Весна.
Ясный, солнечный март. На удивление хорош.
А ключ у тебя никто не отбирает.
Спать, конечно, надо. Иногда. Ну так иногда ты и спишь. Но в этом радостном возбуждении просыпающейся природы тебе хватает двух-трех часов сна. Прочее – в Хранилище, а караулы – на отдых.
Сегодня тебе заступать на службу с восходом.
В зале становится светлее, еще светлее. Пора. Ты гасишь светильники, идешь к выходу. Отпереть дверь и потом запереть снаружи.
Дворцовая площадь.
Застывшая в утреннем холоде, как видение. Как живая легенда.
И сегодня – действительно живая.
Под Древом сидят трое.
На бортике фонтана, как на троне, высится Наместник Барахир. Ты первый раз видишь его так близко. Седая грива и борода, властное лицо. В руках, словно некий скипетр, тяжелая резная трость с головой харадского барса.
Он чуть щурится, но не от солнца, до восхода есть время. Он щурится хитро. Он доволен. Сегодня день его радости.
Рядом с ним сидит Диор. Тоже счастливый. Занят лишь происходящим, не замечает тебя. И хорошо, что не замечает.
А на траве… кто это?
В скромной темной одежде, безбородый, так что кажется юношей, хотя это молодой мужчина. Лицо светлое, ясное – такому доверишься безоглядно и будешь прав. Глядит на Наместника – влюбленный не смотрит на свою девушку с таким восторгом и нежностью.
Счастлив ты, Наместник Барахир, если тебя любят – так.
И счастлив Гондор.
Потому что рядом с Барахиром есть – он.
Не Паука в этот рассветный час позвал с собой Наместник. Денетор наверняка и не знает, что еще до серебряных труб встретились эти трое.
Значит, есть сила против Паука. Значит, дед не так доверяет ему, как сплетничают стражники. Да и откуда, в самом деле, простым горожанам знать о том, что происходит в семье Наместника.
Уйди потихоньку, незамеченный ими. Ты узнал больше, чем положено, и столько, сколько надо.
Скромный темноволосый человек под Белым Древом.
Надежда Гондора.
А назавтра с утра на Минас-Тирит лавиной обрушилось известье: Наместник Барахир отрекся от власти. Отдал жезл сыну.
«Но на самом деле…» – перешептывались гондорцы, и даже не очень-то и понижали голос иные. Стар и слаб, дела правления ему уже не по силам. Уже сколько лет страну держит не он, а Паук. А теперь всё станет совсем плохо. Единственная рука, которая могла его сдержать, ослабела, а Диор… нет, ему не справиться с племянником.
Ты молчал.
Ты не возражал. Ты знал: то, что было под Древом, – такая же священная тайна, что и Амон-Анвар.
Но солнце еще не успело добраться до ваших улиц, а стало не до разговоров.
Вниз помчались гонцы.
Кошмарный день для стражников.
Денгар отправил на улицы всех до единого, никакого свободного времени – только вернувшиеся из ночного караула имеют право поспать. И даже на рынке сегодня вас вдвое меньше обычного.
Расчищать дорогу очередному всаднику, мчащемуся во весь опор.
Вслушиваться в топот копыт сверху.
Отталкивать к стене зазевавшегося хоть прохожего, хоть разносчика, хоть кого.
Убирать детей с улицы! Нашли день для игр! А ты б, госпожа, сегодня вовсе их не выпускала, посмотри, что творится, ведь неровен час – не уследишь… куда лезешь, голова пеленнорская, ботва из ушей, жить надоело?!
То и дело пускаешь в ход копье, прижимая им к стене очередного.
К ночи понимаешь, что обошлось. Никто никого не сшиб. Уфф…
Значит, господин Диор теперь Наместник. Странно думать о нем как о правителе Гондора. Правитель – это что-то далекое, а он – близкий, теплый. Почти родной.
Наверное, теперь у него будет гораздо меньше времени на беседы. Наверняка. Что ж…
…а тот ясноглазый, наверное, секретарь Наместника. Раньше был Барахира, теперь будет Диора.
ОГНИ НА СТЕНАХ
2412 год Третьей эпохи
Утро было ясным, но серебряные трубы не запели. И эта тишина – при звонко светящем солнце, от которого верхние этажи зданий и стена Яруса за ними уже белели нестерпимо ярко, – это молчание Цитадели, невозможное и неправильное, заставляло всех – знатных и нет, богатых и простолюдинов, взрослых, детей и стариков шепотом задавать вопрос «Кто-то умер?»
Немного позже пришел ответ.
Тихим скорбным ударом колокола.
А потом на стенах Минас-Тирита стали разворачивать знамена.
Черные с Белым Древом.
И белые – дома Мардила.
Вот кто умер.
Тихий ручеек шепота: «Ну да, недаром же он отказался от власти. Он же знал… Зазвонили с ура, значит, умер ночью. Наверное, во сне. Хорошая смерть…» – и прочие пересуды, неизбежные, когда уходит правитель. Пусть и отрекшийся.
О смерти Барахира стражники узнали еще до рассвета: примчался гонец от лорда Харданга, Денгар засунул недожеванный завтрак за щеку и рванул наверх, успев сказать своим молодцам: «Смотрите у меня!» – и для убедительности показав крепко сжатый кулак, поясняя тем самым, насколько бдительно надо смотреть.
