Рассветный холодок забрался в пещеру и бесцеремонно полез на брачное ложе. Тинувиэль зашевелилась, ища, где теплее, прижалась к мужу. Тот медленно просыпался.
Не хотелось вставать, решать судьбы Арнора, даже не хотелось видеться с теми, о ком вспоминал двадцать лет. Хотелось оставаться здесь, на этих мягких шкурах, любить эту женщину, упрямую, взбалмошную, невыносимую… ждущую, внезапно страстную… единственную.
– Когда мы с тобой поедем к Элронду, – шептал он ей в самое ухо, обдавая жаром дыхания, – мы будем жить в доме рядом с водопадом. Отец рассказывал, что это замечательный водопад: из-за него не слышно внутри, что происходит снаружи, а снаружи – того, что внутри.
– Так мы поедем к владыке Элронду?
– Конечно. Я обещал тебе. И должен представить ему его новую родственницу.
– Ты лгун! – выдохнула Тинувиэль. – Ты бессовестный, бессердечный лгун!
– Неужели? – вопросил он, потягиваясь всем телом.
– Ты мне о чем говорил двадцать лет?! О пещерах!
– Мы не в пещере? – осведомился он.
– Таургон, не притворяйся, что не понимаешь меня!
– А кому-то пора, – он обнял ее, – переучиваться звать меня Арахадом.
– Вот уж нет! «Арахад» – это Амон-Анвар, история, Аранарт, Элронд, Элендил! А я полюбила живого человека. Его зовут Таургон.
– Хоть через «калма» или через «андо»? – вздохнул он.
– Через «калма», конечно, – она удивилась вопросу. – А как иначе?
– Понятно… Гондор несокрушим.
Вставать? нет? им не дадут побыть вместе. Дни принадлежат Арнору, а им – только ночи.
И всё-таки еще немного… тепло ее тела, гладкость кожи, запах пота бурной страсти…
– Дети, просыпайтесь!
Мама. Милая мама. Уезжал – была строгой. Вернулся – стала ласковой.
Всегда знал, что она ласковая. Только она это прятала.
– А, уже проснулись. Молодцы. Мне жаль вас поднимать, – решительно говорила Миринд, – но скоро здесь будет толпа народу. И лучше, чтобы они увидели вас хотя бы одетыми.
Как не изменился Арахад за эти годы, привычка слушаться маму с первого слова была нерушима.
Увидев, что он собирается вставать, Тинувиэль страшно смутилась.
Миринд, щадя ее чувства, деликатно отвернулась, но заметила:
– Вообще-то я этого красавца голышом видела. И даже не один раз.
Сын натянул штаны, вышел из пещеры. Миринд подняла рубашку невестки, протянула ей:
– Ты привыкнешь, девочка. Здесь многое по-другому, но ты привыкнешь.
Та нырнула в рубашку, всё еще не решаясь покинуть обжитую кровать. Мир за пределами этого спасительного островка страшил ее. Он оказался совсем не таким, как она ожидала, ей нужно было хоть сколько-то времени освоиться.
Миринд ее не торопила. Арахад встал, это главное, он достанется на растерзание ближайшим гостям. А Соловушку пока не надо трогать. У нее всё впереди.
Вошел Таургон. Он думал о том, что надо быстро привести себя в порядок, потому что действительно – скоро толпа. Он думал, но…
…она сидела на постели. Почти такая, как в то утро в харадском шатре. Доверившаяся ему. Домашняя. Неодетая, с неприбранными волосами.
Воспоминание о том отчаянье всколыхнулось, будто оно было вчера. Сегодня. Резануло по сердцу. И то, что всё в прошлом, делало память лишь больнее.
Он уткнулся лицом в колени своей жены и замер. «Моя, – шептал он, – моя».
Миринд смотрела на них и молчала. Она видела в старшем себя, вот только ей пришлось ждать вдвое дольше. И ждала бы вечно, если бы не помощь Раудрес. А потом истово целовала мужа и твердила «Мой! мой!»… кто же знал, что она передаст судьбу Арахаду.
Она не могла сейчас потревожить сына. Ему нужно пережить, что всё кончилось. А Арнор? – Арнор подождет.
Но Арнор ждать не собирался.
– Где этот позор рода Элендила, этот похититель женщин?! – услышали все звонкий голос.
Арахада словно подбросило:
– Сестренка!
Он рванул к выходу из пещеры и буквально столкнулся с высокой стройной женщиной в мужской одежде; волосы ее были заплетены в длинную тугую косу, на поясе оружие. Она никак не ждала контратаки, на миг растерялась, и брат сполна воспользовался тактическим преимуществом: сгреб ее в охапку и закружил с криком:
– Сестренка! Моя маленькая непослушная сестренка!!
Сильмариэнь вопила «Пусти!», Миринд смеялась от счастья, перепуганная Тинувиэль сжималась на кровати.
Наконец брат смилостивился и позволил ей встать на землю.
– Ну, знаешь! – возмущенно сказала она. – Ты в своем Гондоре последний разум растерял!
– Я тоже ужасно рад видеть тебя, Сильмариэнь, – кивнул он. – Сильнор с тобой?
– И Хальбарад тоже.
– Хальбарад?! – Арахад торопливо одевался. – Здесь? Сколько ему?
– Уже десять.
– Десять?!
– Ты бы еще дольше жил в своем Гондоре, успел бы к нему на свадьбу! – дернула плечом Сильмариэнь. И изволила увидеть Соловушку, сжавшуюся совершенно по-птичьи.
– Так ты и есть Тинувиэль? – изрекла арнорская принцесса, строго разглядывая ее.
Та робко кивнула.
