– Не всё сразу, – ободрил северянин. – Ты же пока растешь.
Он взял холстину вытереть лицо и тело… и тут обнаружил, что в углу двора, в тени, стоит Денетор. И давно стоит, похоже.
Таургон кивнул Боромиру. Они подошли к наследнику.
Поклонились. Тот кивнул и спросил северянина:
– Ну как?
– В атаке хорош, – отвечал Таургон, – защита слабовата. Увлекается.
– Но я же могу рассчитывать на тебя?
Арахад пожал плечами: зачем говорить об очевидном? Тем более, свободного времени сейчас так много.
– Не стану вас отвлекать. Продолжайте.
Они ушли продолжать.
А Денетор продолжил смотреть.
Движениями их молодых мускулистых тел, блестящих на солнце, стоило полюбоваться. А у северянина, оказывается, старые шрамы – два то ли от меча, то ли чего-то вроде. И несколько мелких. Боромир, наверное, завидует.
Этот танец воинской силы был прекрасен, но, чем дольше Денетор смотрел, тем больше ему что-то не нравилось. Было что-то неправильное. Что-то опасное… нет, не опасное, но… то, чего не должно быть.
Да, у Таургона шрамы – и что? Сражался на своем Севере. Да, не рассказывал об этом, но и не скрывал. Одиннадцать лет назад он так же, вот ровно так же гонял Барагунда – и ничего, никакой беды старшему от этого не было.
Пора перестать подозревать его неизвестно в чем только потому, что он молчит о своем прошлом. Одиннадцать лет – достаточный срок, чтобы убедиться, что…
Одиннадцать.
Лицо Денетора окаменело.
Наследник стоял в тени, бойцы вокруг были заняты только схватками, и в его сторону никто и на миг не взглядывал – и всё же многолетняя привычка скрывать свои чувства, когда узнаёшь нечто дурное, уже действовала помимо воли.
Сколько лет этому человеку?!
Тогда он выглядел где-то на тридцать, прошло одиннадцать… что же, мы с ним почти ровесники?! Может быть… вот только Таургон по-прежнему выглядит на лет тридцать пять самое большее. Если смотреть в глаза. А если на тело – тридцати не дашь.
Годы идут мимо него.
Потомок Исилдура.
Как долго он это скрывал.
Он не стареет, а мы об этом не задумываемся.
Потомок Исилдура в Минас-Тирите.
Что ему нужно?!
Только не трон.
За все эти годы он не сделал ни единой попытки приблизиться к нему… не считая, разумеется, места в карауле.
Тогда что он здесь делает?
Спокойно, спокойно. Что бы ни делал, он этим занят второй десяток лет. И ничего не произошло. Значит, и не произойдет.
Но как же сильна у них кровь! Сколько ему? Пятьдесят? Возьми любого из потомков Анариона и поставь рядом с ним. Сам встань… да уж.
Как они смогли?! Четыреста лет мы считали их погибшими, а они вот какие. Как?!
Схватки во дворе утихали: дело шло к полудню, и многим надо было заступать в караулы. Боромир с Таургоном тоже прекратили свою.
Северянин прислонился к стене, холодной от тени, прикрыл глаза, отдыхая. Денетор всматривался в его лицо, ища черты сходства со своим, дядиным, сыновними… не было или было немного. А вот на статуи из Тронного зала он был сейчас очень похож.
«Всё или ничего».
Пять лет назад ты сам сказал это о нем. И не понял собственных слов.
Денетор подошел к северянину.
Тот почувствовал, открыл глаза.
Гондорец указал взглядом на его шрамы:
– Орки?
Таургон кивнул. Почувствовал, что и отец, и сын ожидают от него хоть какого-то, но рассказа, и сумрачно проговорил:
– Мне тоже семнадцать было, когда учеба закончилась. Учеба у нас, – он посмотрел на Денетора, – была на войне. Но это ты в чужом отряде. А тут я повел свой. Дед погиб еще до моего рождения, отец лез в самое пекло… в общем, взрослеть надо было быстро.
«Проговариваешься, – подумал Денетор. – Вот сейчас ты проговариваешься, что сын правителя».
– Но ведь обошлось? – спросил он.
– Да, – кивнул Таургон. – Спустя четыре года отец со товарищи уничтожили вожаков орков, прочих… кого мы перебили, кто разбежался. С той поры мне нечем заняться. Вот книги и читаю.
«И мысли тоже. На досуге».
– Вы сегодня после заката свободны?
– Да, – в один голос ответили оба Стража.
– Тогда приходи ко мне ужинать.
Таургон благодарно улыбнулся, потом сказал:
– Господин мой Денетор, позволь одну просьбу.
– Да?
– Пришли за мной слугу, как и раньше.
Денетор вопросительно приподнял бровь: почему это вдруг стало важно для тебя?
– У меня трое новых соседей, – словно извиняясь, произнес Таургон, – и двое из них… скажем так, очень гордятся своими отцами.
– Больше, чем ты своим? – осведомился наследник.
– Меньше, – улыбнулся северянин. – Но они об этом не знают. А мне не хотелось бы им объяснять. Приход твоего слуги будет понятнее.
– Так, может, я забегу? – подал голос Боромир.
Денетор медленно покачал головой.
