«– Валараха, гнев Валар, настигнет тебя! – воскликнул Орнендил. – Поистине, имя тебе улкатаро, ложный король!
И дыша гневом, подобно урулоке, огненному дракону Моргота, отвечал ему Кастамир… »
– А? – встрепенулся от чтения юноша.
– Я помешал, извини.
– Нет, господин мой…
Мальчишка сияющими глазами смотрел на высящегося над ним Стража Цитадели, на герб, выложенный серебром у него на груди, смотрел так, словно с небес спустился орел Манвэ, не меньше. И удостоил чести обратиться к нему, простому мальчику из провинции.
Таургон улыбнулся, взглядом повторяя свое извинение.
Приятно, когда на тебя смотрят как на посланца Валар, и всё-таки не стоит позволять мальчику этого.
Тот осмелился чуть улыбнуться в ответ.
– Раз я отвлек, то пройдемся, поговорим? Таким, как мы, следует держаться вместе.
– «Мы», мой господин?
– Мы, приезжие. Ведь ты издалека?
Его звали Митдиром, и у его отца небольшие владения в Лоссарнахе. Замок, оливковые рощи, виноградники… Дома остались мать и сестра. А он – да, он приехал учиться. Нет, не один, конечно, не один. С отцом. Отец… нет, ему некогда ходить в Хранилище, у него дела в столице. Очень занят.
А он мечтает выучить квэнья. Учителя пока нет… но будет. Только позже. А слова учить можно и сейчас, господин Серион так добр и подбирает ему книги, где много квэнийских слов.
– И ты рассчитываешь выучить корни по «Гибели Орнендила»?
– Разве это невозможно, мой господин?
– Просто Таургон. Возможно… но без учителя тебе будет сложно. Вот, к примеру, как ты понимаешь слово «улкатаро»?
– «Ложный король», Кастамир не имел прав на престол, – отвечал мальчик.
– А там тоньше. «Улка» – еще и «дурной, злой». Орнендил хочет сказать, что у Кастамира и прав нет, и как король он плох.
– Ты знаешь квэнья, мой господин?!
Да не смотри ты на меня, как Туор на Ульмо!
– Таургон. Меня зовут Таургон.
– …Таургон.
– Да, – отвечал арнорец. – Знаю.
– А ты… – лицо мальчика засияло надеждой, но.
Но взгляд снова упал на тунику Стража, на тяжелый меч на поясе нового знакомца, на руки, явно привычные не только к перу.
– …нет, ты не сможешь, – со вздохом сам себе ответил Митдир.
Таургон задумался над невысказанной просьбой.
Учить – дело слишком серьезное. А у него – «Сын Звезды», и это не считая обязанностей Стража.
Да и сказал же Митдир, что у него позже будет учитель.
– Да, учить тебя мне действительно некогда. Что-то подсказать, объяснить – другое дело. Спрашивай, не стесняйся.
Общение с Митдиром оказалось Таургону едва ли не нужнее, чем его юному другу. Мальчик из Лоссарнаха был полон такой же жадной радости, как и сын Денетора. Что ни рассказывай ему, он будет слушать взахлеб и с восторгом.
Рассказывать им, конечно, придется разное, от квэнийских корней Боромир уснет крепким здоровым сном… но вот слушают они одинаково.
А главное – они оба отвлекают тебя от мыслей о том, когда же дойдут до тебя тексты из Ривенделла.
…в полдень караул сменился, Таургон освободился от раскаленного шлема и спасительного подшлемника, забежал в трапезную – есть не хотелось, а вот эля он выпил первую кружку одним глотком, вторую медленнее, сунул в поясной кошель крупное яблоко – не столько еда, сколько питье в природной фляге, и поспешил в Хранилище.
Тинувиэль, услышав шаги, подняла голову и холодно ему кивнула, после чего занялась переписыванием подчеркнуто озабоченно. Таургон в очередной раз подумал, что не понимает и никогда, наверное, не научится понимать женщин: попытайся он с ней сейчас хотя бы поздороваться словами, она сведет это к ссоре, но – сидит и старательно переписывает для него. Не то, чтобы совсем «для него», конечно, – для Арнора, но…
А Митдира не было.
– В саду, – ответил Серион на вопросительный взгляд арнорца.
Вот и отлично.
Один еще не занят, второй уже прервался, они поговорят, и никто никому не помешает. А Тинувиэль пусть сердится, если ей так нравится. Хочется верить, что не ошибется при переписывании.
В саду никого не было.
Таургон на всякий случай обошел сад еще раз. Все до единой скамейки были пусты.
Непонятно.
Митдир ушел гулять по Седьмому ярусу? Не похоже на него. И он передал бы Сериону, что его не надо ждать…
Мелькнула очень странная мысль: мальчишка здесь, но прячется.
Зачем ему прятаться? Игры ради? Шутка в духе Боромира, не Митдира!
И всё-таки… будь я на его месте и захоти я спрятаться здесь… я бы…
Кусты барбариса, конечно, непроницаемы – но у стены растут неплотно…
Арнорец прошелся по дальним дорожкам, заглядывая под стену колючей зелени. И скоро обнаружил того, кто очень, очень хотел спрятаться.
Протиснуться между стеной Хранилища и зеленой изгородью не составило труда для следопыта. Тем паче, что многие ветки были здесь обломаны: Митдир пробирался в свой тайник не раз и не два.
Еще интереснее.
