Извиняющаяся улыбка северянина сделала то, чего не достигли бы возмущенные слова: смех затих почти так же быстро, как и возник. Ну да, он взрослый, ну да, сбрил бороду, любой на его месте выглядел так же… и вообще, их приучали, что эмоции следует держать в себе.
Таургон нашел свободное место за столом и начал есть. Живот орал о том, что последний раз его кормили полтора дня назад; и вот поэтому есть надо очень медленно, иначе не наешься толком, иначе смеяться станут уже не над розовым подбородком, а над тобой: обжора.
Пища, кстати, здесь была много проще, чем у Хириль. Ну конечно. Та дорожила постояльцами и старалась изо всех сил, а тут лордят держат в строгости.
– Говорят, ты не умеешь спать на простынях? – услышал Таургон насмешливый голос.
Арнорец не стал поворачивать головы. Велика честь: баловать своим вниманием.
Не получив ответа, неизвестный перешел к тому, что считал более злой шуткой:
– Ты, вероятно, сегодня умылся впервые в жизни? Только не всё отмыть удалось?
Обижаться на мальчишку, у которого голос уже перестал быть ломким, но это не сделало его старше?
– Там, откуда ты родом, мыться совсем не умеют, да?
– Фингон, прекрати! – прозвенел над трапезной голос.
Вот тут Таургона чуть не подбросило.
Нет, он привык за эти годы, что здесь любят имена из древней истории, но – чтобы такое имя и у такого человека!..
В трапезной стало не до еды. Замерли, даже Эдрахил, хотя он явно не собирался вмешиваться.
Все глядели на Фингона и его противника.
Лордёныш оказался довольно взрослым: без малого двадцать. Высокий, плечистый, по лицу видно, что очень знатный. Есть в людях это качество – порода, и неважно, мудрый ты или глупый, она заметна всё равно.
К Фингону быстро шел юноша, которого было еще впору звать мальчиком. Года на четыре моложе, на голову ниже – отчаянный смельчак! – идти против того, кто тебя старше и сильнее. Четыре года в их возрасте – разница серьезная.
…а ведь этот Фингон замолчал. Замолчал от окрика мальчишки.
– Ты позоришь Гондор, насмехаясь над чужеземцем! – отчеканил юноша, глядя на Фингона сверху вниз.
Вот несмотря на разницу в их росте.
Таургон видел, что эти слова были лишними. Мальчик почувствовал свою силу и не смог остановиться. Ему надо было сдержаться, одолев единственной фразой… он слишком молод, он увлекается. И подставляется.
И Фингон не замедлил воспользоваться преимуществом. Он усмехнулся и осведомился:
– А ты не рано начал приказывать, Барагунд?
Барагунд покраснел, но не смутился и ответил, явно подражая тону кого-то из взрослых:
– Возможно, рано. Но в одном я уверен, – он смерил противника взглядом: – ссориться со мной тебе уже поздно.
Это «уже поздно» прозвучало так, что Арахаду стало не по себе. Да и не ему одному.
Фингон молчал. Он услышал то, на что нет и не может быть возражений.
Кто-то из товарищей положил ему руку на плечо, увел к столу и остывшей еде.
Таургон встретился взглядом с Барагундом и благодарно кивнул. Едва заметно, только глазами.
– Ну, давай посмотрим, что вы там на Севере умеете, – не без азарта проговорил командир, берясь за тренировочный меч.
– Где уж нам, пенькам замшелым, уметь что-то… – с тем же блеском в глазах отвечал Таургон.
– Камушкам неповоротливым, – в тон сказал Эдрахил, а дальше им стало не до обмена шутками.
Первую схватку командир проиграл.
Вторую тоже.
Третью выиграл, но только потому, что арнорец открылся совершенно по-дурацки, о чем Эдрахил не преминул сообщить весьма громко и экспрессивно.
Следующую проиграл.
Опять победил и опять потому, что «надо же думать о защите, и почти-победа – это поражение и смерть, будь меч у меня заточен!», а также много других слов. Если первый раз у Эдрахила и были сомнения, то на второй их не осталось: северянин открывается нарочно, делать он этого не умеет, поэтому выходит действительно нелепо.
Гондорец стиснул зубы. Конечно, Таургон прав: побеждать в каждой схватке – ему хуже, чем всем гномий меч показывать, да и авторитет командира совсем уж валять в пыли не следует. Таургон прав, что поддается, но – какого вонючего орка! – неужели он, поднявшийся в сотники из рядовых только благодаря своему мечу, неужели он не сможет хоть раз действительно победить это чудо лесное?!
К полудню оба устали. Сели в тенек, отдохнуть, попить водички.
– А что ты еще умеешь? – спросил командир. Говорить об этой череде схваток не имело смысла.
– Обычное, – пожал плечами Таургон. – Лук, копье, топор, нож если надо.
– Топор?
– Гномья облегченная секира. На дальние переходы ее не возьмешь, а вот если точно знаешь, что орки рядом, а она есть – это удобнее меча. Что, тоже помалкивать?
– Да всё про гномов молчи, – махнул рукой Эдрахил.
– Сегодня я узнал, почему погиб Исилдур… – задумчиво сказал Таургон.
– И почему же? – хмуро осведомился командир.
– Орки прорвали строй. Это ваша смерть.
Эдрахил внимательно смотрел на него.