Итак, дядя – знает. Знает по меньшей мере одиннадцать лет. Или дольше.
Взял якобы безродного северянина именно в тот отряд, в котором ему и следует быть по происхождению.
Знает, тратит бешеные деньги на книги для него и тщательно скрывает всё это.
Ладно. Учтем.
Еще в юности Денетор понял, что все вопросы в мире делятся для него на три неравные группы.
В первую входили те, что он должен решить.
Вторую составляли решенные.
Третью, самую большую, – те, что его не касались.
И разумеется, в каждой группе были свои разделения.
Решаемые вопросы были разными – от учебы в детстве до благополучия страны и счастья семьи сейчас; были постоянные, конечные по времени и те, что надо было разрешить к сроку; колеса событий вертелись, хорошо отлаженный механизм не давал сбоев, и если бы наследника спросили, нашелся ли в этой системе вопрос о его собственном счастье, то Денетор сказал бы, что счастье – это когда всё делается, причем своевременно.
Решенные тоже были разными. Были те, что забывались сразу после, но большинство становилось основой для новых дел, и чем выше была гора сделанного, тем проще было решать новые вопросы, хотя с годами их число росло, росло, росло.
Вопросы, его не касавшиеся, делились на две уже совсем неравные части. Тысячи и тысячи тех, что обсуждали на застольях после третьего кубка, попросту не стоили его внимания. Тратить на них свое время было ниже достоинства Денетора. Уж лучше говорить о вкусе вина, чем обсуждать ерунду.
Но были и другие. То, что он не мог решить. Был не в силах. Главный из этих вопросов стоял на левом берегу Андуина. Минас-Моргул. И требовалась изрядная сила духа, чтобы признать: ты ничего не можешь исправить, так что не думай об этом. Думай только о тех вещах, изменить которые в твоей власти. Например, отправить Барагунда в Итилиен, чтобы быть уверенным в благополучии тамошних жителей, несмотря на страшное соседство.
«Говори только о том, что ты можешь сделать сам», – это правило он взял себе еще в юности. Того же он требовал от окружающих. К тем, кто или рассуждал о недоступном, или пускался в фантазии, что было бы, если бы… к ним Денетор быстро терял всякий интерес. А это значит – никаких новых поручений. Свежая нить паутины протянется мимо такого человека.
Денетор сам любил сравнивать себя с пауком, но об этом знали лишь единицы. Приезжая к родителям, давно уехавшим от шума столицы в глубину горных долин Ламедона, он часто говорил, указывая на паутину, сверкающую каплями росы или отягченную жемчугами дождя: «Сколько поэтов готовы воспевать эту красоту! Найдут прекрасные слова, утонченные сравнения, нежную музыку. Но заметить паука, который прежде должен соткать прочную сеть, – нет, подобное ниже их вдохновения».
Да, для Денетора все вопросы делились на три типа.
Первые были его паутиной, вторые – деревом, на котором паук ее ткет, третьи – лесом вокруг.
И очень, очень редко бывало так, что по этому лесу проносился ураган.
Вопросы совершенно иного рода.
Такие, что Денетор не знал, может ли их разрешить. А главное – должен ли он за них браться?
Вопросы, которые могли изменить всё.
Он пришел к себе в кабинет.
Оба секретаря поклонились.
– Господин мой, письмо из Анфаласа.
Разумеется, они прочитывали всю его почту, если письмо не имело пометки «в собственные руки».
– Что? – произнес Денетор, садясь за стол.
– Лорд Беор пишет о граде, побившем виноградники.
Неурожай винограда на западном побережье означает…
…зачем он здесь?
Всё кажется простым и ясным, Таургон ничего не сделал и ничего не сделает, а родословную свою всё равно не расскажет, да и неважна она.
И надо заниматься делами. Что там с Анфаласом?
…а если бы я был на его месте, что бы я искал в Минас-Тирите? Не воцарение, тогда что?
Здесь есть только одна вещь, представляющая ценность для Арнора.
Подождет Анфалас.
Денетор резко встал.
– Вы оба свободны до завтра.
Секретари поклонились, сложив руки на груди, и вышли.
Оставшись в одиночестве, наследник подошел к стене, надавил один из камней. Открылся тайник. Денетор стал вынимать шкатулки с документами. В самой глубине, безо всякого ларца, лежал ключ от сокровищницы. Наследник убрал его в поясной кошель, поставил шкатулки на место, закрыл тайник и стремительно вышел.
Вниз и вниз, к двери, которую отпирают так редко.
Ее тоже охраняют Стражи Цитадели, кому же еще. Вот забавно будет, если он увидит там Таургона.
Нет, там стояли другие.
Как часто Таургон спускался сюда с дядей? Дядю спрашивать не стоит. Таургон не ответит.
Нет, если бы это бывало не то что часто, но хотя бы иногда – об этом бы говорили.
Не ходит проведать их реликвию?
Денетор зажег несколько масляных светильников, подошел к ларцам со Звездами. Он знал, что подлинной считается меньшая по весу: ее огранка дает более сильный блеск, а лучи выточены глубже и изящнее. Вторая грубее, сделана явно наспех. Зачем вообще было ее делать? Просто в надежде продать вдесятеро дороже, чем стоит алмаз такой огранки?