– Неужели все так серьезно?! Ради кровати в комнате с красивым видом из окна?!
– Скажи мне, Таургон, – Диор заговорил в своей обычной мягкой манере, – кто в ссоре с Денетором?
Страж пожал плечами:
– Эгалмот, Салгант, Борлас… Фелинд до сих пор с ним не разговаривает…
– Еще?
– Я не знаю лордов, которые не в совете.
– А кроме?
Над ответом не пришлось долго думать:
– На него злы командиры всех отрядов стражи… наверное, всех городов в Гондоре, все купцы… и половина страны, не меньше.
– Примерно так, – удовлетворенно кивнул Диор. – А кто в ссоре со мной?
– Я никого не знаю, мой господин.
Диор очень мягко улыбнулся.
Таургон опустил голову:
– Прости, господин мой. Я все понял. Это действительно очень важная кровать.
– Передай отцу своего друга, – со всё той же улыбкой произнес Наместник, – что успех будет зависеть только от его усердия. Пусть потрудится для сына. И я с радостью выполню твою просьбу.
– Спасибо.
– И выполни мою: думай, наконец, об этом чае, а не о делах. Яшмовый Феникс стоит этого.
«СЫН ЗВЕЗДЫ»
Тот же год
И этот день настал.
Таургон получил ларец с сокровищами, коих прежде не ведал Гондор.
В лежавшем сверху письме без подписи говорилось:
«Я рад прислать нечто большее, чем сведения о жизни Тар-Миниатура. Для меня подлинное счастье – что Гондор хочет узнать, каким человеком был Элрос».
Ты жадно пробегал глазами эти тексты: вот памятные с юности повествования о Войне Гнева, о людях, которых надо было уводить на восток, спасая от гибнущей земли, вот рассказы о боях, вот… ты не читал этого сорок лет назад, но знаешь! он рассказывал тебе в Ривенделле, а сейчас он это записал, это его почерк, это может быть написано только его рукой, хотя он и пишет о себе в третьем лице, да и вообще избегает своего имени, ставя везде, где возможно, «братья» или «сыновья Эарендила».
Дальше… орлы, разговор Элроса с Торондором. Тот же почерк. Спасибо, владыка!
Эонвэ оглашает волю Валар. Рассказывает о Дарованной Земле. Элрос готовит народ к переселению, убеждает сомневающихся… именно тут он уже правитель. И – тот же почерк.
Таургон открыл ларец в доме арнорцев в Четвертом ярусе, он сделал это из простого желания как можно скорее увидеть то, чего ждал почти два года. Но сейчас он понял, что поступил совершенно правильно. Такой ларец нельзя открывать при гондорцах. Лучше всего с этими пергаментами работать по ночам в Хранилище. Оставляя на столе пару гондорских хроник для виду.
А потом, когда книга будет завершена, отправить этот ларец в Арнор. Пусть отец снимает копии. Гондору хватит изложенного в «Сыне Звезды» – он, Таургон, перескажет эти тексты так близко, как сможет.
Но при всей любви к Гондору, Хранилищу и старому Сериону написанное рукой Элронда он им не отдаст.
Как-то Митдир попросил его помочь с квэнья: наставник задал для перевода сложный текст, и юноша был не уверен в нескольких местах.
Что ж, почему бы и не помочь?
Они пошли к нему домой. В смысле, в те покои, которые им с отцом выделили.
Господин Амлах ушел из Хранилища, как обычно, чуть раньше сына. Он вообще старался быть незаметным, а если его и видят, то не рядом с Митдиром. Пусть с его мальчиком идет красавец-Страж, человек, которому Наместник позволяет выражать несогласие при посторонних. Пусть. А на бедного дворянина из Лоссарнаха никто не обратит внимания.
Митдир и Таургон пересекли площадь, прошли мимо дома для важных гостей, дома Стражей, еще какого-то, вошли и поднялись по лестнице на второй этаж.
– Это вот тут вы живете? – нахмурился Таургон.
После каморки на чердаке трактира это жилище было роскошными покоями – и даже получше того, как жил сам северянин: две комнаты, одна спальня и кабинет, другая столовая и гостиная, очень невысокие потолки (Таургону хотелось пригнуться, хотя он понимал, что тут почти на локоть выше его головы). Да, две комнаты на двоих – это не пятеро гвардейцев в одной, хоть их сейчас и живет трое. Но у тебя потолки в два собственных роста и огромное окно, а тут…
Окна выходили на юг. Это означало, что солнца в этой комнате нет никогда: через узкую улочку (едва разъехаться двум лошадям, если бы их пускали в Цитадель) стоял другой дом. Солнечным лучам нет шанса проникнуть сюда.
Но хуже того – это был второй этаж. Каменный колодец улицы подхватывал любой звук. А зная, еще со времен службы стражником, что слуги лордов Цитадели встают задолго до рассвета, чтобы с восходом уже быть на рынке Четвертого яруса… можно себе представить, какой шум тут стоит по утрам. Каждый день просыпайся до восхода, хочешь – не хочешь.
Станет Митдир Стражем – сможет спать подольше, если в караул не с рассвета. Такая вот изнеженная жизнь у гвардейца. Хотя… нет, не сможет. Привычку вставать со слугами из него теперь никакой гвардейской жизнью не выбить, ему же в радость всё это. После Первого-то яруса…
– А где твой меч? – спросил Таургон.
