Денетор веско замолчал.
Стало совсем тихо.
Каждый спрашивал себя: неужели это возможно – выиграть войну, не начав ее? Казалось, даже статуи древних королей размышляют об этом.
– Дерзкий план, – прозвучал голос мага: еще не одобрение, но точно не возражение. – Нужно обладать подлинной отвагой, чтобы рискнуть поразить врага его же оружием.
Денетор учтиво поклонился. Похвала Сарумана Мудрого была бесценной наградой.
– Ты уверен, что остановишь их этим? – взволнованно спросил Наместник.
– Я знаю харадцев, – снова прищурился наследник. – Выгода для них всегда на первом месте.
– Это верно, – медленно кивнул Саруман.
– Ты представляешь, к чему приведет твой план?! – вот теперь самообладание изменило Диору. Но кто бы укорил его за это?
– Нет, – невозмутимо отвечал Денетор. – Я не могу представить то, чего никогда не было. Но я предпочту видеть толпы харадских купцов в Пеларгире и на Пеленноре, а не харадскую армию, переправляющуюся через Харнен. Дай мне согласие, дядя, и я добуду тебе мир.
– Денетор, – медленно проговорил Наместник, – возможно, ты и прав. Возможно, твой план действительно предотвратит войну. Но если ты ошибаешься?
Он взглянул на Сарумана.
Тот произнес:
– Этот план безусловно заслуживает обсуждения.
Диор наклонил голову:
– Именно так мы и поступим. Если наш высокий гость не возражает, сегодня ночью. Тех, чье мнение нам заранее известно, – он очень выразительно посмотрел на Денетора, и тот понял, что речь идет как о всегда возражающих ему, так и о вечно согласных с ним, – их мы звать не будем. И никто из присутствующих здесь, – Наместник повысил голос, и Стражи поняли, что он обращается к ним, – ни слова не скажет о том, что было сейчас и что услышит ночью.
Это был приказ.
– Как ты думаешь, будет война? – спросил Барагунд.
Все Стражи уже выбрались из парадного облачения и были совершенно свободны до ночи. И все не могли думать ни о чем другом, кроме тайны, известной во всем Гондоре семерым, включая мага.
Таургон с Барагундом привычно ушли на Язык. Место, где ты совершенно уверен, что тебя никто не услышит случайно.
– Это я хотел спросить тебя, – отвечал северянин. – Твоему отцу всегда всё удается?
– Ты думаешь, раз я его сын, то я всё про него знаю? – вздохнул юноша.
– Хорошо бы удалось, – проговорил арнорец.
– Ну да, конечно, – с усилием произнес Барагунд, пытаясь заглушить мечту о подвигах мыслями о благополучии страны, – но если не удастся, то я потребую, чтобы меня отпустили в армию.
Таургон ничего не ответил, только посмотрел на него настолько укоризненно, что это заменяло все осуждающие слова.
– Ты не понимаешь! Я наследник, я не имею права оставаться в безопасности, когда…
– Я, – перебил его Арахад, – как раз понимаю! Я сам…
Стоп.
Стоп.
– …был шестнадцатилетним…
Медленнее. Успокаиваешься и его успокаиваешь.
– …у нас шла война, а меня отправили учиться. И знаешь, почему?
Барагунд кивнул, в смысле: расскажи.
– Потому что иначе я был бы мальчишкой на подхвате: стрелы поднести, в близкую разведку сбегать. А так сразу получил отряд, небольшой, но годный в серьезное дело. Вот и думай: кем должен быть наследник в войске?
– Тебе хорошо рассуждать, а война может закончиться, пока я вырасту!
– А может и не начаться.
– Ну да…
– Барагунд, ты подумай вот о чем. Ты наследник, а это значит, что с тебя другой спрос. Быть отважным, умным, хорошим бойцом должен любой знатный юноша. А ты другой. Это значит, ты должен делать то, чего не сделает ни один человек в Гондоре. И уж конечно не делать того, с чем справится любой крестьянский мальчишка, удравший в войско.
– Делать то, чего не сделает ни один человек в Гондоре… – повторил Барагунд. – Таургон, войны не будет. У отца получится!
В залу Совета Эдрахил их снова поставил раньше, чем обычно. Командир решительно предпочитал перестараться, лишь бы не допустить промаха.
Как оказалось, он был совершенно прав.
Вошли Наместник и маг.
Саруман вопросительно и, пожалуй, недовольно посмотрел на Стражей: дескать, стоит ли быть лишним ушам при столь серьезных разговорах?
– Стражи стоят на Совете всегда, – учтиво возразил Диор на непроизнесенное. – Это ведь гвардия Короля, она всегда сопровождала его. А в последние века это знак того, что мы действуем от имени Короля и, если он вернется, готовы дать ему отчет в каждом нашем решении.
Маг всё еще смотрел с сомнением.
– Это сын Денетора и внук Харданга. Таургону и Эдрахилу я доверяю как самому себе.
Очень трудно сохранять бесстрастное лицо под таким пристальным взглядом. Пожалеешь об отсутствии шлема.
Наконец Саруман изволил сменить настороженность на обычное спокойствие.
– Я должен объяснить тебе некоторые вещи, – сказал он Наместнику, усаживаясь в предложенное им кресло и оправляя складки своих одежд. – Я принес вам весть, потому что иначе вас настигла бы беда. Но этим моя помощь вам исчерпана. Я не стану влиять на ваши решения, не буду оценивать их. Можно сказать, я здесь примерно затем же, зачем и Стражи.
