– Сильно ругался?
– Страшно.
– Но ты привез их благословение?
– Разумеется.
– Л-ладно, – передернул плечами Таургон, – дома разберусь.
Тюки Алдариона лежали на одном из столов. Младший принц взрезал веревки, и потекли серебристые, белые, рыжевато-коричневые меха… пушистое золото Арнора.
– Хороши? – с гордостью спросил Алдарион.
– Просто отличные. То, что надо.
Брат разрезал другой тюк, достал письмо.
Таургон почти вырвал из рук, развернул:
«Твой поступок позорит…» – сами знаем, дальше! – «но я уже говорил, что стоять на пути любви…» – спасибо, отец, – «поэтому примите наше… мы ждем вас и будем рады обнять нашу невестку».
Уф-ффф.
– Можем продолжать? – не без лукавства осведомился брат. – Это не самое интересное.
Что может быть важнее благословения, полученного, несмотря на гнев отца?
– Ты, помнится, просил, чтобы ей подобрали свадебный наряд? Так вот мама прислала.
Он достал ларец, обмотанный несколькими слоями мешковины, полоснул веревки, развернул.
– Открывай.
Арахад откинул крышку. Там было платье небесно-голубого шелка, очень гладкого и плотного. Такой здесь носили только самые богатые дамы.
Но он сейчас не видел шелка. На этой голубизне лежало жемчужное ожерелье.
Жемчуг Кирдана.
– Ма-ама…
– Водички принести? – заботливо осведомился брат.
– Но как же так? – выдохнул старший. – Ведь его носит жена вождя.
– Мы все тоже очень удивились. А мама сказала, что это ее жемчуг, и ей решать. И что ты прав в одном: Тинувиэль должна почувствовать, что едет не к диким зверям в берлогу.
– Мама… мама…
То ли возглас, то ли восхищение ее поступком.
– И это еще не всё, – не без удовольствия сообщил Алдарион.
Что еще? И куда уж больше?
– Это не подарок. В смысле – не в собственность тебе, – говорил брат, освобождая от мешковины ларец поменьше. – На свадьбу наденешь и вернешь.
Он открыл. На черном шелке сияло арнорское Семизвездье.
Как ни хорош шелк харадский, но ему никогда не стать таким гладким, таким мягким… и таким прочным. Четыре века ему, а выглядит как новый. Разве что нити на ощупь стали более суховаты.
– Хэлгон?!
– Да. Он сказал: если уж ты женишься по дороге, то хотя бы будь одет как принц.
– Спасибо, брат! – Таургон стиснул его плечи. – Спасибо!
После захода солнца братья отправились в Седьмой ярус. Алдарион нес заново упакованные меха, с которыми до того дали поиграть Тинувиэли. «Поиграть» было единственно точным словом, она была счастлива, как девочка, то погружая руки по самые запястья в лисий, то заставляя куний извиваться, словно зверь снова ожил, и бликовать от коричневого до рыжего. Забрать у нее подарки, предназначенные правителям Гондора, удалось лишь после того, как все арнорцы, хором и по очереди, заверили ее не один раз, что у нее будет такого сколько угодно и даже больше.
Таургон запоздало понял, что если бы двадцать два года назад он бы догадался к словам об Севере добавить вот такой мех, то его жизнь могла бы сложиться совсем другим образом. Но поздно сожалеть о прошлом, тем более, что настоящее его вполне устраивает.
Итак, гвардеец с кем-то вроде слуги купца, нагруженного поклажей, поднимались наверх. Прошли через Пятый ярус, Шестой, лестницу внутри утеса – и перед ними, словно видение из легенды, вознеслись белые стены королевского дворца, и башня Наместников, и Белое Древо.
Алдарион застыл.
Старший брат не торопил его.
В быстро сгущающихся южных сумерках всё это действительно больше походило на призраки, на мечты, обретшие облик, на древность, явившуюся перед тобой сквозь века, чем на здания, в которых живут обычные люди с обычными мыслями и стремлениями.
Увидеть это чудо – и жизнь прожита не зря.
Стемнело.
– Пойдем, – сказал Таургон. – Пойдем ко мне, сбросим твои торбы.
– Ты вот здесь… – Алдарион с трудом переводил дыхание, – здесь ты живешь?!
– Нам налево, знаешь ли. А не прямо. Пойдем.
…а могло бы быть и прямо. И тогда прощальных подарков не понадобилось бы.
Н-да, только вот отец тогда благословлял бы совсем другой брак. И не ругался бы на похищение.
Они поднялись к нему в комнату. Было пусто: Митдир в карауле, а больше никого с тех самых пор Эдрахил к ним не подселял.
– Давай сейчас попьем чаю, за это время всё успокоится. И потом пойдем.
– Куда?
– К Древу. Куда же еще? Стоило иначе из тебя носильщика делать.
– А можно?!
– Я тебе как кто должен ответить? – чуть усмехнулся старший брат. – Как Страж Цитадели? Или иначе? Можно. Нужно.
Он разжег жаровню, досыпал угля, поставил пузатый чугунный чайник.
– А ты… у тебя не будет потом… тебя не накажут?
У меня «потом» не будет…
Вслух он сказал:
– Вот дикарь лесной. Хватит бояться. Со Стражем Цитадели можно почти везде. Везде, где не заперто, точно.
Вкуса чая Алдарион не заметил. Хотя это был «Феникс», и заваренный отнюдь не слабо.
