– Таургон, ты лучше моего знаешь: ты не такой, как лорд Дагнир и его воины. У тебя есть особая сила, ты видишь мир иначе. В твоих руках вражий кинжал истлел бы.
Не надо про руки, Барагунд. Пожалуйста.
– Тебе нужно будет уехать в свой Арнор; хорошо, ты уедешь. Но до этого – сколько ты сможешь дать итилиенским бойцам? И каким щитом для Гондора это будет, если… мелкие стычки перестанут быть мелкими?
Он всё-таки еще очень молод. Неопытность сказывается.
– Барагунд, ты ошибаешься. Я не могу поехать на сколько-то лет в Итилиен, а потом вернуться в Арнор.
Таургон пошел вперед, сын Денетора рядом.
Они дошли до самого края Языка, до парапета. Северянин встал, опираясь на белый мрамор; гондорец внимательно смотрел ему в лицо.
– Ты еще мечтаешь о боях, а я начал воевать в семнадцать. Где-то сражался мой отец, вести о нем приходили нечасто и всегда запоздало. Брата и сестры у меня тогда еще не было. Я знал, что если я погибну и погибнет отец – наш род… ну, не исчезнет совсем, есть младшие ветви, но всё равно – гибель старшей… Это я сейчас так рассуждаю. А тогда не думал ни о чем, кроме войны. Словно умер. А мертвый не боится погибнуть. Мертвый думает только о том, как перехитрить и перебить врагов. Потом… когда пришло время разговаривать, рассуждать о чувствах и прочее, потом опытные бойцы сказали мне, что всё правильно, что так и надо. Что только так и побеждают.
Барагунд слушал его, закусив губу.
– Так вот. Ты сказал всё правильно про Итилиен. И про то, что там надо. А теперь скажу я.
Арахад повернулся к юноше:
– Чтобы поехать с тобой в Итилиен, мне сначала понадобится написать отцу. Простое и короткое письмо. Всего несколько слов: «Я. Никогда. Не вернусь. В Арнор». После этого я смогу ехать.
Барагунд резко выдохнул, опустив голову.
– Иначе, – продолжал Таургон, – я в каждом моем решении, в каждом моем совете буду думать не о том, как победить, а о том, как уцелеть. Уцелеть и победить. Или – просто уцелеть. Теперь понимаешь?
Юноша медленно кивнул.
– А то, что ты говоришь о Свете и силе духа, о том, что этим надо делиться с итилиенскими воинами, учить их этому, – Таургон улыбнулся, – ты прав. Так учи.
Барагунд менее всего ожидал подобного.
– Что ты на меня смотришь? Ради чего ты пять лет провел у Древа? От факела зажигают факел и несут свет дальше. Я сделал свое дело. Поезжай в Итилиен и делай свое.
Сын Денетора сжал губы. На его лице явственно сменялись чувства: от почти детского «я? но я же не умею» к осознанию «я должен, и я смогу» и размышлению «как именно я буду это делать».
– Спасибо! – пылко сказал он.
Таургон кивнул:
– Я всегда рад помочь тебе советом.
И тут с радостным воплем «Барагунд!!» в них влетело черноголовое лохматое нечто.
Барагунд подхватил это на руки и несколько раз подбросил в воздух – под оглушительный счастливый визг.
– Братишка! Ну-ка, встань, покажи, как ты вырос!
Шальное безобразие, оказавшееся младшим сыном Денетора, на миг обрело человеческий облик, замерло, являя миру, что почти доросло Барагунду до груди, но уже в следующее мгновение запрыгало вокруг брата с воплем «Пойдем в воинский двор, ты обещал!»
– Боромир, – строго сказал старший брат, – ты хоть поздоровался бы с Таургоном. Он мудрый книжник и мой большой друг.
– Ну, – скривилось прыгучее сокровище, – книжник – это неинтересно!
Барагунд сжал губы: кажется, младший брат неисправим. Остается надеяться, что мудрый Таургон поймет: есть характеры, с которыми не справиться никаким наставникам.
Таургон не ответил. Он молча улыбнулся, посмотрел на мальчика, и тот, насупившись, сказал:
– Нет, ну что хорошего: сиди, книжку читай. Надо быть воином…
– Воину тоже нужно читать книги, – со всё той же улыбкой ответил Таургон.
Барагунд понял, что ему сейчас лучше помолчать.
Не нужно извиняться перед другом за младшего брата, Таургон не обиделся, а главное – он готов говорить с Боромиром. И это очень здорово: вдруг арнорцу удастся повлиять на это стихийное бедствие?
– Зачем? – отмахнулся мальчик. – Воин должен уметь драться!
– Бывают случаи, когда всего умения драться не хватит, – очень серьезно ответил северянин.
– Это как? – мальчишка был изумлен.
Барагунд тоже внимательно слушал.
– Когда война – это армия на армию, то да. А если твой отряд один – в лесу, в болоте, и есть раненые, и надо пробиваться к своим?
У Боромира от этих слов засветились глаза: это же воплощенная мечта! Но под пристальным взглядом Таургона пришлось вспомнить о предмете разговора, и мальчик уже не возражал, но спросил:
– И чем тогда помогут книги?
– Они спасут тебя от отчаянья. А оно страшнее орочьей стрелы – и как раз под нее и подведет.
– Это как?
– Чем больше ты прочел, тем больше понимаешь: то, что случилось с тобой, сотни и тысячи раз было с другими. Тех, кто выжил, называют великими героями, о них пишут книги. Те, кто погиб, – безвестны.
