопросов им не задали.
Они останавливаются напротив ее окна. Она зацепляет лестницу за подоконник, Маэфор придерживает ее внизу. Хочется верить, что от волнения она не забудет про дорожный мешок.
Она спускается.
Маэфор называет ей себя и говорит примерно так: «Госпожа, сегодня днем Таургон спросил тебя об условном знаке для меня, и ты сказала, что это не нужно». Ей станет спокойнее. «Не нужно» – отличный знак.
Они забирают у нее мешок, накидывают еще один плащ, и вся компания, тесно грудившись, отправляется назад. Без шума и песен, но той походкой, которой идут уверенные в себе лордёныши, передумавшие спать в эту ночь.
Никаких вопросов в воротах Пятого яруса. И не разглядеть, что их стало на одного больше.
Ворота позади. Маэфор говорит ей: «Госпожа, мне придется взять тебя на руки. На случай, если по твоему следу пустят собак». Она испугана, но не противится.
Теперь – известный дом в Четвертом ярусе, Маэфор ведет ее внутрь, а остальные еще спустятся на Третий ярус, чтобы уже без этих плащей подняться утром.
Если всё так и было, то его, Таургона, утром ждут неприятности. И это будет прекрасно.
Веревочная лестница, свисающая из окна, – нечастое украшение домов Минас-Тирита. Осталось неизвестным, кто первым заметил это: соседи, стражники или отец беглянки. Но случилось это еще до восхода солнца.
Потому что когда Таургон, Боромир и прочие вернулись из караула, их ждали потрясенный Эдрахил, изумленные товарищи и трое стражников из Пятого яруса.
Первая мысль была: молодцы, быстрые, избавили его от проблемы, куда идти после караула: на воинский двор или в Хранилище, как обычно, или к себе «спать», где его будет легче найти.
Вторая мысль: раз они так поспешны, то успел ли кто-то выехать из города? Хорошо бы да, это упростит дело.
Дальше думать стало некогда, пришло время спектакля. Благо, зрителей было больше, чем он рассчитывал.
– Таургон, – произнес Эдрахил, – они пришли с приказом отвести тебя к судье. Тебя подозревают в похищении девушки.
– Какой девушки?
– Тинувиэли, дочери Брандиона, – ответил стражник.
– Как?!
У него это вышло очень искренне.
Эдрахил говорил, не глядя на него:
– Она похищена сегодня ночью. Подозревают тебя. Я вынужден позволить им увести тебя. Разумеется, не разоружая – это только подозрение.
– Я?! – в этот миг он сам верил в то, что Тинувиэль бежала неизвестно с кем. – Где я был этой ночью – всем известно! Ее надо искать, а не тратить время на меня! Надо запереть ворота!..
– Это сделают другие, – спокойно перебил его старший из стражников.
– Из ворот успел кто-то выйти? – обернулся он к стражникам. – Погоня по трактам послана?!
– Сам спросишь у судьи. Нам троим приказано привести тебя.
– Пойдемте.
– Стойте! – гневно крикнул Боромир. – Таургон ни в чем не виноват, его нельзя вести под стражей!
– Послушай, – обернулся к нему северянин, – это не под стражей, это со стражей. У них приказ, и они обязаны его выполнить. А я дойду до судьи, узнаю, что именно произошло и что сделано, докажу свою невиновность и смогу сам заняться поисками. Боромир, это быстрее, чем… действовать по-другому.
– Л-ладно, – юноша яростно сверкнул глазами и бросился прочь из караульной.
В самом деле, мешать стражникам исполнять приказ – недостойно. Внучатый племянник Наместника должен действовать иначе.
– Идемте, – велел стражникам Таургон и стремительно вышел. Они поспешили за ним, на шаг сзади, словно почтительный эскорт. Эдрахил и оставшиеся в караульной перевели дух. Всё-таки мысль, что одного из них поведут под охраной (тем более – по ложному подозрению!) была ужасна. А так – городская стража следует за гвардейцем, всё правильно.
Боромир воспользовался правом родича, распахивая в покоях Наместника все двери на своем пути и не отвечая на вопросы. Он ворвался в спальню Диора. Тот уже встал и заканчивал одеваться.
От появления распаленного Боромира Наместник и его слуга замерли.
