Таургон понял.
– Элрос дождался, – сказал сын Арагласа. – Судьба ответила ему Тар-Амандилом. Не спорю, век ожидания – долгий срок, но потом он был вознагражден.
– Ну да, – довольно холодно ответил Денетор и изволил заметить кушанье на тарелке.
В «Сыне Звезды» он был готов читать и перечитывать рассказ о последних двух веках жизни Элроса. И именно это побудило его взяться за собственный труд. Для безымянного автора не было сомнений, что Король, пережив жену и друзей, нес бремя своего одиночества со спокойным достоинством, подавая пример невозмутимой стойкости… читателям. То, что у Элроса могут появиться новые друзья, сменив бесконечно дорогих, но ушедших в свой час, – нет, этого автор и помыслить не мог.
А между тем, когда не осталось в живых Сурендура, у Короля появился Нолвион. Элрос никогда не замыкался в одиночестве, его сердце было отзывчивым – и находило отклик.
И до сих пор нет ни слова о главном друге.
Но ведь точно помнишь, что читал! Именно читал, не по рассказам владыки Элронда знаешь!
А, вот оно где, оказывается. Как раз письмо к Сурендуру. Неужели это – единственное упоминание о дружбе длиной почти во всю жизнь?
Работа близится к концу. О смерти Короля тебе сказать нечего: лучше, чем автор «Сына Звезды», ты не напишешь.
Перебелить текст и отдать Боромиру. Он заждался.
Мальчик бросил все свои занятия и прочел книгу за один день.
Всю.
Он ждал чуда – и получил его.
Даже два.
Две биографии Тар-Миниатура, совершенно разные, но изложенные с одинаковой любовью.
Боромиру было безразлично, что правда и что вымысел, что было и чего не было. В каком-то смысле для него правдой было всё: всё, что написано искренне, всё, что заставляет сердце колотиться восторгом, или сочувствием, или чем еще.
Таургон обещал ему книгу, которая станет верным другом на всю жизнь, и сдержал слово.
Но даже самый верный друг не всегда будет рядом.
Арнорец попросил у Боромира позволения взять книгу на несколько дней, чтобы показать Наместнику.
То, что у него просят позволения как у взрослого, а не ставят перед фактом, подействовало на Боромира невероятно. Он разрешил – и всё время, что Диор читал этот труд, ходил ошалевшим от гордости.
Потом ему вернули его сокровище, он проглотил еще раз – теперь уже за несколько дней, а затем позволил Наместнику отправить бесценную рукопись в скрипторий.
Они с Диором пили чай. Наместник назвал сорт, но Таургон не запомнил. Какая-то «Ящерица». Или это год Ящерицы? Неважно.
– Ты не поставил подпись в конце своей части, – говорил Диор, смакуя вкус. – Я велел это исправить. «Таургон из Арнора» тебя устроит?
– Мой господин! Если автор лучшей из книг об Элросе предпочел остаться безымянным, то уж конечно я не заслужил право на подпись. Что я сделал? Пересказал хроники. Нет, – он поставил чашку на стол, – моего имени быть не должно.
– Таургон, – Диор мягко улыбнулся… пожалуй, следует сказать: «оч-чень мягко», – пока еще я правлю этой страной, и мне решать, что должно быть и что – нет. В том числе и в мелочах. Мы обсуждаем только твое имя в подписи, а не ее саму.
– Пиши, как считаешь нужным, господин мой.
– Договорились.
Диор поставил настаиваться новую заварку.
– Но вот что меня удивило в твоем труде, – он снова улыбнулся. – Ты жаловался на неполноту гондорских хроник, говорил, что встречаешь рассказы о том, что сыновей Эарендила воспитывал Маглор вместе с Маэдросом, ругался, что еще немного – и прочтешь, что Маэдрос учил их играть на арфе…
Таургон кивнул. Он в свое время умолчал о том, что история о Маглоре, обучающем близнецов музыке, ничуть не ближе к истине, чем ляпа про однорукого Маэдроса. Но он знал это от самого владыки Элронда, в текстах этого нет, так что он и в своей части об этом не написал.
– Итак, – продолжал Диор, – гондорские хроники или неполны, или пестрят ошибками. Но позволь мне тогда спросить тебя, на чем же ты основывался? Если ты мне пятнадцать лет рассказываешь о том, что у вас не сохранилось книг?
Он с самым обыденным видом стал разливать чай.
– Мой господин, – Таургон был готов к этому вопросу, – я ни разу не говорил, что книг нет вовсе. Как ты помнишь, я говорил, что отец годами переписывал их еще до моего отъезда.
– И у вас так великолепно сохранена история Элроса? – Диор пригубил. – Через две гибели государства, потерю столицы и прочее? А у нас есть в лучшем случае красивая сказка для Боромира, в худшем – уроки арфы у Маэдроса?
– Перед Второй Ангмарской многое успели спрятать, мой господин. К ней готовились, в схронах были не только припасы.
– Понимаю, – кивнул Диор. – Пей, пей, стынет.
«Поверил», – отлегло от сердца у Арахада.
– Вот это место у тебя, – Наместник придвинул еще несшитые листы манускрипта. – «Существует единственное свидетельство, что дружбу с Торондором Элрос пронес через всю жизнь. В одном из писем к Сурендуру он сообщает: «Хочу поделиться с тобой радостью: мой крылатый друг принес мне весть от отца». Судя о этому письму, общение с Торондором не было событием, в отличие от обмена новостями с Эарендилом. Поскольку известно, что на башне королевского дворца в Арменелосе жили орлы, можно предположить, что туда прилетал и Торондор (или же она была основным местом его обитания)».