Таургон помолчал, глядя в серые глаза мальчика, и пояснил:
– Ты учишь историю, ты знаешь о них. Но «знать» и «понимать» – вещи разные. Любой человек знает, как стрелять из лука. Но только те, к кому приходит понимание, становятся лучниками. А оно приходит от многолетних упражнений. Так и с историей: если ты знаешь, чем Берен отличается от Беора, – что ж, ты образованный человек, это хорошо, но и только. А если ты читаешь много и разное – только тогда герои прошлых веков станут частью твоей жизни и опорой в жестокий час.
Боромир молчал и слушал.
Барагунд внимательно смотрел на него и думал, что северянину, кажется, удалось совершить чудо: он усадит младшего брата читать. И если это произойдет, наставники Боромира руки Таургону лобызать будут.
– Таургон – это один из лучших воинов, кого я знаю, – сказал старший.
– Потому, что много читал? – на полном серьезе спросил мальчишка.
– И поэтому тоже, – кивнул арнорец. – Но вот что я хочу сказать тебе, мой маленький друг. Ты мечтаешь о битвах, но в Гондоре мир. Вряд ли на твою долю выпадут сражения. Те, которые с оружием.
Боромир погрустнел. Словно подарок отобрали.
– Но тебя наверняка ждут другие битвы. Ты сын правителя, твоя жизнь не будет легкой. И боль, отчаянье, отсутствие опоры – это то, что ждет тебя наверняка. И вот тут понимание истории тебя спасет вернее, чем на болоте от орочьей стрелы.
– Да ну, – сказал расстроенный Боромир, – я же не наследник.
– Ну и что? – с легкостью парировал Таургон. – Разве Элрос был наследником? Разве он мог предположить, какая высокая судьба его ждет? Нет, он был просто мальчишкой-сиротой из разоренного города. Да, сиротой, – он сказал с нажимом в ответ на возражение, которое Боромир еще не успел произнести. – Это мы учили историю и знаем, что его родители были живы, а он знал лишь, что отец уплыл и не вернулся, а мать бросилась в море. И он с братом – в доме врага. Как он смог найти силы это пережить? Как он смог принять, что Маглор не враг им? Ему было столько, сколько тебе.
Всё, что испытывал сейчас Боромир к Элросу, – это жгучую зависть.
– Потом они с братом вырастают, – Таургон невольно увлекся, – и приходит Война Гнева. А это не просто сражения с Ангбандом. Это война, когда рушится земля. Огромные территории, одна за другой, уходят под воду. Надо биться с орками, волколаками, барлогами... а еще надо биться с собой, со своей любовью к Гаваням, к Сириону, надо биться с людьми и эльфами, живущими на обреченных землях, биться не оружием, разумеется, а словом, убеждением, надо уводить их на восток, объяснять, что земля обречена, что никакие дамбы не остановят наступающее море… а там, где случилась катастрофа и волны хлынули, там надо спасать тех, кого всё-таки можно спасти.
– Ты думаешь, это делал Элрос? – спросил Барагунд.
– Уверен, – кивнул Таургон. – Он стал Королем не из-за родословной, а потому, что за ним шли, его слушались. Он спасал людей от стихии, он вел их на Врага. За полвека Войны Гнева он из юноши вырос не только в воина и командира, но и в правителя.
– Ух… – сказал Боромир. – А еще?
Еще так еще… Арахад, когда жил в Ривенделле, зачитывался именно этим, белериандским периодом жизни Элроса: когда в твоей стране война и всё висит на волоске, тебе неинтересен блеск Нуменора. Когда в любой день может придти известие, что теперь вождь дунаданов – ты, ты поневоле станешь примерять на себя судьбу великого предка, который стал вождем примерно в том же возрасте. Арахад зачитывался, но еще больше – заслушивался. Владыка Элронд понимал терзания юноши и охотно ему рассказывал.
– Таургон! – рявкнул Эдрахил, выводя всех троих в сегодняшний день. – Я должен напоминать Твоему Высочеству, что ты сегодня в карауле?!
– Это я виноват! – ринулся Боромир защищать новообретенного друга, давая ему быстрей стрелы умчаться за шлемом.
– Мальчик, – сурово ответил Эдрахил, будто и не знал, кто перед ним, – если ты надеешься когда-нибудь служить в моем отряде, то запомни: гвардейца имеет право задержать ровно один человек в Гондоре: Наместник. Если его задержал любой другой – это не оправдание. И опоздавший в караул ответит.
– Ты не накажешь его, – нахмурился Барагунд.
Эдрахил посмотрел на него, прищурясь:
– Это дело гвардии, а не армии.
Но, прочтя на лице пеленнорского сотника готовность решать дело через Наместника, если командир Стражей будет действительно безжалостен, Эдрахил смилостивился:
– Сегодня он не опоздал. Только это не ваша заслуга. Вот и думайте, когда и о чем с ним разговаривать.
На следующий день Барагунд сказал другу, что Денетор сегодня вечером ждет Таургона на ужин.
* * *
Таургон впервые за семь лет поднимался в башню Наместников вот так, открыто. Это было отчасти неловко, отчасти весело. Как в молодости, пока еще сражались с орками, и он вел свой небольшой отряд, точно зная, что враг впереди, но пока не поняв, где именно. Тогда он был моложе, чем Барагунд сейчас, и еще не умел бояться.