Примерно годом ранее
Амлах знал, что они – нуменорской крови. Достаточно подойти к зеркалу или посмотреть на Митдира. Он мог многое рассказать о жизни прадеда, чуть меньше о прапрадеде, а дальше – о некоторых предках…
Теперь расписал родословную на тысячу лет вглубь.
Потом – на вторую тысячу.
Кое-какое родство нашлось. Он отдавал эти генеалогии Таургону, тот – Наместнику, Диор кивал и хмурился. «Неплохо, – говорил он, – но пусть ищет дальше».
Так Амлах дошел до времен Турамбара.
Не Турина, нет.
Ближе.
Турамбара, Короля Гондора.
И жили в то время тетя и племянница, тетя вышла замуж за их предка, а племянница – за предка самого лорда Балана.
Амлах не придал значения находке: ведь понятно, что такой лорд посмеется над попыткой набиться ему в родство. Но добросовестно выписал очередное генеалогическое древо и отдал Таургону.
Тот – Диору.
Через несколько дней, когда, по счастливой случайности (случайности?!) Таургон тоже был в Хранилище, вошел Наместник в сопровождении богато одетого лорда. Они подошли к столу, за которым занимался Митдир.
Хранилище было единственным местом, где при появлении Наместника люди не вставали и не кланялись. Но тут Митдир вскочил.
– Вот этот зайчонок, – осведомился незнакомый лорд, – и есть мой юный родич?
– Мой господин, – зайчонок дрожал от надежды больше, чем от страха, – наше родство очень дальнее. Во времена Короля Турамбара…
– Я видел древо, – произнес лорд Балан, останавливая его. – И чем же ты занят?
– Учу нуменорский квэнья, господин мой.
– Нуменорский? Я полагал, что квэнья – язык эльфов.
Лорд Балан не знал, какую лавину он стронул.
– Мой господин! – Митдир позабыл про страх, да и про надежду тоже. – Большинство текстов, которыми мы располагаем, написано людьми и относится ко времени правления Исилдура и Анариона. Эти тексты, как правило, двуязычны, потому что квэнья использовался как язык-символ, превращающий текст из повседневного в вечный. Известны случаи использования его Верными как тайного языка, но они единичны…
– Понятно, – Балану всё-таки удалось найти паузу и вклиниться в нее. – Если в моей библиотеке обнаружится текст на квэнья, я буду знать, к кому обратиться. Не сомневаюсь, что ты будешь очень занят, и всё же я надеюсь, что ты найдешь для меня время. По-родственному.
Он улыбнулся.
– Я буду рад помочь тебе, господин мой… – и тут Митдир осознал, что именно было сказано. – Господин?
– Учись, зайчонок. Если тебе надо говорить, что ты мой родич, – говори. Но с одним условием.
Балан улыбнулся, и Митдир понял, что условие нестрашное.
– С тем условием, чтобы через двадцать лет уже я стал рассказывать, что ты – мой родич.
– Обязательно, господин мой! – от радости Митдир почти выкрикнул это, эхо подхватило, высокий купол зазвенел ликованием юноши.
Тинувиэль подняла голову от книги и недовольно посмотрела на него.
…а Амлах? Амлах сидел за самым дальним из столов, где высились теперь уже ненужные родословные книги. Когда лорды ушли, он тихонько выскользнул, чтобы выплакаться в саду Хранилища.
От счастья за своего мальчика.
* * *
Итак, часть новых Стражей принесла присягу вместе с Боромиром, часть – в менее праздничной обстановке, родители отпраздновали это пирами и весельем (даже на пятом этаже приходилось спать с закрытым окном: мешала музыка) и потихоньку начали разъезжаться.
А Стражи, соответственно, знакомиться.
В один из первых дней к Таургону подошел изящный юноша лет семнадцати. Он чуть поклонился, чем удивил северянина, и заговорил:
– Ты ведь Таургон, автор «Сына Звезды»?
– Я составитель, а не автор, – качнул головой арнорец.
– Да, я знаю. Я хочу сказать тебе спасибо за эту книгу. Я ее читал… дюжину раз, наверное. И саму, и твой комментарий…
Таургон растерялся и не ответил.
– Я Амдир, сын Фелинда, – улыбаясь, юноша протянул ему руку.
– Лорда Фелинда?
Вот на кого он так похож!
– Да, – тон Амдира сразу похолодел, а сходство с отцом стало сильнее. – Это так важно для тебя?
Невысказанным было «Ведь ты друг сыновей Денетора».
– Нет, что ты, нет, – надо было исправлять положение и немедленно. – Просто… я не ожидал. Я очень рад.
Он пожал руку Амдира.
– И я очень рад, – улыбнулся юноша. – Если позволишь, я хотел спросить тебя…
Через пару дней к ним присоединился тот самый очень взрослый, на которого Таургон обратил внимание еще на присяге. Это оказался Галадор, наследник князя Дол-Амрота. Он тоже читал «Сына Звезды» и, хотя восторга Амдира не разделял, был рад познакомиться с Таургоном и послушать увлеченные разговоры этих двоих об истории.
Для арнорца эти беседы стали праздником.
Дело было не только в интересе к истории, хотя так приятно, когда твое увлечение разделяют. Просто впервые за одиннадцать лет в Цитадели с ним говорили не покровительственным тоном.