– Таургон взят под стражу! – крикнул юноша с порога.
– Таургон?!
Кто-то узнал, что он потомок Исилдура, и испугался до того, что осмелился?!
– Как?! – выдохнул Наместник.
– Его обвиняют в похищении какой-то девушки.
– Девушки?
У Диора возникло ощущение, что он еще не проснулся.
– Мой господин, – сверкнул глазами Боромир, – позволь мне взять отряд и притащить их всех к тебе! Таургона, тех, кто его обвиняет, и этого судью, возомнившего себя вправе брать под стражу гвардейцев Цитадели!
– Хорошо. Я буду ждать вас в Малом зале.
– Через час… нет, меньше, мы будем там! – полыхал гневом юноша. – Таургон может позволять уводить себя, но я этого не потерплю!
Таургон смотрел на своего будущего тестя. Брандион выглядел именно так, как он и представлял. Пожилой, осанистый и был бы красивым, если бы не высокомерная складка рта. У Денетора, к слову, это высокомерие получается непринужденнее и выразительнее. И не уродует лицо.
Ну да куда ему до Денетора…
Что бы сделал наследник, если бы Митреллас шестнадцать лет подряд встречалась неизвестно с кем? То же, что сделали Диор с Барахиром в подобном случае. И не довели бы до шестнадцати лет.
Таургон понял, что ему не жалко Брандиона. Да, он поступил жестоко с будущим тестем, но у того были годы и годы… можно было смириться, что дочь выйдет замуж за «неизвестно кого», и хотя бы познакомиться. Чтобы хоть «известно кем» стал. А так… что сам создал, то и получил. Вот и жалуйся теперь. Наместнику. На собственное упрямство.
– Таургон, – говорил Диор, – тебя подозревают в похищении Тинувиэли, дочери Брандиона. Что ты можешь ответить на это?
– Мой господин, всем известно, где я был этой ночью.
– Это ничего не значит! – почти взвизгнул Брандион от гнева и испуга. – Он мог подговорить других и нарочно так подстроить! Все знают, что они много лет встречались в Хранилище!
– Мы ждем ответа, Таургон, – печально сказал Наместник. – Это не обвинение, а лишь подозрение, но ты обязан ответить на него.
– Мой господин, ты веришь, что я мог похитить девушку, с которой мы так неравны по происхождению?!
Он знал, что Диор и Брандион сейчас понимают его прямо противоположно. А еще он знал, что Диор оценит эту его игру и станет вдвое доверчивее. Хотя и так – куда больше.
– Я верю, что ты не похищал ее, – кивнул Наместник. – Однако она похищена. Ты можешь знать что-то, что наведет нас на след этого преступника.
– Мой господин, – Таургон опустил голову, – ты прав, я… знаю. Но это касается только меня и Тинувиэли. От того, что я расскажу, мы не приблизимся к ответу.
– Что касается только вас двоих?! – вскинулся Брандион.
– Таургон, я вынужден настаивать.
– Как прикажешь, мой господин. Нас с Тинувиэлью действительно связывали очень давние отношения. Я полагал это дружбой… мы неравны и в свое время обсудили это. К тому же она говорила о своем нежелании вообще выходить замуж, я поверил. Поэтому, когда я сказал ей, что скоро уеду, я менее всего предполагал, как она воспримет это.
И это чистая правда!
– И что же? – гневно вопросил ее отец.
– Она, к моему изумлению сказала, что хочет уехать со мной.
– С тобой?! А ты?
– А я, – он обернулся к Брандиону, – ответил ей, что это означает жить без слуг, в пещерах, а еще у нас война с орками. И она убежала в слезах. Потом я каждый день приходил в Хранилище, ждал ее… ее не было. С кем и как она встречалась за эти дни?! – он посмотрел на Наместника. – Я не знаю! Но тебе известно, мой господин, что если женщина считает себя отвергнутой, то она способна на самые безумные поступки! А еще ты знаешь, что такие женщины – легкая добыча для разных плутов. Кто увидел ее, когда она шла в слезах, и поманил утешением?!
– Ты прав, – горько сказал Диор, – твои слова не приблизили нас к ответу. Не стоило расспрашивать тебя.
– А кто поручится, что всё это правда?! – не унимался Брандион.