– Не пугай ее, Сильмариэнь, – строго сказала Миринд. – Ты хотела пообщаться с братом, вот с ним и общайся. Можете даже поругаться. Я разрешаю.
– А Тинувиэль – добыча мамы! – радостно заявил Арахад, приведший себя в порядок. – Где Хальбарад? Я хочу его видеть!
– Он хочет! Если бы ты действительно хотел… – они вышли из пещеры, кажется, всерьез настроенные воспользоваться разрешением матери.
Сразу стало как-то очень тихо. Можно даже сказать «непривычно тихо», хотя как раз непривычным был шум, неразлучный с Сильмариэнью, как ее коса с головой.
– Ой, – сказала Тинувиэль.
Миринд села рядом с ней:
– Ты привыкнешь, милая. К Сильмариэни не так трудно привыкнуть, хотя поначалу, конечно, она пугает.
Тинувиэли очень хотелось верить, что свекровь окажется права.
– Завтрак уже настоялся, так что как будешь готова, сядем есть. Я не тороплю тебя, и всё-таки собирайся. Пора.
Робея, она шла к пещере свекра. Сильмариэни для первого впечатления ей хватило, а ведь Миринд обещала толпы народа.
Но вместо толп она увидела одного-единственного мальчика. Он сидел на камне, глядел вдаль и заметил Тинувиэль только потому, что она шла с его стороны.
Тогда он встал и красиво поклонился.
– Ты Хальбарад? – осторожно спросила она.
– Да. – С детского лица смотрели не по-детски серьезные глаза. – А ты госпожа Тинувиэль?
Она кивнула.
Стало быть, теперь он ее племянник. Не похож на мать. Совсем. Насколько та шумная, настолько он тихий.
Кажется, если она не задаст ему вопроса, он так и будет сидеть и молчать.
Но идти туда, где эхо вторило голосу Сильмариэни, ей не хотелось. И она спросила первое, что пришло в голову:
– А почему ты не со всеми?
– Матушка рассказывает Арахаду о нас. Это неинтересно.
– А ты чем занят?
– Думаю.
Исчерпывающий ответ.
Тинувиэль представила их дом в Гондоре, отца, рассказывающему кому-то об их жизни, и себя. Тоже бы убежала думать.
Она осторожно улыбнулась мальчику.
– Арахад говорит, когда вы поедете в Ривенделл, я отправлюсь с вами, – сообщил Хальбарад. – Всё сложилось очень удачно, я единственный свободный мужчина у нас в семье, и когда Арахад будет уходить в горы, с тобой должен оставаться родственник. Это буду я.
Прозвучало бы смешно, если бы не было сказано совершенно серьезно. Тинувиэль почувствовала себя под защитой этого «свободного мужчины».
– Я очень рада, – сказала она.
– Вообще-то, – Хальбарад всё-таки разговорился, – в Ривенделл отправляют с пятнадцати. Но для принцев часто делают исключения. Для Арахада его делали.
– А ты принц? – после Маэфора она предпочитала лишний раз уточнить.
– Конечно, – без нотки гордости или обиды на ее вопрос сказал мальчик. – Даже дважды.
– Это как?
– Как внук Арагласа и как будущий глава рода Манвендила.
– Рода… кого? – Тинувиэли показалось, что она ослышалась.
– Манвендила, – терпеливо повторил ее племянник. – У Элроса было три сына и дочь. Сыновей звали…
– Я знаю, как звали сыновей Элроса! Подожди… род Манвендила – вот так, через пять с половиной тысяч лет?
– А почему нет? – не понял «дважды принц». – Род Вардамира сохранился, и род Манвендила сохранился. Он тоже был андунийским. Мои родители – это девятнадцатый брак между ветвями рода Элроса.
У Тинувиэли перехватило дыхание. На камне у пещеры сидел мальчишка с недетскими глазами, и отсюда было ближе до Элроса и Нуменора, чем из Седьмого яруса Минас-Тирита.
– Когда ты родишь Арахаду сына, – сообщил Хальбарад, – я буду с ним дружить. Это традиция. Наследники наших родов всегда дружили.
– Вот вы где. Оба, – недовольно сказала Миринд. – Еда стынет, а они болтают.
– Я рассказывал госпоже Тинувиэли историю нашего рода, – спокойно отвечал мальчик.
– Ну да, – холодно кивнула жена вождя, которую вот сейчас очень хотелось назвать королевой, – это никак не может подождать.
«Как я буду жить среди них?» – думала Тинувиэль, садясь за раскладной стол, поставленный перед пещерой. Обычно Араглас и Миринд ели вдвоем внутри, но сейчас, когда добавилось пятеро, вынесли гостевой. Соловушка было хотела пойти помогать, но Миринд только сказала «Сиди, еще набегаешься», и она не решись возразить свекрови.
Как жить среди них?
Она боялась пещер, торфяных очагов и жизни без слуг, и всё это есть, но вблизи почему-то не пугает. Страшит другое. Даже на Амон-Анвар она не ощущала настолько, что входит в королевскую семью. Прямиком на страницы хроник.
На Амон-Анвар это было видениями и мыслями.
Здесь – во плоти.
«Когда ты родишь Арахаду сына». Когда она его родит, он встанет в один ряд с Элросом, Элендилом, так чтимым здесь Аранартом и всеми остальными. По Таургону этого не заметно (или это она привыкла не замечать, считая его ниже себя?), а вот по Хальбараду…
Тинувиэль думала о древнем Нуменоре, каким показал его им Таургон, и хотелось увидеть этого мальчика там и только там. Не в Минас-Тирите – Гондор недостаточно хорош для него.