Диор, Денетор, Барагунд – все они снисходили до него, они его опекали, привечали, защищали… больше или меньше, подчеркнуто или невольно. Даже у Боромира прорывались эти нотки: он был, если понадобится, готов помочь, но не как друг, а как будущий могущественный лорд.
Амдир и Галадор были знатнее Дома Мардила, но ни словом, ни тоном не обещали Таургону своей милости. Тем паче милостей своих отцов. Они пришли не благодетельствовать его, а просить одарить их.
Это было внове, это было прекрасно – и Таургон давал щедро, как только мог.
Таургон был так захвачен новой дружбой и новыми чувствами, что совершенно позабыл о прочем.
Но о нем отнюдь не забыли.
Они с Амдиром и Галадором разговаривали, стоя на Языке, когда к ним подошел (у обычного человека это называлось бы подбежал) Боромир.
– Таургон! Ты обещал, что мы будем заниматься! Я который день жду тебя! Сколько еще?!
– Добрая встреча, Боромир, – изрек сын лорда Фелинда. – Если ты не заметил, мы с Таургоном беседуем. Возможно, – холодный тон пресекал любые возражения, – тебе будет интересно узнать, что предмет нашей беседы – «Сын Звезды». Сколь мне известно, эта книга была составлена для тебя.
– Да, – сын Денетора ринулся во встречную атаку, – это прекрасная книга, но что же мне, теперь всю жизнь только и делать, что разговаривать о ней?!
Обычные лорды отправили сыновей служить с Боромиром, чтобы создать дружбу, а Фелинд, похоже, чтобы закрепить вражду.
Но Амдир не успел ответить, Таургон оказался быстрее.
– Пойдемте, – он обвел глазами всех троих. – Мы Стражи Цитадели, и воинское мастерство запускать нельзя.
В трапезной не мог не привлекать внимания один парень. Слово «юноша» на нем не держалось, как седло на обозном битюге: подпруги не сойдутся.
Парень знал это – в смысле, не про подпруги, а про свою внешность. Знал и хотел казаться незаметным. Только вот это было невозможно.
Его плечам и могучей груди позавидовали… бы, ни прилагайся к ним не по-дворянски мозолистые руки и простоватое лицо. В Третьем отряде такой никого бы не удивил, но как он попал в Первый? Да еще и сейчас?!
Эдрахил ставил его охранять то Сокровищницу, то Усыпальницы, то еще куда, лишь бы подальше от взглядов. Ночные караулы – тоже вариант. И как ему кольчугу-то подобрали, на такие плечи… впрочем, оружейная общая для всех Стражей.
Судя по всему, парня ждала незавидная участь жертвы знатных острословов. Но оказалось иначе. Его сразу же взял под опеку Брегол. Вот уж от кого не ждал доброго поступка! И вот – сын Борласа доброжелателен с этим здоровяком, а вздумай кто отпустить злую шутку, глянет хуже отца на совете, вот просто удар кинжала, а не взгляд.
Садора – так звали этого парня – перестали задирать. Свита Брегола, которой он обрастал стремительно (одни – сыновья сторонников отца, другие спешили заручиться поддержкой будущего лорда совета), тем более его не трогала, хотя обращались они с ним скорее как с ручным медведем своего вожака. Ну, не дразнят – и на том спасибо.
Но что-то свербило Таургона.
Арнорец говорил себе, что надо верить в людей и верить своим глазам, что сын не обязан быть таким же дурным человеком, как отец, что хватает собственных забот и нечего пытаться брать на себя заботу о каждом человеке в Гондоре, есть дела важнее…
Дела действительно были. Он оказался между Амдиром и Боромиром.
Амдир хотел бесед об истории, судьбах Гондора и Нуменора, о литературе… Сын Фелинда тоже обрастал свитой, просто право хотеть было у него одного. Рядом был Галадор, свита наследника Дол-Амрота была невелика, сам он предпочитал помалкивать, но слушать Таургона было интересно и ему. Рассказывать им двоим означало не меньше дюжины слушателей в любой день.
И это было правильно.
Но.
Был Боромир. Для которого полчаса неподвижности – это пытка. Интересно, как он отстаивает караулы? – наверное, мука мученическая для него.
Боромир звал его в воинский двор. И разумеется, сын Денетора тоже обрастал свитой, еще как. Показать что-то ему означало показать всем, а приучать будущих командиров к тому, что есть бой и помимо строя необходимо, поэтому Боромира тоже надо слушаться, и проще разорваться, но когда ж удается сделать то, что проще?
И это был не конец проблем, это было их начало.
Амдир не упускал ни единого случая заметить, что Боромир не ценит мудрость, не желает знать историю и так далее. Он делал это тонко и умело (два года разницы в их возрасте – страшное преимущество!), явно научен отцом. Вздохнет только: «А. Понимаю…» – и всё, приговор подписан.
И это на глазах одной свиты, а то и обеих.
Хотелось разнести Седьмой ярус по камушку, надрать Амдиру уши, высказать лорду Фелинду всё, что ты думаешь о его плане вогнать глубокий клин и расколоть совет Гондора еще одной пропастью… мало ли, что хотелось.
Хотелось, чтобы мраморный Элендил сошел с пьедестала в Тронном зале и сказал бы потомкам: «Ну что вы творите?!»
Элендил не сходил. Надо было что-то делать самому.