Им совсем повезло: Митдир стоял у Древа с южной стороны, так что им даже не пришлось огибать площадь, чтобы подойти незамеченными.
В эти майские дни Древо доцветало. Большинство соцветий уже облетело, лепестки белели на земле.
Братья молчали. Один был наедине с прошлым, другой – со своей судьбой.
Иногда листья, длинные и нежные, как женские пальцы, слабо шелестели, что-то отвечая сыновьям Арагласа.
Белел в вышине Миндоллуин, пустым было святилище на его отроге, куда редко кто поднимался с тех пор, как сгинул последний король Гондора. Нахожена была только тропа на ближайшую из седловин – там, вдали от города и в величественной тиши утесов, из года в год и из века в век приносили свои безмолвные клятвы новобрачные. Но им с Тинувиэлью туда не подняться. Их клятвы Он услышит с совсем другой горы.
На востоке медленно проступало алое.
Старший брат тронул младшего за плечо: пора, нам лучше уйти до рассвета.
Алдарион опустился перед Древом на колени, приник губами к древней коре.
Священное молчание.
Слезы блестят в глазах младшего.
Таургон повел Алдариона на Язык.
– Встречай восход. Это то, что надо испытать хотя бы раз в жизни.
– А ты?
– А я пойду добуду нам завтрак.
– Ты оставляешь меня одного?
– Хватит бояться. Никто не обратит на тебя внимания. А если, – перебил он возможный вопрос, – хотя никакого «если» не будет, скажешь правду: ты брат Таургона, и он сейчас за тобой придет.
Пусть переживет этот восторг. Пусть плачет при голосах серебряных труб. Это правильные слезы.
Таургон спешно пошел в трапезную. Если он сейчас упустит Эдрахила, ему придется вторично быть в Тронном зале на пустой желудок.
Нет, определенно, одного раза ему хватило.
Эдрахил еще не ушел.
– У меня брат приехал, – вполголоса сообщил Таургон. – Мне б его накормить.
– Надолго? – нахмурился командир. Он не возражал, он просто хотел понять, что именно ему с этим делать. Ну, хотя бы вопрос жилья для еще одного северянина решен.
– Нет, нет! – Таургон понял его мысли. – Только сейчас. Я сам послезавтра уеду.
– Уже всё? – вот теперь Эдрахил помрачнел.
– Пора, – вздохнул арнорец.
– Так, – почти грубо сказал командир. – Ты вроде про завтрак говорил. Не отвлекай меня ерундой, пойди и возьми сколько вам надо.
– Спасибо.
И благодарил он отнюдь не за снедь.
Алдарион молчал. Старший брат, явившийся с корзиной еды, не мешал ему.
Молча пришли в комнату, молча устроились кушать.
Вошел усталый Митдир, Таургон покачал головой: не сейчас, не отвлекайся на нас. Юноша понял с полужеста и отправился спать.
За время завтрака Алдарион обрел дар речи, но молчали всё равно, чтобы не мешать засыпать гвардейцу после ночного караула.
Доели, тихо вышли.
– Ну, – спросил старший на улице, – у тебя еще остались силы, или хватит святынь?
– А куда можно?
– В Тронный зал.
Младший сын Арагласа быстро осваивался в столице: вопроса «неужели пустят» не последовало.
– Тогда слушай меня внимательно. Мы, конечно, можем пройти через главные двери. Но будет много лишних вопросов. И не столько мне (я-то уеду!), сколько Эдрахилу, Наместнику, Денетору… Это нехорошо.
Алдарион кивнул.
– Поэтому сделаем так. Я поведу тебя через боковую. Она всегда отперта, мы никого не удивим. Но. Если ты пойдешь по Минас-Тириту вот как сейчас, перепуганным и робким, то нас заметят и будут говорить. Скажут, что Таургон привел с собой северного дикаря. Вреда от этих разговоров никому нет, но я бы не хотел их.
– И что делать?
– Брат, я понимаю, что у меня было двадцать лет, а у тебя меньше одного дня. И всё-таки – подумай, кто мы. Не кем старательно кажемся, а кто мы на самом деле. Повернись судьба иначе – отец был бы здесь на троне. Сделай я другой выбор, ты приехал бы сюда не тайком, а на мою коронацию. Ты не проситель, которому показывают диковины из милости. Ты брат законного хозяина. Так иди как сын Арагласа.
Алдарион кивнул. Задумался. Молча и медленно выдохнул.
Страж и с ним кто-то в неприметной одежде шли по Седьмому ярусу. Прямиком к двери во дворец, которая вела в кабинет Денетора. Один из двоих всем известен – глаза и уши Денетора в гвардии. Кто второй – догадаться несложно, у Паука везде его люди. И зачем идут во дворец, тоже яснее ясного.
Вошли без малейших вопросов, потом долго петляли по коридорам первого этажа («Как он здесь не путается?» – со священным ужасом думал лесной следопыт), а потом на них водопадом обрушился свет.
Они вошли в Тронный зал сбоку, тем путем, которым входил караул – и правители.
В столпе света белел трон, за ним сверкало камнями Древо.
И тихо, совершенно тихо.
Как когда-то царило на Менельтарме священное молчание.
Постоять в этой тишине и этом свете. Последний раз. И увезти с собой – в сердце.
Арахад вздохнул, положил руку на плечо Алдариону.