Всё-таки это его отец.
И на чьей стороне тебе быть теперь?!
Впрочем, выбор ясен. В совете ты никто, живая статуя, а в остальном – ты с Барагундом. А Фингон с его отцом пусть катятся… в Лоссарнах. Благо дорога туда такая дальняя!
– Ты устал?
– Нет, господин мой. Просто я уже очень, очень хорошо знаком с Фингоном.
– Понимаю, – сочувственно говорит Диор.
Лорд Анориена. Разумный, спокойный, надежный. Всё так, всё так, отзывается Диор, лорд Норвайн таков. Анориен – не самая богатая из земель, но влечет многих, Норвайну в чем-то труднее, чем Инглору: запроси он помощи, многие сочтут это не трудностями, а жадностью. И он не просит, что бы ни было.
Сказано почти всё. Осталось только главное.
– И наконец..?
– Денетор, – невозмутимо произнес Таургон.
Диор удивленно посмотрел на него, отставил чашку.
– Откуда ты знаешь, что это Денетор? Ты видел его раньше?
– Нет, я только слышал о нем. Но не узнать его невозможно.
Таургон набрался смелости и спросил:
– Мой господин, почему ты не воспротивишься ему?
Диор приподнял бровь:
– А почему я должен противиться?
– Этот человек упивается своим могуществом. Упивается своей властью. Кто правит Гондором – он или ты?!
– Даже если ты и прав, – мягко сказал Наместник, – чем это плохо? Разве он настаивал на принятии решения, которое шло бы вразрез с моим?
– Сегодня нет, а что будет завтра? – нахмурился северянин. – Если он захочет изменить решение совета, ему не понадобится для этого много сил. Разве не так?
Диор не ответил, занявшись новым чаем.
Что ж, молчание иногда красноречивее любых слов.
– Вторая заварка крепче первой, она с непривычки может ударить тебе в голову, поэтому бери, не стесняйся, – он пододвинул Таургону блюдце с фруктами, вываренными в меду до прозрачности янтаря.
Таургон кивком поблагодарил и взял. Напиток был таким крепким, что в голову изнутри словно копьем ударило. Со сладостью, тающей во рту, стало полегче. Но после такого чая он вряд ли уснет сегодня.
Наместник сделал маленький глоток, накрыл чашку узорной крышкой, чтобы не стыло. По крышке летали птицы с длинными шеями и еще более длинными развевающимися хвостами – видимо, эти самые железные фениксы. Или не железные. Железные перья так гнуться по ветру не могут.
– Денетор… – медленно проговорил Диор. – Я знаю его даже не с рождения, раньше.
Таургон последовал его примеру, накрыл чашку и приготовился слушать.
– Я женился довольно рано, – начал Наместник, – и через десять-пятнадцать лет стало окончательно ясно, что детей у нас не будет. Андрет очень страдала, но… что поделать? А Риан к тому времени входила в возраст. И началось… – Диор горько вздохнул. – Одни сватались сами, другие – своих сыновей. Все понимали: сын Риан будет править. Все мечтали о власти, мысленно делили Гондор между родичами и друзьями… подарки отцу, Риан, мне – чтобы повлиял на решение…
Северянин сочувственно кивнул.
– Отец никому не говорил «нет», но год, другой, третий – он не давал согласия. Риан плакала. Быть словно племенной кобылой на торгах… унизительно. Отец обещал ей, что она выйдет замуж только по собственному выбору. А она смотреть на мужчин не могла.
– И как же?
Диор снял узорную крышку, сделал глоток. Таургон тоже.
– Он был скромным лордом из Ламедона. Ты знаешь, где это – Ламедон?
– Эред Нимрайс, к югу от главного хребта.
– Правильно. А владения его называются Лаэгор.
– Горная Лужайка, – чуть усмехнулся северянин.
– Да. Довольно большая лужайка, да и не одна она, но… такой лорд не пара для дочери Наместника. Он это понимал. Знаешь, я за все те годы так и не спросил его ни о причине его приезда, ни как он встретился с Риан… но они встретились и разговорились.
Таургон потянулся за сладким ломтиком.
– Я стал замечать, что Риан повеселела. Сначала обрадовался за нее, потом задумался о причине. Но пока я решал, как бы мне лучше ее спросить, она прибежала ко мне сама – и в восторге стала рассказывать про этого ламедонца, какой он умный, добрый, а главное – как приятно говорить с мужчиной, который совершенно не хочет на тебе жениться!
– Он действительно не хотел?
– Конечно. Он же умный человек.
– Он жив?
– Куда он денется? – улыбнулся Диор. – Живут в своем Лаэгоре.
– Но он, как я понимаю, не сильной нуменорской крови.
– Ничего, на сотню лет жизни ему хватит.
Северянин отпил чаю.
– Так вот, Риан выплеснула мне свое счастье. Я посмотрел, как сияют ее глаза, подумал… и на следующий день пришел к отцу. Дальнейшее тебе понятно.
– Риан любила его, да. А он ее?
– Как тебе сказать… тогда мы думали о Риан, не о нем. Во всяком случае, уговаривать его не пришлось. А потом… он любит ее горячо и заботливо. По их сыну это видно.
– По Денетору?!
– Да. Мало кто умеет любить так глубоко, как Денетор.
Таургон нахмурился. Хотелось спросить: «мы говорим об одном и том же человеке?»