– Меч? – переспросил юноша растерянно.
– То есть его нет?! Митдир, как ты собираешься служить в Страже, если не умеешь сражаться?
Амлах сжался в углу, ожидая, что гнев молодого лорда сейчас обрушится на него. Это ведь он виноват, не подумал… сам едва умел в юности, мальчика немного учили дома, а как уехали в столицу… И что теперь?!
– Яс-сно, – ответил Таургон на молчание обоих. – Меч и прочее я постараюсь тебе выпросить; если не выйдет – купим. Деньги найдутся, если нужно. Основы я покажу. Тренироваться будешь каждый день.
– Где?
– Здесь, – решительно сказал северянин.
– Но здесь нет места…
– Здесь его полно, – Таургон обнажил клинок и медленно выписал им несколько замысловатых восьмерок вокруг себя: на месте, с разворотом, с шагом. Амлах смотрел с восхищением, Митдир – с ужасом: он понял, что не отвертеться.
– Вот так, – он убрал Наугрил в ножны. – Эту цепочку выучишь и будешь делать каждый день. Здесь не размахаться, и оно к лучшему: научишься чувствовать противника. У тебя им будут стол, потолок и прочее. Что? Что ты на меня так смотришь? Ты должен благодарить, а не выглядеть самым несчастным человеком в Гондоре.
– Просто… – Митдир выглядел сейчас беспомощнее собственного отца, – я хочу быть книжником, а не воином. Действовать пером, а не мечом.
– Запомни вот что, – строго сказал Арахад, – ты только тогда сможешь говорить о выборе, когда станешь и тем, и другим. А до того ты просто неумёха, делающий то, что тебе проще.
Митдир опустил голову. Было больно услышать такое.
– Я завтра переговорю с Эдрахилом. Думаю, в оружейной пылится без дела меч, который будет тебе по руке. А теперь давай свой квэнья; что там за сложное место?
Это уже списки того, что составлено из нуменорских документов. В юности ты читал это едва ли внимательнее, чем Боромир вникает в то, что велят учителя. А сейчас понимаешь: Веантур и Алдарион (тогда еще не Тар-) привозили Элронду копии (а может и подлинники!) писем брата.
Как разнится описание Арменелоса в «Сыне Звезды» и хрониках Ривенделла! Что видел автор «Сына Звезды», гондорец, живший полторы тысячи лет назад? – Осгилиат. Этот город, тогда отнюдь не руины, а блистательную столицу, возведенную зодчими, спасшимися из Нуменора. Конечно, для него Арменелос – тот же Осгилиат, только больше и прекраснее. Вот он и пишет… хорошо пишет, с любовью…
А на самом деле древнейший дворец Арменелоса не слепил белизной мрамора, и свет не лился через огромные окна. Он, хоть и был возведен из камня (строили на века и тысячелетия вперед), но – облицован деревом. Из дерева строили эльфы – то, что они возводили для жизни, не для войны. Для войны – камень.
А Ривенделл весь из дерева.
Оба брата на всю жизнь полюбили деревянные здания.
Каким был древнейший дворец в Арменелосе? Легко ответить. Ему, Арахаду сыну Арагласа, – легко.
Опиши главный чертог Ривенделла – и окажешься ближе всех к истине.
В теплых узорах дерева от светлой сосны до темной вишни.
Колонны – как сгрудившиеся молодые березки. Узкие окна – как просветы в лесу. Стрельчатые очертания – как силуэты елей.
И эльфы, приплывавшие им помочь, не могли подсказать других линий, кроме веками любимых.
На сколько столетий хватило этой, древнейшей отделки? Каким мрамором и золотой смальтой она была сменена при совсем других королях? когда Арменелос стал действительно похож на Осгилиат.
Ты не хочешь об этом думать.
Ты смотришь в древнейшие дни, когда дух еще ясен, помыслы еще светлы, а спокойная гордость еще не сменилась болезненно распухающей гордыней.
Народ, медленно обживающий Дарованную Землю. Первые браки. Первые дети. И среди прочих – она.
Лаэрет.
Да, ее предки были халадинами. Но ее родители – уже нет. Уже нуменорцы.
Она росла на его глазах. Превращалась из девочки в девушку. И была совсем юной – двадцать с небольшим! – когда они поженились.
– Тинувиэль. Я давно хотел поговорить с тобой об очень важных вещах.
– Это же не ошибка в хронике?! – она смотрит напряженно.
– Нет. Нет.
– Напугал…
– Тинувиэль. Тебе тридцать два. И если ты по-прежнему не хочешь ехать со мной в пещеры, тебе надо искать мужа. Я благодарен тебе за помощь в работе, но…
– Мужа?! – она взвивается разъяренной кошкой. – И ты о том же?! Мало мне выслушивать это от отца, я должна и от тебя?!
– Тинувиэль, прости, но годы идут, и ты не становишься моложе…
– Ты такой же, как он! Вот от тебя я этого не ожидала! С чего вы решили, что я вообще должна выходить замуж?
– Но…
– Что – «но»?! Быть счастливой от того, что нашелся человек, готовый смотреть на меня как на говорящую самку, которая устроит ему теплое логово, будет рожать детей и ублажать его на подстилке?!
– Перестань!
– Что я должна перестать?! Что здесь неправда?! Этой судьбы мне желает отец, что с него взять, он никогда меня не понимал. Но ты! Ты!