Вот уж от кого, а от этого мальчика секретов не ожидал.
У него какая-то беда: поникшие плечи, опущенная голова. Торопливые движения: хочет побыстрее закончить с тем делом, которое заставляет его прятаться.
– Митдир!
Обернулся. На лице – ужас, словно назгула увидел. Что-то спешно спрятал за спину.
– Т-таургон? К-как ты нашел меня?
– Ты что делаешь?
– Ни… ничего.
– Ничего. – Северянин откликнулся эхом, давая понять всю абсурдность этого ответа.
– Я… ты…
И вдруг мальчишка залился слезами. Совершенно детскими беспомощными слезами.
– Что случилось?!
Таургон схватил его за плечи, сжал, так что тот невольно опустил спрятанную за спиной руку.
В руке был зажат кусок хлеба.
Дешевого серого хлеба, который пекут в нижних Ярусах, и четверть буханки стоит самую мелкую из серебряных монет.
Плач Митдира перешел в безысходные рыдания.
Таургон понимал пока только одно: мальчику плохо, его надо утешить. Крепко прижал к себе, дал выплакаться.
Тот успокоился неожиданно быстро. Спросил с удивлением:
– Ты не будешь меня презирать?
– Валар великие, за что?!
– За это… – Митдир показал на хлеб в руке.
Лоссоф поймет кхандца лучше, чем эти двое друг друга сейчас.
– Так, – сказал Таургон. – У тебя никто не умер, в твоей семье не случилось никого горя. Ты рыдаешь потому, что я застал тебя с куском хлеба. Я прав?
– Да… – растерянно отвечал Митдир.
– Ты считаешь это едой простолюдинов и поэтому стыдишься. Так?
– Да… – ответил мальчик совсем тихо.
Таургон посмотрел ему в глаза:
– Знаешь, сколько мне было, когда я впервые откусил хлеб? Настоящий, не желудевый и не ячменный?
– Сколько? – прошептал Митдир.
– Двадцать три.
Тишина.
В саду же никого не было? Рыданий Митдира не услышали?
– Так что ешь и не стесняйся. Во всяком случае, не меня.
Мальчик осторожно выдохнул и принялся за свой злосчастный обед.
Арахад вспоминал Ривенделл. Тогда их, мальчишек, кормили настолько просто, насколько эльф способен приготовить. Получалось всё равно сказочно вкусно, потому что дай эльфу ячмень, воду и несколько трав для аромата, он сделает чудо, достойное королевского пира…
Но – никакого хлеба. Владыка Элронд понимал: маленькие дунаданы и так на взводе. Хлеб для них больше, чем лакомство. Хлеб – символ спокойной жизни. Пока бушует война – нельзя.
Митдир доел.
– Пойдем посидим, – сказал северянин. – Расскажешь, что у вас стряслось.
Митдир ответил умоляющим взглядом: не надо!
– Выбирай, – Таургон был безжалостен, – или расскажешь сейчас мне, или иди в Хранилище и отвечай господину Сериону на все вопросы о твоих красных глазах.
– А ты… ты расскажешь, почему ты не ел хлеб?
– Расскажу.
Условия обмена представились юному гондорцу равноценными. Друзья выбрались из-за кустов, сели на мраморную скамью.
И Митдир стал рассказывать.
Голос его иногда срывался в плач, Таургон успокаивающе клал свою руку поверх его и думал, что сегодня в Хранилище им не вернуться, глаза у мальчика всё равно останутся покрасневшими, Сериону и прочим лучше не видеть…
…дворяне приезжали в столицу или к родным, или к знакомым. У отца Митдира родных тут не было, а знакомые… лет десять назад, когда лорд Берен устраивал большой праздник в своем замке… понятно. Одно дело – поболтать с провинциальным дворянином, ища средство от скуки, и другое дело – открыть двери своего дома.
Отец Митдира верил, что им есть где остановиться в Минас-Тирите.
А жизнь оказалась иной.
– Мы сначала остановились в Четвертом ярусе, – говорил Митдир, – но там очень дорого, мы перебрались в Третий.
– В Четвертом?! У Хириль?!
– Я не помню, как звали хозяйку…
Но другого постоялого двора в Четвертом нет. Конечно, со стражника, живущего у нее годами, Хириль брала много меньше, чем с заезжих купцов, но то ли у нее совсем другие цены для дворян, то ли (вот в это совсем не хотелось верить!) свободных денег у столичного стражника куда больше, чем у дворянина из глуши. То ли всё вместе.
– А потом?
А потом Амлах – так звали отца – продолжал искать дворянина, что пустит их к себе. Перебрал мало-мальски знакомых. Пробовал постучаться к незнакомым. И везде получал отказ.
– И тогда отец сказал: нас никто не примет, а жить в Третьем ярусе нам не по средствам. Перебираемся в Первый.
– В Первый?! Вы живете в Первом ярусе? Среди мастеровых?!
Митдир робко кивнул, очень боясь, что Таургон всё-таки отшатнется с брезгливым выражением на лице.
Но северянин проговорил:
– Как же тебя любит твой отец, что решился на это!
– Да, – просиял Митдир. И продолжил рассказ: – Он сказал: откажем себе во всем, без чего можем обойтись. Главное, чтобы я мог учиться.
– И как же вы живете?
– Ну… комнатка у нас совсем маленькая, но отдельная. Хозяева сказали, что им такая честь – дворяне! поэтому они с нас возьмут как за место в большой, где с дюжину