– Да, и что?
Диор прищурился:
– Так у вас в схронах сохранилось письмо Элроса?
– Нет, конечно, но…
Диор накрыл его руку своей:
– Не трудись лгать, Таургон.
Арнорец опустил голову.
– Ты не умеешь лгать, мой мальчик, – вот теперь тон Диора был действительно мягким, без вкрадчивости. – Прими мой совет: не лги никогда. Говори только правду. Но решай, сколько правды прозвучит. Надеюсь, ты понимаешь меня.
Понять было просто. Принять – сложнее.
– Я не стану тебя спрашивать, у каких эльфов ты прочел это письмо Тар-Миниатура…
– Я не читал его. Только пересказ.
– Пусть так, – кивнул Наместник. – Храни свои тайны, Таургон. Но помни: правда – это стена из камня. Ложь – стена из соломы. Подумай, что надежнее защитит твои секреты от посторонних глаз.
ЦВЕТОК ДЕНЕТОРА
2425 год Третьей эпохи
Это был день присяги новых Стражей.
Нет, не так. Это был День.
День, к которому готовились заранее, за много месяцев приезжали, сначала уговаривали Наместника, потом счастливчики возвращались со своими сыновьями (а также женами, дочерьми и прочей семьей – но кто замечал в этот день кого-то, кроме виновников торжества?!).
За все одиннадцать лет службы Таургона не было ничего похожего на этот великолепный праздник.
Присяга всегда проходила просто, по-будничному. И по одному, редко по двое-трое. Родные когда приходили, когда нет.
Но не сегодня, когда радостное возбуждение охватило всю Цитадель, в тронном зале народ стоит стеной, и родственники будущих Стражей пользуются привилегией стоять в первом ряду этой знатной-перезнатной толпы.
А караулу совсем хорошо. Не только всё видно, но и стой на просторе. Никто в затылок не дышит.
Хотя свои сложности тоже есть. Нельзя улыбаться. Эдрахил, жестокий, велел бы нам ради такого торжественного дня шлемы надеть! Кто бы под ними что разглядел… нет, стоим с открытыми лицами, надо из себя статуи изображать.
А как не улыбаться?!
Идет.
Он не улыбается, он просто сияет. Легкий, радостный – как луч весеннего солнца, как голос серебряных труб на ясном восходе.
Давай, Боромир. Сегодня твой день.
Склоняется перед двоюродным дедом. Протягивает ему меч. По залу звонко разносятся слова:
– По велению Наместника обещаю я… в дни мира и в дни войны, в горе и в счастии, в жизни и в смерти… Так говорю я, Боромир сын Денетора, родом из Минас-Тирита.
Караулу нельзя улыбаться. Нельзя. Нель.Зя. Хотя кто сейчас посмотрит на караул?
А вот на Денетора посмотреть стоит. Редко видишь это холодное лицо счастливым.
И Барагунд здесь. Примчался из своего Итилиена. Еще бы он не примчался.
Тишина. Звонкая, юная тишина.
Получает от Диора меч.
Ответные слова.
Ну вот, главное свершилось, теперь остальные. Те, что, как факелы от зажженного, засияют от света, которым лучится сын Денетора.
Незнакомый лордёнок. Столичный. Повезло ему, что такой долговязый, а то никакой тебе присяги в один день с младшим из сыновей наследника. Чтобы стоять у Белого Древа, надо вырасти. И не в каком-то там высоком смысле, а в самом прямом.
Следующий. Сын Борласа. Вот от кого стоит держаться подальше, если получится.
Митдир. Видишь, всё сбылось. И служить вместе, и жить вместе. Мы молодцы.
Не улыбаться. Да что же это! Не улыбаться.
Незнакомый. Столица закончилась, пошли провинции.
А, сосед. Посмотрим, чего ты стоишь без своего отца, которым так гордишься.
Надо же, какой серьезный. И взрослый, не меньше двадцати пяти. Что, его отец не успел с Барагундом, так нарочно ждал до Боромира? Похоже. Дальновидный отец, ничего не скажешь.
Так, стоп. Здесь не совет, и я не обязан давать Наместнику отчет о том, что видел.
Еще идет. Еще. У нас что, отряд вдвое больше станет?! Стоять будем восьмерками вместо четверок?
…иначе эти лордята меня зарежут во сне. Придется перебраться жить в Хранилище, для безопасности. Двери там прочные и запираются изнутри.
Не улыбаться!
Как вырос Боромир! Кажется, только был мальчишкой, которому скучно историю учить… вырос – и не в росте дело. Глаза другие стали.
Лети, юный сокол. Сверкай.
Торжества отшумели, Стражи вернулись к обычным будням.
Впрочем, их число действительно сильно возросло, так что свободного времени прибавилось. Боромир напомнил Таургону о давнем обещании научить приемам боя северян, и следующим же утром они поспешили в воинский двор.
День был жаркий для апреля, они разделись по пояс, и всё равно пот лил с них. Им освободили довольно много места, так что они самозабвенно гоняли друг друга, про хитрые приемы было забыто, просто мерялись силой и ловкостью… и Боромир сполна оценил, как далеко ему еще до Таургона.