– Как бы ты ни поступил, господин мой, – отвечал Диор, – Гондор в бесконечном долгу перед тобой.
Распахнулась дверь, стремительно вошел лорд Фелинд. Похоже, он рассчитывал переговорить с Наместником до начала, думал явиться первым – но вот, не учел, что на столь необычный совет и собираться станут необычно заранее. Диор кивнул ему и, наклонившись к Саруману, стал говорить что-то. Видимо, рассказывал о пришедшем.
Один за другим входили лорды. Харданг – этот поддерживает Денетора еще со времен Барахира, его мнение ясно. Румил – растерян и почти испуган, от страха пришел заранее. Балан – вот от кого на Советах никогда ничего не услышишь… только это ничего не значит, Денетор тоже молчит. А вот и он сам.
Фелинд не смотрит в его сторону. Почему? О чем Фелинд хотел переговорить с Диором заранее?
Норвайн – мрачен. Будет против? не допустит харадцев на Пеленнор?
Арминас тоже растерян. Ну да, правитель Лоссарнаха здесь, в общем, случайно. Раз он сейчас в Минас-Тирите, то нельзя не позвать. Но Лоссарнах здесь, а ни Лебеннина, ни Пеларгира нет. Причина проста и понятна, только Арминасу неловко всё равно. Хотя он-то чем виноват?
– Что ж, – заговорил Диор, – все, кого звали, собрались. Мне нет необходимости напоминать о том, что и сам этот Совет, и всё, что будет здесь сказано, должно остаться между нами. Здесь нет тех, кто будет бездумно твердить «да» или «нет», здесь те, кто способен принимать решения.
– Здесь не все, – холодно заметил Фелинд.
– Если окажется, что мы не можем принять решения без лордов Правобережья, – мягко произнес Диор, – мы отложим Совет до их приезда. Но я полагаю, что мнение Арминаса не слишком отличается от их позиции.
Все понимали нехитрую истину: или приезд Пеларгира и прочих, или тайный Совет. И сейчас лучше второе.
– Прежде всего я еще раз благодарю почтенного Сарумана за его вести, – произнес Наместник, и маг чуть наклонил голову. – А теперь мы должны решить, рискнем ли мы последовать плану Денетора и не допустить войны игрой с пошлинами.
– А о чем здесь говорить? – резко спросил правитель Анориена. – Есть надежда избежать войны! Так действуй! – он обернулся к Денетору. – Зачем вообще собирать этот Совет?!
Норвайн не против? хорошая новость.
– Вот именно, – выдохнул Румил.
– Если со следующего года, – осторожно произнес Арминас, – харадцев станет много больше, чем сейчас, то это, конечно, обернется сложностями… но и у Туора, и у остальных правителей Правобережья есть время и обсудить, и подготовиться. Продумать переправу через Андуин, построить новые паромы…
– …чтобы самим пустить врагов на Пеленнор, – произнес Фелинд.
Балан кивнул, безмолвно и медленно.
– Вы что, дети?! – строго просил Норвайн. – Мечтаете о подвигах?!
– Нет, – отвечал Фелинд, – я не мечтаю о подвигах. Я лишь хочу напомнить Денетору, да и тем, кто уверен, что войну можно выиграть пошлинами, что не всё в мире измеряется в деньгах. Есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги, хотя, несомненно, за пошлины их можно продать.
Денетор молчал, словно речь шла не о нем.
– Я хочу напомнить вам, – продолжал Фелинд, – что Харад поведет войну не ради земель, или сокровищ, или рабов. Харад поведет войну потому, что он верен Врагу и Тьме.
– И верность эта довольно шаткая, раз война до сих пор не начата, – заметил Денетор.
– Разумеется, – парировал Фелинд, – потому что на подлинную верность способны лишь те, кто служит Свету.
Балан снова кивнул.
Румил и Арминас выглядели всё растеряннее: сначала они были согласны с Денетором, теперь согласны с Фелиндом, и что делать, не понятно совершенно.
Хранитель Ключей и лорд Анориена сидели с непроницаемыми лицами, хотя мнение Норвайна слишком просто и разумно, чтобы измениться от пылких речей Фелинда.
Жаль, не видно лица мага.
– Я хочу напомнить вам, – продолжал Фелинд, – что шаг навстречу Тьме есть шаг во Тьму. И первый шаг всегда мал, незаметен и несуществен. Тьма коварна, и Зло прикидывается благом. Да, отчего бы нам не выиграть эту войну тонкой игрой с деньгами и не обрести союзника вместо возможного врага? Но тем самым мы уподобимся Хараду, и мне страшно подумать, куда нас может завести эта дорога.
– Подумать об убитых и искалеченных гондорцах тебе менее страшно? – сурово спросил Норвайн. – Или тебе просто не хочется думать о них?!
– Я думаю о них! – возразил Фелинд. – И я думаю, что лучше пасть, будучи чистым духом, чем жить, медленно сползая во Тьму.
А об искалеченных ты думать всё-таки не хочешь…
– Я не такой образованный, как лорд Фелинд, – хмуро проговорил правитель Лоссарнаха, – но по мне, война – это Тьма, а мир – это Свет.
– Не всегда, – Балан нарушил свой обет молчания. – Войной Ар-Фаразон одолел Саурона, а в мире проиграл ему.