Ему надо выпить, – подумал Таургон, сказал Митдиру «я сейчас», сбежал вниз.
– Мой господин… – низко склонился перед ним хозяин.
– Скажи отнести господину Амлаху вина, – велел гвардеец. – За мой счет. Правда… у меня нет с собой денег, но я или принесу завтра, или передам. Меня зовут Таургон.
– Та-ур-гон? – медленно произнес трактирщик. Почтительность сменилась чувством несравнимо более живым, хотя и не менее восторженным. – Господин мой, прости, но – не тот ли ты Таургон, что пять лет подряд брал приз лучников на соревнованиях стражи?
– Он самый.
– Господин мой! Ты! – взревел он от счастья. – Я был тогда, я видел, как ты сбил стрелой монету! И ты здесь! У меня!!
Арнорец улыбнулся… он не был готов к такому повороту.
– Ты же не откажешься выпить со мной, господин мой?!
Да уж, теперь самому выпить нелишне.
– Конечно нет, но тогда я позову господина Амлаха.
– Его? – изумился трактирщик. – Он не станет пить со мной, господин мой.
– Я же стану.
– Ты другое дело, – живой легенде было простительно не понимать таких простых вещей, – ты из наших, ты поднялся! Тебя взяли в гвардию, чтобы все призы не забирал, да? А он дворянин.
Иногда.
Этот.
Прекрасный.
Белый Город.
Хочется.
Разнести.
По камушку!
– Хорошо, – ответил Таургон как можно доброжелательнее. – Пусть отнесут господину Амлаху, а мы выпьем с тобой. Только недолго: его ждут в Седьмом ярусе, нам надо идти.
Амлах шел медленно: счастье оказалось ему не по силам. Он искоса посматривал на Таургона, словно боялся, что тот растает как призрак, и они останутся один на один с сегодняшней бедностью и завтрашней неизвестностью.
Арахад молчал. Он понимал, что надо подбодрить, надо говорить, шутить… язык не шевелился.
Амлах, несчастный даже в удаче, своим видом отсекал всякую возможность помощи.
В сознание арнорца вползала оч-чень нехорошая мысль: если бы Амлах постучался к тебе и попросил бы помочь, ты бы отказал ему. Ты не захотел бы впускать в свой дом эту безнадежность.
Ты такой же. Такой же, как те, кто закрыл перед ним двери. Не хуже, но и не лучше.
Ты готов помочь не беде, а человеку. Помочь Митдиру – радостно, потому что сам Митдир сияет, как рассветное солнце. А Амлах – как ноябрьская ночь; закрыться и спрятаться от такого.
Ладно. Их беды уже позади; с ним переговорит Диор, и всё будет хорошо.
Диор…
Он любит играть в «неизвестного господина». Ты, Митдир, он про отца Денетора рассказывал… сколько вас еще было? он привык быть в тени и находит удовольствие в этом. А потом выходит на свет – и любуется зрелищем. Что ж, он делает добрые дела, и простим ему эту игру… но – в этот раз?
Амлах – не ты. Что с ним будет, когда он узнает, что они пришли к Наместнику? Ты хочешь увидеть его изумление, господин мой Диор, а я боюсь, не станет ли ему плохо.
Сказать? Не сказать?
Ты ничего не обещал Диору…
Обещал.
Не словами. Поступком. Ты не назвал его в Хранилище – неужели это было всего лишь сегодня днем?! Но ты не раскрыл его тайны Митдиру и тем пообещал довести эту игру до конца.
Амлах всё поймет. Страж Цитадели может быть гонцом только одного человека в Гондоре. А если это непонятно, то – слуги в белом.
А если… если отец Митдира слишком потрясен, чтобы сообразить всё это, то прости мне, господин мой Диор, но я подскажу ему.
С Митдиром можно было бы доиграть до конца.
С Амлахом – нет.
Седьмой ярус. Башня Наместников.
Смотрит вопросительно.
Кивнуть в ответ.
И не удивлен.
Ну да. В кого бы Митдиру быть таким умницей? даже если отец не умеет добиваться своего, а сына этому искусству и учить не надо…
– Мой господин… – Амлах склонился так низко, что, хотя он и не назвал Наместника по имени, было ясно: он знает, перед кем стоит.
Диор вопросительно взглянул на Таургона поверх спины приведенного: ты ему рассказал? Северянин ответил движением глаз: нет, он сам.
– Такие люди, как твой сын, нужны Гондору, – мягко произнес Наместник. – Так что не благодари меня. Я всего лишь исполняю свой долг.
– Мой господин… – эхом откликнулся тот.
А что ему еще сказать, если велено «не благодари»?
– Жилье вам приготовлено. Не роскошное, но, – Диор улыбнулся, – всё-таки не Первый ярус. Вы не будете ни в чем нуждаться. Твой сын сможет выучить квэнья.
– Это не будет… Это будет… – Амлах не знал, как спросить, не оскорбив вопросом. Но не задать его он не мог.
– Это будет за счет казны, – очень мягко произнес Наместник.
– Господин мой!
– Ты будешь жить с сыном, – продолжал правитель Гондора, – до его пятнадцати лет. За это время мы определим его судьбу.
– Благодарю тебя!
– Я уже сказал, – терпеливо повторил Диор, – я делаю это ради Гондора. Я уверен: Митдир оправдает и превзойдет наши ожидания.
– Мой господин…
– Это всё. Ты можешь идти. Таургон, останься.