– Хочешь еще чаю?
– У меня пока есть.
– Хорошо. Итак, сразу после свадьбы он увез ее в Ламедон. Так решили мы все. Отец смеялся, что этот брак – самое мудрое политическое решение: столько знатных женихов, и никто не в обиде на другого.
– Да уж.
– Денетор там и родился. И до пяти лет бегал по своим горам на воле. Мы все решили: у мальчика должно быть детство. А когда ему исполнилось пять, отец ему всё рассказал. О том, что судьба династии Мардила зависит от него. И они все приехали в Минас-Тирит.
– Его воспитывал Барахир?
– Как тебе сказать… Мой отец следил за его ростом, но растил его его собственный. В любви и строгости. Горцы, знаешь, ласковы с малышами, но очень суровы к подросткам.
– Он стал подростком, когда ему исполнилось пять?
– В каком-то смысле да, – Диор допил чай. – Еще будешь?
– Нет, благодарю.
– Что ж… с пятнадцати лет отец (я имею в виду – мой отец) стал вводить его в дела, потом «как бы ты поступил», а потом Денетор стал задавать вопросы. Он уже тогда начинал сиять, когда говорил о самых скучных вещах: налогах, пополнении казны, доходах областей… вникал всё глубже. К его годам двадцати Наместник начал всерьез советоваться с ним.
Таургон кивнул.
– Тогда он и заговорил с нами о том, что мы с отцом прекрасно знали: как у нас собираются налоги. Мы же не слепцы, мы нам всё известно… но надавить, поставить закон выше живых людей… ты вот говоришь: Денетор может заставить совет принять любое решение. Это правда. Потому что настоящие решения принимаются не на совете.
Диор потрогал чайник: еще теплый. Налил себе один глоток. Заел медовой сладостью.
– Мы раз за разом собирались втроем. Денетор приносил бумаги: сколько собрано, сколько нужно было собрать, какие траты нужны, на какие есть деньги. Он был молод и яростен. Ты удивлен? Ты решил, что он всегда холоден и молчит? Он и тогда так молчал – при всех. А с нами…
Наместник покачал головой.
– Мы понимали, что он прав. Но отец не решался. И тут оказалось, что Денетор думает не только о казне.
– Он решил жениться.
– Именно. Ему было двадцать три, несерьезно рано… для любого другого. Но ни отец, ни его отец – не возразил никто. Неллас была в восторге (надо было видеть его в те годы! хотя он и сейчас хорош); ее родители, кажется, онемели от изумления. И все мы понимали: он торопится со свадьбой не потому, что его сжигает страсть. Он это делает для династии. Он это делает для моего отца. Наместнику будет очень важно посадить на колени правнука.
– Понимаю.
– Отец оценил. И дал согласие, чтобы Денетор собрал налоги.
– Свадебный подарок, – усмехнулся северянин.
– В каком-то смысле. А его отец… они с Риан уехали сразу же после этой свадьбы.
– Воспитатель больше не нужен.
– Не только в этом дело, – покачал головой Наместник. – Они же оба знали: когда он сделает первый шаг, недовольные попытаются повлиять на него через отца и мать… так подобного не случится. Ну а про первый сбор налогов ты знаешь.
– Н-да.
– Но ты ведь сам собирал налоги, когда был простым стражником. Много слез ты видел?
– Нет.
Таургон отставил недопитый чай.
– Мой господин. Теперь я понимаю, как сильно ты любишь Денетора, но позволь сказать: я верю каждому твоему слову, но ты говоришь о прошлом. О том, каким он был. Но миновали годы. Барагунд уже взрослый. И Денетор изменился.
– Он изменился, – кивнул Диор. – Любой изменится за пятнадцать лет. Но поверь мне: этот человек беззаветно предан Гондору.
– Мой господин. Ты нарушаешь условия нашего уговора. Ты сказал: я должен судить беспристрастно. А ты хочешь изменить мое мнение о Денеторе на хорошее.
– Прости, Таургон, но условие нарушил ты, – улыбнулся Наместник. – Мы договаривались именно о беспристрастном мнении, а ты пришел с предвзятым. Ты знал о Денеторе дурное. Теперь узнал доброе. Пора выполнять наш уговор и смотреть своими глазами.
БЕЛОЕ ДРЕВО
Тот же год
Фингон взахлеб, на всю трапезную, рассказывал о том, как он, стоя давеча в карауле у Древа, не тратил времени впустую, а придумал хитрое письмо, которое… эхо подхватывало его голос, приятели Фингона хохотали и он с ними, не слышать его было сложно, но необходимо, надо было сосредоточиться на чем-то… на вкусе этого мягкого хлеба – только что испекли, и в нем еще тепло рук тех женщин, что трудятся для них, да, это лучше всего – думать о хлебе, об удивительном пшеничном хлебе, какого ты не ел в юности, вдыхать его аромат, перекатывать кусочек во рту, ощущая вкус, прежде чем проглотить… а Фингон? ну что же Фингон? имя с королевского плеча, уверенность в своей силе – с отцовского, чужими обносками красуется, а своего ничего и нет, даже хитрости настоящей нет, потому что подлинный хитрец не кричит на всю трапезную, какой он ловкач. Разве что пожалеть его.
– Можно?
Барагунд. Подсел рядом.
– М?