– Пока вас прикрывают товарищи, – говорил северянин, – вы живая крепость. Вас не взять. Но если выбить одного и прорвать ряды… конец. Вы и один на один деретесь так, чтобы не помешать бойцу ни справа, ни слева. Учат этому с детства, да?
Гондорец кивнул.
Посмотрел на двор, где бились Стражи. По их понятиям, они всё делали безупречно: в реальном бою ни один из них не нарушил бы строя.
Н-да, только вот разным может оказаться этот «реальный бой».
– А у вас как? – спросил он Таургона.
– А у нас правило одно: выжить. Впятером на полсотни орков ходить не доводилось?
– А как ты думаешь? – хмыкнул Эдрахил.
– Откуда мне знать? Нам про ваши войны не известно, хотя новости всё-таки приходят. Значит, всегда строем? и равным числом?
Эдрахил кивнул.
– А нам такое и не снилось. Прибежал днем, по солнышку, кого-то перебил, раздразнил, за тобой помчались, они сонные, солнце их жжет. Кого не перебил до ночи, от тех спрятался. Хорошо спрятался, надежно, они злые, будут искать бешено. Поэтому у нас не тот хороший командир, кто убил больше орков, а тот, кто не потерял ни одного из отряда. У вас, наверное, бегать и прятаться – позор для воина, а у нас – первое искусство. Можешь быть плох с оружием, но если умеешь раздразнить и привести врага под стрелы своих, ты молодец.
– Научишь? – спросил командир.
– Тебя?
Эдрахил задумался. И задал неожиданный вопрос:
– А надолго тебя Наместник к нам?
Таургон пожал плечами:
– Он не говорил.
– Знаешь… меня переучивать поздно. Научи их.
– Слушаюсь, – слово было холодным, но тон северянина теплым.
Эдрахил встал.
– Барагунд! – обычным тоном командира. – С Таургоном!
Тень от Миндоллуина совсем накрыла воинский двор, поединки затихали, юноши вытирали пот, надевали сброшенные черные туники.
Барагунд был совершенно счастлив. И трудно сказать, что у него вызывало больше радости: утренний триумф или дневные бои без единого шанса победить. Юноша совершенно точно знал, что выучится быть таким же стремительным и непредсказуемым, как северянин, он станет лучше! нескоро, но обязательно. Иначе и быть не может.
– Идем ужинать? – сказал Таургон.
– Нет, я сегодня свободен и ужинаю дома, – ответил Барагунд. И добавил, сияя: – Я расскажу отцу о тебе, вот он удивится!
Северянин кивнул.
Барагунд остановился. Удивленно посмотрел на арнорца. Судя по виду юноши, он ожидал совершенно другой реакции.
На что?
Что он такого сказал? Ужинает дома, это понятно для тех, кто живет в Седьмом… отцу расскажет, это еще более очевидно. Любой бы рассказал.
– Ты не знал? – нахмурился юноша, глядя на своего собеседника. И сам нашел ответ: – Ну да, ты же издалека… Я – сын и наследник Денетора.
«Паука?!»
Арахад еле успел прикусить язык.
Этот славный мальчик? ну да, гордый, да, уверенный в себе, возможно, даже чересчур… он – и Паук? скорее ждешь, что сыном Паука окажется Фингон!
Вот теперь на лице Таургона была вся полагающая гамма чувств, от изумления до смятения.
Барагунд улыбнулся и сообщил:
– Он будет рад узнать, что вы, северяне, живы.
* * *
Через несколько дней Эдрахил сказал: «Наместник ждет тебя сегодня вечером».
Ждет – значит, явимся.
Его слова, как и приказы командира, не обсуждаются.
…сколько ты разрушил, господин мой Диор, заставив надеть эту форму? В одном Ярусе живем, через площадь перейти – а теперь дальше друг от друга, чем при первом разговоре. Тот скромный стражник тянулся к тебе, а этот красавец в черном с серебром… думать тошно.
Как нам восстановить разрушенное?
Слуга в белом выглядит не так надменно, как неделю назад. То ли не узнал в новом наряде, то ли из уважения к форме делает вид, что не узнал. То ли ты сам был слишком зол давеча и половину его надменности придумал.
– Хорошо, хорош! – Диор встал навстречу.
Его лицо светилось таким искренним счастьем, что это растапливало любой арнорский лед.
Да и где ты в Арноре прочный лед найдешь?!
– Я рад, что ты доволен, господин мой.
– А ты? Таургон, неужели тебе не доставляет радости то, что ты видишь в зеркале?
– Да уж, – он усмехнулся и провел рукой по гладко выбритому подбородку, – в зеркало я теперь каждый день смотрюсь.
– Подожди… – Диор удивился и чуть нахмурился, – ты что же, так и не видел себя в полный рост?
– Я вижу других и примерно представляю.
– Пойдем.
Вот это был самый необсуждаемый изо всех приказов Наместника Гондора.
– К госпоже Андрет? – снова усмехнулся арнорец.
– Нет, – голос Диора прозвучал неожиданно сухо.
Таургон не стал спрашивать, что он сказал не так. Хочет Наместник, чтобы он посмотрел на себя, – пойдет и посмотрит. Труд невелик, а Диору приятно.
Они прошли через несколько зал во внутренние комнаты. Это была спальня: кровать под узорным пологом, стены обшиты темным деревом… некогда разглядывать обстановку, да и невежливо.