Амлах поклонился, сложив на груди руки, и собрался выйти, но его остановил вопрос северянина:
– Господин Амлах, тебе не нужна помощь? Ты дойдешь один?
Тот замер.
Вот теперь в его сознании всё сложилось. Происходящее перестало быть невозможным.
Этот человек – кто бы он ни был! – просто пренебрег словами Наместника, и для него это не дерзость, а обычное дело, и Наместник не возражает.
И не ему, простому дворянину из Лоссарнаха, спрашивать, кто же такой этот Таургон.
Амлах не успел ответить, как раздался тихий и долгий голос металла: Наместник ударил в небольшой гонг, стоявший рядом с ним.
Вошел слуга в белом.
– Господину Амлаху нужен провожатый, – велел Наместник.
Слуга понятливо кивнул, вышел.
Амлах отступил на два шага, поклонился – так, чтобы поклон предназначался обоим, и тоже скрылся.
Тихо закрылась тяжелая дверь.
Диор встал.
– Я очень недоволен тобой, Таургон. Я страшно недоволен тобой.
По лицу Наместника было видно, что он очень, страшно счастлив, если позволительно так сказать.
Таургон молча опустил голову: виноват.
– Почему через Эдрахила? Почему не сам? – укоризненно произнес Диор.
– Я испугался, мой господин.
– Чего? Моего отказа?
– Я не знаю. Я до сих пор слишком плохо понимаю Гондор.
– Пойдем пить чай, – это был тон ласкового укора, и он означал: «Что мне делать с тобой, чудом лесным? Только одно: принять как есть».
Таургон улыбнулся: виновато и благодарно.
Они вошли в кабинет, Диор поставил чайник на жаровню.
– В этом году Харад привез кое-что новое: ко всем «Фениксам» добавился «Яшмовый», – Диор достал многоцветную коробочку. – Понюхай. Ночью после совета такое пить не станешь, а вот сейчас, когда трудный день позади…
– Волшебный аромат.
– Тебе понравится. К нему не нужны сладости, но, если ты хочешь…
– Не надо.
Чайник едва зашумел, Диор снял его, залил заварку.
– Таургон, я хочу, чтобы ты понял: я рад, – он выделил это слово, – исполнить твою просьбу. Тебе не нужно бояться. И, конечно, это не должно касаться Эдрахила. Доверяй себе, как я доверяю тебе. Будь смелее, уже пора.
– Тогда, господин мой, я попрошу прямо сейчас.
– И? – Диор наклонил голову, улыбаясь.
– Ты сказал, что, когда Митдиру исполнится пятнадцать, ты решишь его судьбу. Ты же возьмешь его в Первый отряд, правда? И мы с ним сможем жить вместе.
Диор откинулся на высокую спинку кресла, сложил на груди руки.
– Таургон. Это не одна просьба. А две. И вторая, – он произнес наставительно, но глаза его улыбались, – гораздо, гораздо сложнее первой.
– Мой господин?
– Прежде всего, удели внимание «Фениксу». Он этого достоин.
Таургон отпил, вслушался в аромат:
– Это чудесно.
– Да, – Диор пил маленькими глотками, но, как ни растягивал, чашка закончилась.
Заварил следующую.
И заговорил серьезно:
– Таургон, позволь мне объяснить тебе некоторые вещи. Чтобы ты лучше понимал Гондор; пора. В Первом отряде может служить любой знатный человек, которого Наместник сочтет достойным этого, ограничений здесь нет. Иногда даже незнатный – как мой отец взял Эдрахила. Сложности начинаются позже.
Он сцепил пальцы.
– Ты, возможно, знаешь, что Денетор настаивал: никакого приема юношей в тот год, когда служил Барагунд. Он очень боялся, что многие, пытаясь создать политические союзы, испортят мальчика.
– Я был единственным, кто был принят тогда?
– Именно так. Потом, как ты знаешь лучше моего, Денетор бояться перестал, а я с чистым сердцем принял в Стражи всех, чьи отцы осаждали меня целый год.
Таургон вертел в пальцах пустую чашку. Он не задавал вопроса, при чем здесь Митдир. Дойдет и до него.
– У нас слишком серьезный разговор для такого чая, но я не хотел бы, чтобы он перестаивал, – Диор взялся за чайничек.
– Да, конечно.
Таургон честно попытался думать о вкусе этого Феникса, но вместо этого… или – поэтому? спросил:
– Но ты же выполнишь мою просьбу, господин мой?
– Если вы мне поможете, – ответил Диор и на какое-то время замолчал, смакуя чай.
Заварил третью.
– Сложность в том, – продолжал Наместник, – что этот мальчик чуть старше Боромира. А сейчас, если ты заметил, Первый отряд редеет, ближайшие годы будет еще хуже: все хотят, чтобы их сын служил вместе с младшим сыном Денетора. Число Стражей не ограничено, Митдир пойдет служить в свои пятнадцать. Но вот где ему жить тогда… Седьмой ярус будет переполнен очень, очень знатной молодежью.
– Господин мой, я могу перебраться в комнату попроще, мне это несложно!
– Таургон. – Диор вдруг посмотрел на него так спокойно и строго, что всякая возможность возражений исчезла вмиг. – Ты будешь жить там, где живешь. Я не изменяю своих решений.
– Прости, мой господин.
– Итак. Пусть твой мальчик… или, вернее, его отец распишут мне всю их родословную. Включая женские линии женских линий. Думаю, ему это будет проще сделать здесь: Хранилище рядом. Пусть ищет и не боится попросить о помощи. Не знаю, сколько времени ему понадобится, но больше года дать не могу.