Таургон отправился выполнять приказ командира.
Очень скоро выяснилось, что смотреть есть на что, еще как! Харчевня Хириль, обычно совершенно пустая в утренние часы, оказалась вдруг полна: столичные и приезжие купцы ринулись в нее, как морской прибой, и принялись что-то бешено обсуждать – шепотом, ибо, во-первых, в городе траур, а во-вторых, нечего тем, кто за соседним столом, слышать, какую цену смог сбить ты; чуть позже на улице стало тесно от телег и даже тачек, перевозящих товар с одного склада на другой. Таургон, делом которого было следить за лоточниками, мрачно смотрел на эту суету.
Лоточники все до одного привезли цветы. Двигаться на внезапно запруженных товарами улицах им было сложно, и Таургон не пытался заставить их сходить с места: некуда, да и слугам купцов проще объехать того, кто стоит, чем движущегося тебе наперерез.
Арнорцу поневоле приходилось слушать перебранки – шепотом, но от того не менее резкие: иным женам купцов цветы казались слишком дорогими, крестьяне убеждали их в справедливой цене.
И эта суета там, где хочется просто молчать, ножом резала по сердцу.
Не надо спрашивать Денгара, чтобы понять, что происходит. Раз приезжие купцы готовы продать всё разом и за бесценок, значит, после полудня рынки будут закрыты. Судя по всему, не только до похорон – дольше. Так, наверное, правильно… а только бы лучше этого не было – ну пусть бы торговали, а не творилось вот это.
Траурный день вдруг превратился в базарный, и ты ничего не можешь поделать с тем, что рынок, презрев все границы, вдруг выплеснулся на улицы, и другие стражники не могут, следят только за тем, чтобы никто голос не повышал, лишь шепотом, споры, торги, возмущение – всё шепотом.
Громко говоришь только ты и твои товарищи: по улице едет очередной конный гонец, надо расчистить ему дорогу. От городских ворот он поскачет во весь опор, а тут – шагом, и то без помощи стражи бы не протиснуться.
В Цитадели, наверное, тоже всё вверх дном.
И он посреди этого безумия, похожего на подготовку праздника, но своим мельтешением способного отравить любую радость. А тут не радость – скорбь. Тут молчать бы в тишине… а ему, наверное, решать, кого из лордов спешно известить, кто приедет на похороны, кто нет… найдутся те, кто снимет это с него? Гондор потерял прежнего Наместника, а он – отца! так неужели он не имеет права на подлинный траур?
«Стар и слаб? Он? Ты недооцениваешь его, Таургон! Впрочем, он обманет и тех, кто гораздо хитрее тебя».
Да, господин мой Диор. И тех, кто хитрее. Кто много хитрее меня…
К полудню как-то само собой стало затихать. Приказ «смотрите у меня!» был выполнен. Оставалось именно что смотреть. Приезжие купцы распродались и теперь неспешно сетовали на убытки из-за траура, товары были перевезены с одних складов на другие, улицы опустели – и теперь совсем: ни играющих детей, ни веселой молодежи.
Слышно, как кто-то поет: негромко и серьезно. Красивый голос, и играет хорошо. Обычно днем пения не услышишь, даже если бы оно и было: шумно же. А сейчас – послушай тишину. И эту песню.
Женщины и мужчины, все в темном, в черном, но одеты красиво и, пожалуй, даже нарядно, идут наверх. И из твоего яруса, и из нижних. И крестьяне с Пеленнора. У всех в руках цветы.
Стоило торговаться из-за них утром? сложно сказать.
И наверное, правильно, что такие нарядные. Ты бы, идя к Наместнику Гондора, как оделся?
Ну, может быть, и была нужна вся та суета…
Вернулся Денгар. Отправил вас привести к нему всех глав семейств. Где глава в отъезде, пусть приходит жена, сын, сами разберутся, кому быть. Но чтобы из каждого дома явились, и немедленно.
Тебе досталась матрона, удостоившая тебя царственным взглядом и изрекшая «Пойдем», ты скромно проследовал за ней на полшага сзади, и она, войдя в караульную, изволила безмолвно возмутиться, что еще не все соседи здесь. Супруга торговца воссела на стул, превратив его в трон, а ты подошел к командиру и тихо сказал: «Отпусти в Цитадель. До завтра. Пожалуйста».
Денгар сверкнул глазами: дескать, сейчас каждый человек на счету! – а потом поймал твой взгляд и только ответил:
– Чтобы с рассветом был.
Что делать и как искать Наместника, ты не знал.
И даже был не очень уверен, что правильно пришел. Это ты решил, что нужен ему, а что скажет он? если скажет.
Если вы встретитесь.
Двери дворца были распахнуты, в них медленно двигались два потока людей – внутрь и наружу. Вряд ли Наместник там. А если и там, тебе к нему не подойти.
Тогда как поступить? Встать посреди дворцовой площади и стоять до темноты, надеясь, что он заметит тебя?
Наверное, глупостью было придти.
Наверняка, глупо вот так стоять.
К нему подошел слуга в белом:
– Наместник сейчас очень занят.
– Я лишь хотел сказать, что сочувствую внезапной кончине его отца. И… я в его распоряжении, если нужен ему.
Слуга ответил полукивком, полупоклоном, ушел и скоро вернулся.